Олег Селянкин - Вперед, гвардия!
— Хорошо, — говорит Норкин, не столько отвечая инженеру, сколько одобряя действия Латенко, который уже вступил в бой.
— Мне вам нужно что-то сказать!
— Попозже немного.
— Срочное и очень важное!
Норкин поморщился, еще раз взглянул на мост, на катера, снующие около него, и, наказав Дятлову докладывать ему о всех действиях и бронекатеров и противника, спустился вниз.
— Слушаю вас, — сказал Норкин, опустившись на землю и рассматривая руки, липкие от смолы.
Карпенко подошел к нему вплотную и шепотом подробнейшим образом передал ему и содержание письма Семенова, и свою беседу с Головановым и Ясеневым.
— Из минометов бьют по нашим! — докладывает Дятлов.
— Но я им так и сказал, что все это вранье, злостное вранье, — зудит Карпенко.
— Латенко переносит огонь в тыл врага!
— Отставить! Его цель — мост! Селиванову прикрыть Латенко огнем! — приказывает Норкин.
Хлопают выстрелы у Паричей. Рявкают пушки здесь, у соснового бора.
— И еще одна новость, товарищ комдив, — продолжает Карпенко. — Ковалевская и Чигарев поженились…
Ага, задело! Неприятно, голубчик? То-то и оно…
— И вообще у них там на этот счет свободно. Из работников госпиталя только одна жена Селиванова и держится. Остальные гуляют напропалую!
— У вас всё?
— Всё. — На лице Карпенко злорадство.
— Осматривайте катера, возвращающиеся из боя. Со мной держите связь, — говорит Иоркин и снова лезет на сосну.
Нечего сказать, хорошие новости привез Карпенко. Чигарев и Ковалевская — этого и следовало ожидать. А вот Катя… Ведь верил ей, скучал, ждал встречи… Видно, правы люди, когда говорят, что ни одной женщине, кроме матери, нельзя доверять…
— Товарищ комдив! — кричит Дятлов.
— Иду, иду, — отвечает Норкин и быстрее карабкается по сучкам.
2Бой у моста напоминал борьбу людей со взбунтовавшейся рекой: вода бросается на земляную перемычку, просачивается сквозь нее, ежеминутно грозится вырваться из водохранилища, куда ее загнали люди. Однако строители зорко следят за поведением воды. Стоит ей просочиться где-нибудь, как к этому месту подбегут люди, и глядишь — заделана накрепко лазейка.
Здесь вместо беснующейся воды были фашисты: за то короткое время, пока сменялись отряды, они, подобно струйке, робко, но торопливо бежали на мост, за ними широкой серой лавиной устремлялись остальные.
«Карусель» безнаказанно заканчивала второй оборот. Норкин забрался на самую вершину сосны и не отнимал бинокля от глаз. Ему не нравилось, что фашисты не оказывают сопротивления. Неужели у немцев нет ни танков, ни пушек, ни крупнокалиберных пулеметов? Конечно, есть. Тогда где они сейчас? Почему молчат?
А время торопило, подстегивало: отряд Селиванова, готовый к выходу, ждал только сигнала. И тогда Норкин приказал вызвать к телефону Селиванова и Курочкина, а когда они пришли, — сказал:
— Вот что, Ленчик… Курочкин пойдет сзади тебя в засаду… Курочкин! Слышишь меня?
— Так точно, товарищ…
— Ну и хорошо. Твоя «катюша» должна выждать момент и ударить в самую решительную минуту. Ясно?.. Тогда — марш!
Селиваноз, шагая к катерам, пытался разгадать мысли Норкина. Что он задумал? Почему посылает Курочкина? В каждом отряде есть один катер с «катюшей», но раньше комдив держал все эти катера около себя, создав как бы особую группу, способную мгновенно нанести мощный огневой удар. Это было понятно и возражений не вызывало. Почему же теперь он отказывается от первоначального, как Селиванову казалось, правильного варианта?
Так и не ответил Селиванов на этот вопрос. А командиры катеров не задумывались: комдив приказал, значит — делай. Ему с сосны виднее.
А что же видно Норкину? Только одно: противник что-то затевает. Значит, нужно внести какие-то изменения в характер боя, чтобы опять ошеломить противника, спутать его расчеты на первое время. Вот он и послал катер Курочкина в засаду. Что из этого выйдет — видно будет.
Курочкин, вернувшись на катер, еще раз посмотрел на лоцманскую карту Березины. Как командир, он уже изучил этот участок реки до моста, но тогда смотрел на фарватер, а теперь особое внимание обратил на береговую черту.
— Командир отряда отходит, товарищ лейтенант, — докладывает Курочкину пулеметчик из верхней башни.
