Александр Золототрубов - Тревожные галсы
«Ну вот, кажется, началось», — облегченно вздохнул Скляров.
Теперь ясно, что «противник» хочет пройти в стороне от фарватера. Надо спешить. Скляров приказал увеличить ход до полного и тут же запросил ют. Кесарев доложил, что мины к постановке готовы. Просил чуть уменьшить ход, а то волны заливают палубу и надстройки. Очень тяжело будет людям работать.
— Я сделаю это, как только корабль войдет в заданный район. Сейчас важно опередить «противника».
— Понял, — донесся по телефону голос Кесарева.
Периодически акустик докладывал, что держит надежный контакт с лодкой. Вахтенный офицер предложил немедленно атаковать ее глубинными бомбами, но Скляров отверг это, заметив, что не хочет выдавать свои намерения. Если начнут рваться глубинные бомбы, «противник» сразу же разгадает замысел.
Скляров обернулся к замполиту:
— Ты куда сейчас, к акустикам? Торопись. А мы тут со старпомом управимся.
Между тем лодка уходила в направлении мыса. Скляров не сомневался, что на ее борту был умный, опытный командир, он ожидал, что вот-вот субмарина осуществит маневр. У мыса ей делать нечего; места там неглубокие, дно скалистое. Как-то тут работали водолазы, и у одного из них на грунте порвалась резиновая рубаха. Поднявшись на палубу, он чертыхнулся:
— Куда ни, ступи — камни острые, как ножи...
«Нет, лодка к мысу не пройдет, — подумал Скляров. — Факт, не пройдет, там не сманеврируешь...»
Чутье не подвело Склярова — лодка прошла несколько миль и резко повернула к фарватеру. Она пытается уйти, это ясно, но почему не применяет помехи? И что странно, в тот момент, когда акустик доложил, что лодка изменила курс, тон эха стал много выше.
— «Противник» хитрит, — подал голос старпом, — хочет ввести нас в заблуждение.
— Я это давно понял...
Скляров решил сблизиться с лодкой и атаковать ее. Он предпочитал иметь дело с сильным «противником», когда в высшей степени необходим критический взгляд на свой прежний опыт и знания. В море Скляров весь отдавался учениям. Нередко он говорил, что для военного моряка океан — не место для прогулок, и курсы, которые прокладываются в нем, могут стать боевыми.
— Павел Сергеевич, — вновь заговорил старпом, — разрешите мне? Я мигом накрою ее глубинными бомбами. Что, сомневаетесь?..
«Нет, Роберт Баянович, этого я тебе не разрешу, — мысленно ответил ему капитан 2 ранга. — Я должен реабилитировать и себя, и весь корабль за минную постановку, когда Черняк свалился за борт. Я должен реабилитировать, а не ты. Ты знаешь мой характер, я никогда свое дело не перекладываю на других...»
— Я уж сам... Впрочем, — добавил Скляров, — это наша с вами общая атака.
«Не общая, а твоя, — подумал Комаров. — Боишься, что я сорвусь. Но у меня уже такое было, когда ты находился в отпуске. Только я не стал тебе говорить. Не стал, потому что не люблю хвастунов. Тот, кто хвалится, собой любуется. А это плохо».
Акустик доложил, что лодка маневрирует. Она сбавила ход, но курса пока не меняет. «Я пойду следом за ней», — решил Скляров. Он был похож на охотника, который упорно и настойчиво преследует зверя. Поддерживать контакт с лодкой, упреждать ее маневр становилось все труднее, но именно это обстоятельство заставляло командира «Бодрого» действовать азартно и в то же время осмотрительно, пристально наблюдая за изменившейся ситуацией. В море, как однажды выразился комбриг Серебряков, надо уметь вовремя сделать свой шаг.
Да, он был прав. Был когда-то свой шаг и у Склярова, когда еще курсантом военно-морского училища проходил практику на тральщике. В тот день море тоже бушевало. Корабль, закончив траление, взял курс в базу. Неожиданно с рейдового поста был получен семафор: на нордовом буе погас фонарь. Требовалось срочно его зажечь, иначе рейсовый пароход наскочит на подводную скалу.
Курсанты прыгнули в шлюпку. А море клокотало. Темно-синие, с белой, как вата, пеной, волны накатывались на шлюпку, она зарывалась в воду и снова выплывала на гребень волны. В тот момент, когда нос шлюпки оказался рядом с буем, Скляров прыгнул на ажурную площадку буя. Оказалось, что штормом погнуло трубку, по которой поступал ацетиленовый газ. Опершись спиной о предохранительное кольцо, Скляров отвинчивал поржавевшие болты. Ледяная вода жгла тело, руки сводило судорогой. Наконец он заменил трубку. Теперь надо зажечь... И вдруг набежавшая волна накрыла буй, и Скляров сорвался с площадки. Падая, он успел схватиться за металлическую стойку и повис над водой. «Конец... — пронеслось в голове. — Разобьюсь...» В глазах потемнело. Боцман, находившийся в шлюпке, что-то кричал, но его слов он не разобрал. У его ног кипела вода, обдавая дождем брызг. Но Скляров упрямо карабкался на площадку. Еще рывок, еще... Наконец он взобрался и, отдышавшись, зажег фонарь.
