Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 1
Однажды ночью, не заходя домой, прямо с работы, пошел на вокзал, взял билет и поехал. На билет до Ростова не хватило денег, взял до Курска. Вышел из вагона, поглядел вокруг — тоже родная земля. Я же здесь воевал на Курской дуге… Продал на базаре в Курске шубу — была у меня хорошая драповая шуба на меху, купил одежонку попроще, хватило с той шубы и на сапоги, еще и осталось, сел в пригородный и приехал вот сюда, в вашу МТС.
— Вашу, нашу…
— Да теперь уж нашу. Спрашиваю: «Нужны вам трактористы?» — «Нужны!» — говорят. Ну, а дальше что ж вам о своей жизни объяснять? Сами все знаете. И как женился и как хатой обзаводился. С Улей мы знакомы еще с сорок третьего года. Когда в Березовке на дуге оборону держали, я три месяца жил у них в хате со своими батарейцами. А не приехал сюда сразу после демобилизации, во-первых, потому, что она на мои письма не отвечала, а во-вторых, этот Дракин подвернулся: «Поедем, найдем работенку почище!..»
— Так бы и говорил. Не только то, стало быть, потянуло тебя сюда, что на Курской дуге воевал.
— Поехал Серега за дугой, а нашел тут и хомут!
— Затянули парню супонь! Довольно выбрыкивать!
— Уля затянет!..
— А почему ж она на твои письма не отвечала?
— Ну, товарищи, это уж дело наше личное, семейное.
— Не потому ли, что ты и Зиночке Михайловой писал, соседке?
— Вот они небось поделились друг с дружкой радостью, да обе и не стали тебе отвечать.
— Бывали, товарищи, ошибки в жизни, признаю. — Сергей вздохнул, встал, перекинул салфетку через локоть. — Ну что ж — приступим? Лукерья Федоровна! Готово у вас?.. Что прикажете подать на первое? Есть консоме с пашотом, есть рассольник рыбный с фрикадельками, есть суп харчо. Не надо первого? Сразу второе? Рагу из баранины? Есть, подаю. Водочку сами разольете или поухаживать?..
Пылает костер на крутом берегу реки, разгоняет дымом комаров. В гостях у трактористов — председатель колхоза Семен Мокеич Туголуков. Семен Мокеич по-честному хотел принять участие в складчине, совал не раз деньги бригадиру тракторного отряда — его вклад категорически отвергли.
— Сегодня, Мокеич, мы тебя поим-кормим. Но тебе перед нами и ответ держать!
— Это как сказать. Кому — перед кем! — отвечал твердо Семен Мокеич.
— Сегодня наш день. Как Восьмого марта, женский день, мужчина обязан женщине подчиниться, так сегодня — наше первое слово.
— Почему вы, Семен Мокеич, не выступили на собрании, не рассказали, как живете с нами, трактористами, как нам помогаете?
— Я вам, ребята, уже говорил: на прошлой неделе вставил новые зубы, не обработалось еще во рту, не могу выступать.
— Язык зацепляется за зубы?
— Не выговорите слово «механизация»?
— Вместо «механизация» получится махинизация.
— А что! Так оно у вас подчас и выходит — махинизация. Жалко, что нет здесь вашего директора, я б ему так и высказал! Черные пары, нужно и не нужно, культивируете по пять раз, эта работенка вам нравится, тут нетрудно нагнать гектары в переводе на мягкую пахоту. А доходит дело до зяби — у вас уже и планы перевыполнены, и горючее израсходовано, лимитов нет. Это что — не махинация? Гремит МТС на всю область — передовая! Самая высокая выработка на трактор! Очковтирательство, а не выработка!
— Это не от нас исходит, Мокеич. У директора свои расчеты, он за перевыполнение мягких гектаров премии получает. А мы простые люди. Ты с нами поговори.
— Простые! А вам за что трудодни пишут! Не за выработку! У вас тоже своя прогрессивка. Если нам правительство приказывает: сочетать технику с живым тяглом, так нужно делать это с толком. Пары прокультивировать — это мы сможем и на лошадях, не поспешайте поперед батька в пекло! Вы нам зябь пашите, вот! Это потруднее. Под свеклу пашите, на тридцать сантиметров, у нас для такой пахоты и конных плугов нет. Доколе это безобразие будет продолжаться! Каждый год половина площади остается под весновспашку!
— Мокеич! Есть и наша вина, не отрицаем, но вам же сказали уже: сегодня наш день.
— А ежели ваш день, так что — богу молиться на вас?
— Молиться не надо, а все-таки объясни ты, Семен Мокеич, почему так получается: в других колхозах питание трактористов обошлось за лето по триста рублей с носу, а нам насчитали за прошлый год почти по тысяче?
— Чем вы нас таким особенным кормили? Куриными котлетами, что ли?