— Хорошо, — отвечает Курочкин и снова ищет на карте место для засады. Ага, кажется, нашел. Вот тут, у правого берега, карандашом нанесена полузатонувшая баржа. Интересно, можно или нет втиснуться между ней и берегом?
— Весь отряд снялся! — теперь уже нетерпеливо Докладывает пулеметчик.
Что ж, попытка не пытка…
— Отдать носовой! Малый вперед!
На середину реки вышли три бронекатера серо-стального цвета и понеслись к мосту, залпами усиливая неразбериху в рядах отступающего противника. Четвертый — зеленый с желтыми пятнами на бортах — крался вдоль берега, прячась за кустами.
В узкую прорезь смотровой щели Селиванову видны торцы толстых бревен настила на мосту, трупы, разбитые остовы машин. Несколько солдат, работая оглоблями, как рычагами, торопливо скидывают в реку машины, трупы лошадей, повозки. Вслед за ними, почти во всю ширину моста, двигаются тупорылые грузовики, которые, словно сердясь на медлительность продвижения, выбрасывают из выхлопных труб черные сгустки дыма. Вдоль перил цепочками бегут пехотинцы. Все это знакомо по предыдущему налету. Только тогда, кажется, машин было значительно меньше и на их дверцах виднелись другие знаки. Чтобы проверить себя, Селиванов спросил Волкова, стоявшего рядом с ним в рубке катера:
— Волков, эти были или нет?
— Нет…
Значит, к переправе подошла новая часть. Что ж, посмотрим, из чего они сделаны.
— Открыть огонь! — приказал Селиванов.
Длинная очередь крупнокалиберного пулемета хлестнула по солдатам, расчищавшим проход, потом прошлась и по тем, которые жались к перилам. Селиванову невольно вспомнилась трава, падающая под скользящим ударом косы: она падает так же последовательно и таким же плотным рядом.
Вот снаряд ударил в передние колеса грузовика, взбиравшегося на мост. Грузовик подпрыгнул, словно спасаясь от ожогов пламени, вспыхнувшего у него под, мотором, и рухнул грудой пылающих обломков.
По броне зацокали фашистские пули, забарабанили осколки. К этим звукам уже привыкли, и никто из моряков не обращал на них внимания. Вдруг свинцовые брызги ворвались в смотровую щель, в которую смотрел Селиванов. Обожгло лицо. Селиванов инстинктивно прикрыл ладонью глаза. Нет, все в порядке. Только лицо чуть покалывает и кровь сочится.
— Перевязать? — спрашивает Волков.
— Вперёд, а не на меня смотри! — кричит Селиванов, Волков опять наклоняется к смотровой щели. Рокочут пулеметы. Часто-часто, с предельной скоростью рявкают пушки. Катер Селиванова наращивает темп боя.
И вдруг от удара вздрогнул весь катер.
— Пробоина в носовом кубрике, — докладывает матрос.
Новый удар. Селиванов и Волков видят, как на носу катера взметнулся столб пламени. Теперь доклада не поступает. Значит, погибли там матросы…
— Самый полный вперед, — тихо говорит Селиванов.
Ревут моторы, катер еще больше приподымает нос. Селиванов украдкой вздыхает облегченно: пробоина оказалась выше воды и пока не страшна. Теперь бы только обнаружить эти пушки, бьющие из-за угла. Селиванов и Волков осматривают берега и прибрежный лес. Ничего подозрительного не видно.
Мимо проносится катер лейтенанта Загороднего. Катер — пылающий костер. Огонь пляшет, беснуется около рубки, вырываясь из пробоины в бензиновом отсеке. Вокруг быстро и спокойно, как на учении, работают матросы: они засыпают огонь песком, закрывают матами. Лейтенант Загородний закрыл пробоину своей кожаной курткой и что-то кричит. Огненные струйки бегут по рукавам его кителя.
— Танки! Танки! На левом берегу! — врывается в наушники голос лейтенанта Никифорова, идущего последним. — Переношу огонь на них! Прикрываю вас!
— Лево руля! — командует Селиванов. Катер валится на борт, в смотровой щели мелькают мост, горящие на нем машины.
Еще один удар потрясает катер. Глохнут моторы, зарывается в воду нос катера. Теперь вода наверняка заливается через пробоины… Селиванов и Волков, словно сговорившись, распахивают обе двери рубки и выскакивают на палубу. На корме — пожар.
Матросы мгновенно затушили его.
«Тысячу раз прав был Мишка, когда гонял нас по пожарным тревогам!» — вихрем проносится в голове Селиванова, но спрашивает он о другом:
— Что с моторами?
— Оба временно вышли из строя, — говорит Волков, уже успевший заглянуть в машину.
Селиванов ругается и со злостью и тоской смотрит на берега, на мост. А пули и осколки свистят, гудят, фыркают. В кубрик тащат первых раненых. Катер течением медленно относит от моста. Но башня стрельбы не прекращает.
