Александр Русов - В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть)
На площадь Семи дорог Борис Сидорович приехал за полчаса до назначенного срока. Поставив машину у самого тротуара, он некоторое время не выключал зажигания, желая убедиться, не обманывает ли она его снова, не хитрит ли, не играет ли в кошки-мышки. Так бывало уже не раз. Рядом с домом все шло хорошо, можно было кататься сколько угодно, но стоило отъехать чуть подальше, как раздавалось характерное чиханье, затем наступала мертвая тишина, и движущийся по инерции автомобиль напоминал акулу, бесшумно скользящую в океанских глубинах. Приходилось выруливать на обочину, открывать капот и ждать, когда кто-нибудь из прохожих захочет подойти покопаться в моторе. Такие любители-энтузиасты обязательно находились, однако процесс починки и доставки машины к дому нередко занимал несколько часов. Ничего не смысля в устройстве двигателя внутреннего сгорания, Борис Сидорович из богатого личного опыта длительной эксплуатации своего автомобиля понял тем не менее, что ему достался редкостный экземпляр. Даже бывалым шоферам и механикам не всегда удавалось сразу запустить двигатель. Но проходило какое-то время — и мотор взвывал, после чего сколь угодно долго работал на холостом ходу. Умелец удовлетворенно вытирал пот со лба, комкал тряпицу и горделиво отвергал предлагаемые Борисом Сидоровичем три рубля. Мол, работал не ради денег, а ради собственного интереса и удовольствия, дедуля. Не теряя, в свою очередь, достоинства, Борис Сидорович легким кивком головы благодарил за помощь, храня в душе твердую уверенность, что, отдохнув, машина заработала бы и сама. Поэтому вовсе не как сигнал бедствия, а из одного лишь желания помочь ей поскорее остыть и отдохнуть, Борис Сидорович открывал капот и погружался в созерцание пышущих жаром чугунных отливок, гаек, трубок и проводов.
Раз в несколько лет опытные мастера тщательно осматривали машину, устраняли неполадки, регулировали системы и уверяли, что теперь она уж наверняка в полном порядке. Если Борис Сидорович, наученный горьким опытом, выражал сомнение, мастер предлагал ему сесть за руль, и мотор действительно работал безупречно. Но стоило Борису Сидоровичу вновь остаться одному, как все повторялось: автомобиль трогался, пробегал небольшое расстояние, чихал, глох, слеп, немел.
Со временем становилось все более очевидным, что машина отличается примерным послушанием лишь в тех редких случаях, когда кто-то находится рядом с водителем. Поскольку Борис Сидорович жил совершенно один, он пытался уговорить сослуживцев составить ему компанию, но его так часто видели на разных улицах возле открытого капота этого доисторического чудовища, что никто не хотел подвергать себя риску застрять вместе с ним на всеобщее посмешище. Окружающие принимали Бориса Сидоровича за выжившего из ума старикана, и поэтому любые его попытки заговорить о своеобразном характере его старой, добротной, заслуженной машины не воспринимались всерьез или даже пресекались глупыми усмешками, полным непониманием и оскорбительным равнодушием. Может, конечно, дело было в нарушении центра тяжести или в иной причине технического характера? Но факт оставался фактом: машина не желала возить его одного.
Благополучно добравшись до площади Семи дорог, всласть наслушавшись, как устойчиво работает двигатель, Борис Сидорович заглушил мотор, вышел из машины и вдохнул полной грудью напитанный горьковато-сладкими запахами трав и соцветий воздух. Потом он запрокинул кудлатую седую голову, увидел чистое в просветах между редкими облаками небо и подумал, что такое грустное, доброе и ласковое оно бывает, пожалуй, лишь осенью, хотя стоял еще только июль.
Мимо в одиночку и вереницами проносились легковые, грузовые, двухколесные транспортные средства. Визжали тормоза. Кто-то участливо спрашивал: что случилось? не нужно ли помочь? — на что Борис Сидорович лишь раздраженно махал рукой. Люди оглядывались, улыбались, а двое зазевавшихся водителей чуть не врезались друг в друга.
— Извините, Борис Сидорович. Я опоздал?
— Нет-нет, — пробасил старик, придирчиво разглядывая на запястье крупные стрелки массивных часов. — Явились точно, что нынче большая редкость.
Аскольд залез в чрево, положил на колени папку с документами.
