Владимир Богомолов - Повесть о красном Дундиче
С необыкновенной легкостью — все-таки сильно напряжены нервы — открыл огромную дверь. Не обратив внимания на часового, шагнул в прохладную полутьму вестибюля, направился к столу под высоким зеленым торшером. Навстречу нехотя поднялся капитан с черной повязкой на рукаве. В свете торшера сверкнул серебряный череп. «Из личной охраны», — догадался Дундич, чувствуя, как неприятный холодок пробирается к сердцу.
Сколько раз встречался он с врагом один на один не в сабельной атаке, а в штабах, ресторанах, на квартирах. Казалось, пора бы привыкнуть, поверить в свои возможности. Нет, всякий раз, особенно поначалу, он волнуется больше обычного. Вот и сейчас главное — соблюсти выдержку. Не дать повода не только заподозрить, но даже усомниться. Побольше уверенности в себе, этакой легкости в разговоре, умения ошеломить каким-нибудь пикантным пустячком, недавно происшедшим в верхах, вовремя дать понять о твоей более чем широкой осведомленности, а если к тому же выпадет мизерный случай и ты сумеешь рассказать новый анекдот, тебе цены не будет, особенно среди молодых. Не один раз Дундича выручала выдержка, это истинное вхождение в образ созданного его воображением человека.
— Как прикажете доложить? — вежливо, но холодно спросил капитан.
— Командир седьмой гусарской группы генерала Савельева князь Дундадзе к полковнику Бунтовскому.
— Полковник только что уехал в штаб, — так же холодно ответил капитан, а на удивленный взгляд князя добавил: — Здесь осталась резиденция его превосходительства, а штаб перебрался на Николаевскую — Заметив, что полковник продолжает над чем-то размышлять, уже любезнее поинтересовался: — Чем еще могу быть полезен князю?
Дундич достал пакет и, глядя прямо в нагловатые глаза офицера, с оттенком легкой обиды за столь холодный прием произнес:
— Лично князю — ничем, а его превосходительству Виктору Захаровичу. — Положил пакет на бемское стекло, уставленное телефонами, бронзовым чернильным прибором, заваленное бумагами. — Просил вручить в собственные руки.
Капитан осмотрел конверт, без подписи, без печатей, но тщательно заклеенный, и сказал:
— Передам после отдыха.
Дундич коротко кивнул и неспешно направился к двери.
«Это красота, что генерал отдыхает, — облегченно думал Дундич, садясь в седло. — Значит, у нас есть время посетить полковника Бантовского и уточнить с ним позиции гусарского полка».
Без особого труда они отыскали штаб, и через несколько минут формальностей молодой полковник был принят начальником штаба.
В квадратном кабинете со сдвинутыми штофными портьерами возле камина за журнальным столиком в портшезах сидели, кроме Бантовского, еще два офицера. Язычки пламени искрились в рубиновой жидкости бокалов. В комнате пахло сигарами и вином. Дундич аппетитно потянул воздух.
— Прошу, князь, — любезно пригласил Бантовский. — «Мускат», «Бордо»?
— Предпочитаю «Цинандали», — отшутился полковник, — Печень пошаливает. В следующий раз непременно составлю вам компанию. А сейчас долг службы. Разрешите уточнить позицию, господин полковник?
— Жаль, — искривил пухлые губы Бантовский. — Вот здесь, восточнее поселка, справа от полка Семенова.
Пока Бантовский водил кончиком карандаша по карте, Дундич наметанным глазом успел зафиксировать жирные линии соединений и частей, расположенных вокруг Воронежа.
Бросив карандаш, полковник протянул руку.
— Желаю удачи.
— Благодарю, господин полковник.
Когда они снова появились на Большой Дворянской, Князский напомнил о записке поручика.
— Можно, — согласился Дундич. — Пока ого превосходительство отдыхают, штабисты пьют вино, мы закусываем.
Конечно, они могли без промедлений покинуть город, но Ивану Антоновичу очень хотелось самому узнать, какое впечатление произведет послан не. Он верил, что, ознакомившись с приказом красного командира, Шкуро потребует разыскать наглецов, доставивших пакет. И тогда они, вдосталь насладившись погоней за призраками, уедут знакомой дорогой в расположение своего корпуса. «А если генерал проглотит пилюлю? — вдруг встревожился Дундич. — Тогда надо еще что-то придумать, чтобы всколыхнуть это волчье логово. Что-нибудь придумаем».