— Готово! — крикнул Скляров.
Шлюпка уходила все дальше. Буй горел красными проблесковыми огнями, словно приветливо мигал своим спасителям. Неожиданно в сизой дымке показался пассажирский пароход. Это был «Державин», курсирующий на линии Архангельск — Мурманск. Он гордо прошел мимо буя, и никто из пассажиров не знал, как предотвратили катастрофу.
...«Бодрый» неотступно преследовал лодку. Акустики держали с ней надежный контакт. Скляров мучительно ждал, когда же она изменит свой курс. Его начали одолевать сомнения, но старпом убежденно сказал:
— Надо подождать. Она что-то хитрит, но замысел у нее один — фарватер.
Прошло еще с полчаса. И вот лодка свернула на фарватер.
— Кажется, мы перехитрили «противника», — сказал Скляров, потирая руки. — Теперь резко менять курс и — в район постановки мин.
«Бодрый» уходил к мысу.
Кесарев запросил командира, когда наконец начнется постановка мин, — погода становится хуже. Скляров коротко ответил: ждать!
Наконец «Бодрый» лег курсом вдоль скал, и начали ставить мины. Тележки с круглыми черными шарами одна за другой падали в воду и исчезали в пучине. Каждая мина вставала на заданной глубине. Скляров, однако, настороженно ходил по мостику. Казалось, все учел, сделал точный расчет, упредил «противника», но беспокойство не покидало его. А тут еще штурман сказал, что, мол, лодка, обнаружив «Бодрый», могла укрыться где-нибудь на глубине и выжидать, как это нередко делали североморские подводники в годы минувшей войны.
— Мы похожи сейчас на волка, который гоняется за лисой, — засмеялся Лысенков.
Скляров, стоявший в двух шагах от него, едва не крикнул: «Куда ты, штурман свой нос суешь? Твое дело — держать курс, а уж с «противником» я сам разберусь». Но он ничего не сказал, а лишь косо взглянул на Лысенкова. Но когда тот вновь заговорил, он резко прервал его:
— Курс?
Лысенков понял, что командиру не до шуток.
— Сто сорок пять!
— Так держать!..
Теперь Скляров подумал о том, сообщать ли в штаб флота о своем решении. Пожалуй, надо еще подождать. Если допустил ошибку, то теперь ее не исправишь — выставлены все мины. «Пройдем мыс, и тогда дам знать», — решил он.
Была ночь. Небо очистилось, на нем заискрились звезды. Ветер поутих, но море по-прежнему бушевало. Мыс остался за кормой. Скляров составил донесение и, вызвав на мостик Грачева, велел его отправить. Не успел выпить чаю, как из штаба поступил ответ: «Действуйте по плану».
— Значит, в базу? — спросил его Леденев.
— В базу, комиссар. Что, тоже затосковал по берегу?
— А на берегу будем думать о море, — усмехнулся замполит.
— Да уж как водится...
Скляров тяжело поднялся из-за стола и, посоветовав замполиту «прикорнуть часок», направился на ходовой мостик.
«Бодрый» подходил к узкому деревянному причалу. Еще издали Скляров увидел на берегу матроса Гончара. Он стоял у черно-бурого валуна и, казалось, с грустью смотрел на приближающийся корабль.
«Достанется мне сейчас от комбрига», — подумал Скляров. Он подозвал к себе Грачева, кивнул в сторону берега:
— Вот он, ваш отличник...
Петр промолчал. Тяжело было у него на душе. Он знал, что о ЧП на «Бодром» будут говорить в штабе и, наверное, вызовут в политотдел, а там, глядишь, и выговор по партийной линии объявят. Но не это волновало Грачева — он готов по всей строгости отвечать за своего подчиненного. Волновало другое: как там у матроса дома?
— Берите его — и ко мне, — сказал Скляров.
На пирсе моряки с «Бодрого» ловко подхватили концы, поданные с корабля, и стали дружно заводить за кнехты. «Бодрый» покачался, покачался на зыбкой волне и затих.
Поставили сходни, и Гончар поднялся на корабль. Грачев ждал его у трапа.
— Товарищ старший лейтенант, матрос Гончар... — Он осекся, не зная, что говорить дальше. — Прибыл, так сказать... Прибежал на причал, а корабля уже нет...
Грачев повел Гончара к себе. Когда вошли в каюту, он хмуро бросил:
— Садитесь.
Однако матрос не сел.
— Стыдно, да? — с укоризной заговорил Грачев, — Мне тоже стыдно. За вас стыдно. И за себя. Выходит, не научил порядку... А я вам верил. В военно-морское училище рекомендовал...