— Ах да, придется вас побеспокоить… — Тяжелые складки на лице старика пришли в движение. — Аккумулятор слабоват…
Он протянул молодому человеку железную ручку наподобие коловорота, повернул ключ зажигания, а сам выпрямился на водительском сиденье в преддверии ответственного момента. Выскочив из машины, Аскольд ловко вставил коловорот в жуткую оскаленную пасть автомобиля, резко крутанул, и двигатель заработал.
Хлопнула дверца. Борис Сидорович огляделся. Все основные узлы и детали как будто находились на своих местах. Он потянул на себя заскрежетавший рычаг, высунул руку из окна и согнул ее в локте, давая знать водителям и пешеходам, что собирается поворачивать в сторону Лютамшор. Рывками наклоняясь вперед, он помог машине набрать скорость.
Благополучно одолели поворот. Выехали на шоссе. Борис Сидорович включил третью передачу. Зашумел ветер в окне, и они стремительно понеслись туда, где теплый воздух поднимался над асфальтом, точно растворяющийся в воде сахар. Запах псины и старых лежалых тряпок, насквозь пропитавший машину, постепенно выветривался.
— Оригинальная модель, — нарушил молчание Аскольд. — Это что, «роллс-ройс»? Никогда не встречал таких.
— Просто вы еще очень молоды…
Борис Сидорович нажал на газ, обогнал неказистый полугрузовичок.
— Так что за документы вас послали подписывать?
— Какие-то институциональные структуры.
— Тоже мне… — скривив рот, проворчал старик. — Глупостями всякими занимаются…
По обеим сторонам асфальтированной полосы медленно проплывали поросшие редким лесом холмы, мелькал придорожный кустарник, наматывалась на колеса кромка шоссе. Не отрывая взгляда от дороги, Борис Сидорович снял одну руку с руля и извлек из кармана бесформенного пиджака какой-то изжеванный обрывок бумаги.
— Хочу спросить вас как химика…
Аскольд разгладил бумажку, прочитал вслух:
— «…Вещество, существующее в различных конформациях…»
— Вот… Это слово… Конформации… Его этимология понятна. Каков научный смысл?
Узловатые пальцы с прокуренными ногтями зашевелились, точно пытаясь изобразить какую-то фигуру или извлечь из воздуха самый неожиданный предмет: бильярдный шар, игральную карту, цветной платок.
— Конформация — это форма молекул.
— Форма, — задумчиво и мечтательно, с каким-то скрытым значением произнес старик, повторив магический жест пальцами.
— Например, формы «кресла», «ванны», «короны»…
— Такие красивые названия, а запахи — отвратительные. Странно. Вы не находите?
Борис Сидорович вернул вторую руку на рулевое колесо.
— Как-то не думал об этом.
— Или вот: в английском тексте вы читаете, что кто-то рассыпал бобы… Что вы при этом подумаете?
— Подумаю, что кто-то рассыпал бобы.
— Все не так просто. Форма обманчива и коварна, мой друг. Невинная форма бобов, как и этой вашей… короны… да… может скрывать невинную шутку и страшное государственное преступление… Скажите по-русски: «мокрое дело» — и ни один иностранец, даже знающий в отдельности перевод этих слов, не поймет, о чем речь… Любая форма — это множество смыслов, сплошные шифры, ловушки и недомолвки. Кха!.. Вы какой язык изучали?
— Английский.
— Взять тех же англичан. Кто-то из них съедает пирожное, полирует яблоки, скачет на дохлой лошади, оклеивает дом обоями, приобретает конформации ванны, кресла, короны — или какие там формы известны вам, химикам, еще? — а для истинного понимания вещей приходится долго и тщательно собирать улики, чтобы в конце концов сорвать маску с кажущейся понятности этих действий и прийти к единственно верному выводу… к единственно правильному смыслу…
Так почти незаметно за разговорами они добрались до Лютамшор. Оставив машину на стоянке, отправились каждый по своим делам.
Борис Сидорович имел теперь возможность осуществить давнюю свою мечту. Он обошел окрестные магазины и накупил уйму всевозможных вещей, среди которых были яблоки, колбаса, гуталин, садовые ножницы, веник, французско-русский радиотехнический словарь, руководство по акушерству и гинекологии, французские булочки, чугунная сковородка, термометр, валидол, слабительное… Он скупал все, что попадалось под руку, вдохновляя себя мыслью о том, что без машины ему бы ни за что не увезти с собой столько. Воспоминание об унизительных путешествиях на рейсовом битком набитом автобусе с полными сумками в руках сделало его безумцем.
