Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 3
(Как мне жали руку, отводя подальше в темный угол.)
После каждого боя ряды и врагов и друзей редеют.
«Подхалимство вверх и самодурство вниз».
Название статьи: «Без беллетристики».
Мы можем миллион раз повторять: «Руководители должны быть связаны с массами, прислушиваться к голосу масс, массы должны контролировать и т. д.» — и ничего от этого не изменится.
Это — идеализм, полагаться на то, что именно таким способом, способом уговоров, мы сможем усилить связь партии с массами. Нужны практически-действенные формы. Нужны такие условия, чтобы не связанные с массами руководители просто не избирались бы.
Все держится на личности? Вот А. С. Макаренко. Один человек. А не было бы его? Так разве таких талантов мало? Нет, много талантов, в том-то и дело.
Надо создавать такие условия, чтобы эти таланты находили свое место. Чтобы их народ замечал и выдвигал.
Разве опыт Макаренко надо брать только для школы? Это надо брать для жизни. Вот это и есть самоуправление, могучая сила коллектива!
У нас не было уважения к общественной собственности колхозников.
Из письма читателя:
«О ваших очерках критики пишут — смело! Это возмущает. До каких же пор у нас в стране будет требоваться смелость, чтобы сказать правду?»
Если бы реакция наводила только страх — полбеды, она мысль убивает — вот это страшно.
Скажу прямо — моим Мартынову и Долгушину в жизни гораздо труднее, чем в очерках.
Трудно стало еще жить потому, что мы сталкиваемся с новыми формами сопротивления бюрократизма.
Нас редко убеждает история, которая нам не льстит.
Борзовщина и демагогия — это разные проявления одного и того же.
Завет В. И. Ленина о том, что лучший способ отметить годовщину Октябрьской революции — это сосредоточить внимание на нерешенных задачах.
Эльза Триоле: «Для Маяковского характерно не то, что он был футуристом, а то, что он перестал быть им».
Идея колхозов не могла не понравиться народу, потому что это самая человечная идея устройства жизни в деревне.
А люди хотели человечного устройства их жизни.
Тарас и два сына, и оба Остапа, ни одного Андрия.
Был я на одном званом обеде. Ну что ж, хлеб-соль ешь, а правду режь.
Не верь ушам, верь глазам.
Молчащий в гневе страшен, кричащий в гневе смешон.
Очковтирательство ради спасения урожая и очковтирательство ради карьеры.
Есть у нас «занимательная физика», «занимательная химия», «занимательная астрономия». Так сказать, в облегченном виде — для всех. Есть и «занимательная литература».
— Левитан…
— Что? Художник?..
— Нет, диктор. Чтец. Глашатай.
Если факел опустить вниз, то языки пламени все равно будут тянуться вверх (тибетское изречение).
Император велик только в своем царстве, ученый же пользуется уважением повсюду (тибетское изречение).
Даже когда работаешь фотоаппаратом, то нужно в это время работать и головой.
— Приезжайте к нам, у нас в отстающих колхозах много юмора.
— Этот мрачный юмор мне надоел.
— А в передовых колхозах у вас нет юмора?
При формализме можно не думать. Это очень облегчает работу.
[В Югославии]Разговоры с писателями. Больше всего интересуют их Пастернак, Пильняк, Бабель.
Стандартные вопросы корреспондентов, заранее, видимо, заготовленные…
И почему не было разговора, вопросов о действительно лучших наших писателях: Макаренко, Гайдаре, Диковском и т. д.
Слова Маркса (приводит Франц Меринг в книге «Карл Маркс. История его жизни»):
«Писатель не должен работать, чтобы зарабатывать, а должен зарабатывать для того, чтобы работать».
Когда у меня руки опускаются, я поднимаю левой рукой правую руку и заставляю ее писать.
Нет, не могу я помереть, пока не скажу этого, самого главного…
В споре не только кричи, но и слушай. Старайся не только доказать свое, но и вникнуть в аргументы противника, — может быть, он действительно в чем-то прав и в этом тебе не бесполезно убедиться?
Отрицать — это и дурак сумеет. Главное — знать, чего ты хочешь.
Вот если я наружностью своей совершенно непохож, скажем, на верблюда и кто-нибудь назовет меня именем этой скотины — ей-богу, не обижусь. Я просто не обращу внимания и пройду мимо.
Но если я сам чувствую в себе сходство с этим горбатым красавцем, сознаю за собой этот грех, и кто-то метко меня обзовет дромадером — думаю, что меня это заденет, рассердит, и я, подобно же верблюду, начну плеваться.
Я бюрократ, каких свет не видел, самодур, деспот, Угрюм-Бурчеев, но — не смей меня критиковать!
Ты же даешь этим пищу нашим врагам!
Не называть цинизм нигилизмом.
И. Эренбург опубликовал за время Отечественной войны свыше тысячи статей!
(Из диссертации Лапшина)
В статьюПишу я это не как писатель. Даже не считаю это литературой.
Писал бы это и не будучи писателем.
Просто как человек, у которого есть голова, для того чтобы думать. Есть Родина, о судьбе которой он заботится. Есть социализм, который является и личной целью его жизни. Есть дети, о судьбе которых тоже приходится думать.
Щедрин о новой литературе:
Это средней руки кокотка, которая утратила даже сознание, что женщине легкого поведения больше, нежели всякой другой, необходимо соблюдать опрятность.
Огромный поток литературы о прошлом, о первых днях революции. И некому писать о сегодняшнем.
Надо отдохнуть от этого потока.
Самое страшное в человеке — двурушничество. С того дня, как его заставили первый раз, затаив в душе одно, сказать совсем другое, с этого дня начинается падение этого человека. Если вовремя не смоет с себя эту гадость…
С двурушничества начинается все: подлость, склонность к вероломству, предательству. Это — гибель человеческой души.
Это страшная ошибка, когда начальнику больше нравится покорный двурушник, нежели строптивый вольнодумец. Гнилое, деланное единодушие…
Устранить все поводы для культивирования двурушничества!
Дурак не энергичный — это еще полбеды. Но дурак энергичный…
Мы решили… Привыкли к этому так, как будто мы уже сделали.
Дело не в перемене курса корабля (ни на один градус!), а в том, чтоб счистить ракушки, облепившие днище и замедляющие ход.
Два коммуниста. Один привык к тому, что за все отвечает перед народом. А другой привык только повелевать, учить, командовать.
Выступает правильно.
Поступает неправильно.
Он совершенно искренне думает, что эти грехи — только в других, не в нем самом. Раз он все время говорит об искоренении этих грехов, то как же они могут быть в нем самом. Он давно уже выпустил их из себя — вместе с речами об их искоренении.
Когда идет речь о расширении демократии, то подразумевают именно расширение демократии, а не анархии. Чего нам бояться, в самом деле?
В этом смысл, интерес, полнота жизни людей!
В этом расцвет социализма!
Это то, что можно показать миру, чем действительно можно удивить мир!
Полярно противоположный взгляд на некоторые факты.
Где-то не избрали рекомендованного обкомом секретаря.
ЧП!
А я смотрю — здоровый факт. Партийные массы поправили обком. Очень хорошо!
Лишние заботы?
Нет. Часть забот народ берет на себя.
Настроение колхозников в отстающих колхозах (а таких еще много) очень скверное. Даром уже не хотят работать. Терпение лопается.
Щедрин — в сказке про ворона-челобитчика:
Жить, как все ныне живут: дела не делают, а изворачиваются.
Бюрократы и демагоги нужны друг другу, они союзники.
Демагоги позволяют бюрократам свертывать борьбу с бюрократизмом.
Писатели в среде интеллигенции — наиболее думающие люди. И так и должно быть. В этом их профессиональная особенность. Если бы они меньше думали, они не были бы писателями.
Земля русская не должна обеднеть талантами.