— Такая же картошка, такой же борщ.
— Кабы такой! Как вам не стыдно было предлагать нам по восемь рублей мясо с той коровы, что сгорела, когда молния в стадо ударила? Трактористы отказались — дорого; вывезли на базар, по четыре рубля просили — никто не берет. Ну — вези назад. Переварили то мясо, перемешали с отходами — скормили курчатам на птицеферме. В «Крокодил» надо писать про такую вашу доброту!
— Приедет начальник из района — тому выписываете продукты «по себестоимости». А трактористам — втридорога.
— По среднерыночным ценам. По закону.
— Какие же среднерыночные, если на базаре по четыре рубля не берут то мясо, что нам по восемь считаете?
— Плохо получается, Семен Мокеич! Колхоз считают передовым, а трактористы отказались от общественного питания! Не по карману. Как единоличники, с узелками в поле ходим. Вам же, правлению, неприлично!
— Будете хорошо работать — буду хорошо кормить.
— Вот что! А может, давайте жребий метнем, с чего начинать? Лучше покормите — лучше поработаем.
— Питание в поле и вагон — это основное для тракторной бригады, Семен Мокеич! Без этого и бригада не бригада. Как я могу с них дисциплину требовать, если, скажем, прошел ливень и ребятам обсушиться негде, бегут домой ночевать, за десять километров?
— Есть у вас вагон, чего голову морочите!
— То не вагон, собачья будка.
— Нет, не собачья — куриная. Это нам отдали походный курятник, в котором колхоз когда-то кур вывозил в поле на черепашку.
— Трем человекам только в ней лечь.
— А прицепщикам куда деваться? Тоже живые люди.
— Осень придет, холода, дожди — за целые сутки душу негде отогреть!
— Не видали вы, что ли, хороших вагонов, что эту конуру на колесах называете вагоном? Поезжайте в «Красный Октябрь», посмотрите: за пятнадцать человек вагон, полочки, матрацы, двойные стены, утепленные, печка железная для осенних холодов, радиоприемник, библиотечка. Вот то забота о своих трактористах!
— Давай, Мокеич, сегодня, в наш торжественный день, так договоримся. Мы признаем: плохо работали. Был и брак на пахоте, и не укладывались в сроки, и с этими мягкими гектарами хитрили, нечего греха таить. Обещаем, что свои ошибки ликвидируем. Но и вам, правлению колхоза, нужно перестроиться в корне!
— Если вам еще и матрацы и радио, так меня колхозники живьем съедят! И так нареканий не оберешься: все трактористам да трактористам, помешались вы на своих трактористах!
— Кто ж может такое сказать: помешались на трактористах? Только самые несознательные элементы. И ты, Мокеич, за ними в хвосте плетешься. Не к лицу культурному председателю! А сознательные колхозники понимают — на нас все полеводство держится. И знают, что работенка у нас нелегкая. Кого никогда не увидишь с женою вечером в клубе? Тракториста с женою не увидишь. Потому что он все лето в поле живет. А легла зима — он надел опять свою промасленную робу и пошел в МТС на ремонт, до весны.
— Семен Мокеич! Вы, может, тоже такого мнения, что трактористы склочники и горлопаны? Из-за всякого пустяка, мол, скандалы поднимают. Так нас само дело заставляет скандалить! У нас в руках — дорогая техника. Если вы нам выделили на обслуживание самых последних кляч и воду или горючее не подвозят вовремя — получаются простои. А что значит простой у тракториста? Когда он спит под кустиком, а машина стоит, не он один спит — с ним тридцать лошадиных сил спят!
— А то и все восемьдесят, если дизель простаивает!
— Отношение у нас в колхозе к трактористам — прямо как при старом режиме!
— Сказал! При старом режиме трактористов не было.
— За такое отношение еще в тридцать третьем году политотделы председателям холку намыливали!
— Да вы что, ребята, в самом деле? Зачем меня пригласили до своего коша? Выпить-закусить или чтоб поругаться?
— И за тем и за другим, товарищ председатель.
— А когда ж с вами в другое время по душам поговорить? На табор к нам приедете — трактористы в борозде работают, один-двое лишь на профилактике стоят. В одиночку с вами несподручно ругаться. А тут мы все в сборе.
— Гуртом и батька легче бить!..
Парень с двумя орденами Славы и несколькими медалями на кителе защитного цвета прилег спиною к дереву, смотрит в пламенеющее небо на западе, где только что скрылось солнце за горизонтом, тихо наигрывает на баяне. Вокруг него на траве, в разных позах, сидя и лежа, расположилась вся бригада… И у другого тракториста — медали, ордена и у третьего — медали, нашивки за ранения… Негромкая песня, вполголоса: «Эх, дороги, пыль да туман…»