Не успел Дундич с товарищами закончить поздний обед за обильным столом хлебосольной подруги Нуждина, как затрещал телефон. Вера Васильевна, подняв трубку к маленькому розовому уху, едва не выронила ее. Она стояла бледная, с удивленно-испуганными глазами, а вздрагивающие губы шептали:
— Господи! Ужас какой!
— Что вас так обеспокоило? — поднялся Дундич.
— Красные в городе! — шепотом произнесла хозяйка.
Это недоразумение, — попытался успокоить ее Иван Антонович.
Но Панкова, еще больше бледнея, шептала:
— Нет, нет. Мне сообщил положительный человек из штаба. Они вручили его превосходительству ультиматум! Только вчера генерал говорил, что он здесь навечно…
Дундич повернул ликующее лицо к товарищам. Вот оно, началось то, чего ждал, ради чего рисковал, и на этот раз жизнью. Оправдалась надежда. Нужно спешить увидеть в глазах врагов страх.
— Извините, очаровательная, долг службы. Господа, за мной!
Теперь Большая Дворянская и прилегающие к ней улицы были совсем не похожи на те, что видели они днем. Как ветром сдуло с тротуаров праздную публику, куда-то стремительно летели конные упряжки, мостовая гудела от копыт. На углах стояли патрульные. Не раздумывая, Дундич пристроился в хвост колонне всадников в черных шинелях. «Красные! Красные!» — доносилось до ушей Дундича с разных сторон. Где-то в противоположном конце улицы раздались винтовочные выстрелы. Сотня перешла на галоп.
На перекрестке с Николаевской Дундич отделился от казаков и устремился к старинному особняку с внушительной колоннадой высокого портика. Вот знакомые зашторенные окна, из которых едва пробиваются призрачные полоски света.
— Давай, — скомандовал Дундич Скирде, показывая на окна второго этажа.
Боец ловко выбросил руку выше головы, и почти тотчас раздался треск разбитого стекла и грохот разорвавшейся гранаты.
— Красные! — в отчаянии кричали за спиной Дундича.
И он, поддавшись всеобщему настроению, уже радостно, истошно завопил:
— Красные! Красные в городе!
Свернув в боковую аллею, четверка перевела коней на размашистую рысцу и, слушая крики и редкие выстрелы, направилась к Рамони, но теперь уже не большаком, а лесными тропами, чтобы миновать знакомый кордон.
— Жалко поручика, — посочувствовал Князский, когда церковная колокольня спряталась за косогором. — Ждет небось, сердечный, коньячок-то.
— Да, забыли захватить презент, — согласился Дундич.
Князский опустил руку в сумку и протянул Дундичу темную бутылку. А шустрый ординарец уже держал стакан.
— За здоровье князя Дундадзе? — спросил Князский, откупоривая бутылку.
— К черту князя, — задумчиво произнес Иван Антонович. — За наш успех, товарищи!
Вторая встреча
Октябрьский ветер — листобой — с силой рвал полы шинели, сбрасывая с чубатых голов высокие серые папахи, черным парусом надувал широкие бурки, срывал холодные колючие снежные иглы с набрякших туч.
Вот в такую погоду красная конница шла на Воронеж. Впереди четвертой дивизии двигалась разведка. Одну группу бойцов возглавлял Дундич. Он перешел речку у Рамони и теперь приближался к городу с севера. То и дело отворачивая лицо от очередного снежного шквала, Дундич радостно восклицал:
— Красота! Какая красота!
Его ординарец Иван Шпитальный не разделял восторженного настроения командира.
— Какая ж краса? — сердито бубнил Шпитальный. — Холодно, как в той Гренландии.
— В такую погоду добрый хозяин собаку из дома не выгоняет, — поддержал Шпитального другой разведчик. — А нас куда черти несут? Напоремся на засаду…
— Типун тебе на язык, — пожелал говорившему Николай Казаков. — Какая сейчас засада?! Белякам сны райские снятся.
— Красота, Казаков! — «похвалил бойца Дундич.
На рассвете вышли к северной окраине Воронежа. Прямо за мостом раскинулся густой старинный парк. В конце центральной аллеи заблестели окна. «Особняк, — решил разведчик и натянул повод. — Туг ухо надо держать востро, да и глядеть в оба». Он внимательно присмотрелся к особняку и понял, что это тот самый дом, где у генерала Шкуро последние дни размещался корпусной штаб и где он познакомился с молодцеватым полковником Бантовским.
В парке шум ветра казался сильнее. За каждым деревом и кустом чудились люди. Но все-таки тут было теплее: деревья защищали бойцов от пронизывающих порывов.
Когда весь отряд подтянулся к командиру, Дундич вывел бойцов на главную аллею и, показав на белеющие колонны высокого портика, передал через плечо команду: