Юрий Лаптев - Заря
— На пункт ведешь? — уклоняясь от неинтересующего разговора, спросил Шаталов, кивнув головой на мерина.
— Рыцаря-то? — Самсонов через плечо презрительно покосился на лошадь. — Я бы эту животину на живодерку свел! Симулянт, сукин кот, нет ему другого названия. Ты думаешь, и вправду у него нога болит?
— Чего ж он хромает?
— Хромает!.. И я так-то захромать могу, коли работать не захочется. Меня, милок, не обманешь! Вот ты обрати на этого паразита внимание. — Самсонов, не поворачиваясь, указал большим пальцем через плечо. — Ведь в теле конь, и не сказать, что старый! Ну, борону или там дрожки потянет, а попробуй запряги его в плуг или навьючь воз как полагается?.. Нипочем не пойдет! Сгорбится весь, как старая баба, а то кашлять начнет или захромает, вот как сегодня. Ну, не симулянт?
Рыцарь, как бы почувствовав нелестные слова старого конюха, направленные по его адресу, подшлепнул отвислой нижней губой и чувствительно прихватил Самсонова зубами за плечо.
— Ах ты, сатана вражья! — заорал старик, замахиваясь на «симулянта» концом недоуздка. Но мерин, не дожидаясь расплаты, резко шарахнулся в сторону, повидимому забыв даже про больную ногу.
— Тпрр… Стой!.. Тпрр…
Шаталов хмуро поглядел вслед Самсонову, увлекаемому лошадью, и поспешно зашагал к дому. Но хорошее настроение, в котором Иван Данилович пребывал все утро, вскоре испортилось окончательно. Дома его ждала крупная неприятность.
— Клавдия-то наша, Данилыч, чего придумала, а? — встретила Шаталова жена.
Иван Данилович взглянул на пухловатое, от расстройства казавшееся помятым лицо Прасковьи Ивановны, потом перевел взгляд на Клавдию, сидевшую на стуле под фотографиями. Его удивил и обеспокоил вид дочери — сразу побледневшее и осунувшееся лицо, суровая неподвижность во всей фигуре и напряжение в руках, крепко сцепившихся одна с другой пальцами. Спросил ласково:
— Ты что, Клаша?
Детей своих Иван Данилович очень любил: и дочь Клавдию, и сына Николая. И даже еще к двум подросткам, прижитым «на стороне», благоволил и оказывал им помощь. Хоть и под другой крышей живут, а все-таки своя кровь — шаталовская.
Клавдия на вопрос не ответила и даже глаз на отца не подняла.
— Чего же ты молчишь? — курицей-наседкой налетела на дочь Прасковья Ивановна. — Говори, говори, загоняй в домовину отца с матерью!
Но Клавдия молчала. Только еще больше побелела от волнения, еще туже сцепила пальцы рук. С сочувствием поглядывал на сестру сидевший около двери и ладивший хомут Николай.
Хоть и не знал еще Иван Данилович Шаталов, какой подарочек уготовила ему судьба, но почувствовал недоброе. Даже по толстым, коротким ногам прошла дрожь. Отошел к столу и сел. Задышал так, как будто бы поднимался на гору.
Прасковья Ивановна опять подкатилась к нему, однако не очень близко.
— К тетке Наталье ты, Иван Данилович, вчерась Клавдию отпустил, а была она там или нет?.. Спроси-ка ее, девку непутевую, где это она хороводилась?.. Говори отцу, да всю правду говори, полуношница!
Голос у Прасковьи Ивановны сорвался на визг, что даже «самому» не понравилось.
— Да тише ты, — строго остановил Шаталов жену и еще строже спросил дочь: — Уж не к Торопчину ли бегала, Клавдия?
Но девушка и на этот вопрос отца ничего не ответила Она просто оцепенела от невероятного напряжения, Может быть, вся жизнь решалась для нее в эту минуту.
Если Иван Григорьевич Торопчин, раздумывая утром о вчерашней встрече с Клавдией, пришел к заключению, что нельзя такими «казенными» словами разговаривать с любимой девушкой, то любимая девушка в тот же вечер, даже, может быть, через несколько минут после того, как ушла от Торопчина, поняла, что слова Ивана Григорьевича были не «казенными», а просто благоразумными словами.
Нет, не такой он, как все, ее Ваня! Душа у него очень хорошая. А поведения какого человек?! Неужели же этого отец не видит? И она тоже хороша — чего озлилась? Ведь это никуда не уйдет…
Взволнованная встречей, не могла Клавдия вчера сразу же после разговора с Торопчиным вернуться домой. Направилась было к тетке Наталье — сестре Ивана Даниловича, но дорогой передумала и неожиданно завернула к Дусе Самсоновой. Не дружила, правда, Клавдия с Самсоновой никогда, хотя и встречалась часто. Только не с Дусей обычно разговаривала, а с секретарем комсомольской организации. И, нужно сказать, секретарь этот самый частенько Клавдию осуждал, даже обидные слова говорил, как, например, при последней встрече.
— Приметная ты, Клаша, девушка и неглупая, как я тебя вижу, по рассуждениям, а по работе — ни с чем сундучок. Да разве бы я, комсомолка, допустила, чтобы другие доярки — хоть и Новоселова — меня обошли?
— Я, товарищ Самсонова, план выполняю. И по надою, и по упитанности, — защищалась Клавдия, не очень, правда, стойко.
— План? — Худощавая, порывистая, чуть не на голову ниже Клавдии, Дуся бросила на Шаталову изумленный взгляд. — А попробуй не выполни. Да я тебя на весь район осрамлю!.. Ей-богу. Ни один парень на такую красивую после этого и не взглянет даже!
Иногда и такими словами агитировал своих комсомольцев секретарь. Может быть, и не очень правильными были эти методы воспитания, но действенными. Все-таки индивидуальный подход.
Но вот почему именно к Самсоновой пришла Шаталова после встречи с Иваном Григорьевичем?.. На этот вопрос она и сама затруднилась бы ответить. Может быть, потому, что не было у самолюбивой и замкнутой девушки на селе настоящих подруг. А кто, как не подружка, могла бы в такой момент понять Клавдию, посочувствовать ей, погоревать вместе или порадоваться? И еще была одна причина, толкнувшая Клавдию зайти именно в этот дом. Знала она, что и Дуся и отец ее, старый конюх Степан Александрович, были Торопчину близкими людьми. Одно время даже приревновала Клавдия Дусю к Ивану Григорьевичу, но потом… Потом поняла, что ошибается. Брат убедил. Хотя и Николаю, сынку Ивана Даниловича, частенько доставалось от комсомольского вожака, но уже все начали замечать, что доставались не только слова укоризны. «Колюнькой» даже несколько раз назвала парня Дуся, а однажды и совсем обмолвилась, похваставшись у себя на звене: «А мой-то как пашет!»
Правда, «мой» Дуся говорила про каждого комсомольца. Но ведь одно и то же слово можно сказать по-разному.
Мой миленок, как теленок,
Кудреватый, как баран!
Ну, а в общем не ошиблась Клавдия, придя со своими сокровенными мыслями к секретарю комсомольской организации. И особенно приятно было девушке, что встретила ее не секретарь комсомольской организации Самсонова, а самая настоящая Дуся.
Так они и проговорили целый вечер — Клаша и Дуся. А разошлись чуть не за полночь. И даже обнялись, прощаясь. «Гляди, сродственницами будем», — подумала при этом каждая, из девушек.
— По-глупому, Клаша, нам с тобой поступать нельзя, но и счастье свое под ноги отцу не подстилай. Не в плохом упорствуешь!
Надо же было так случиться, что эти слова, сказанные Дусей у калитки, мимоходом услышала Аграфена Присыпкина.
И то, что Клавдия у Торопчина была, от Присыпкиной не укрылось. Ну, просто какой-то вездесущий дух была эта самая Аграфена! Недаром говорили про нее на селе, что «Присыпкину по утрам вместо газеты вывешивать можно».
Да, жестокий удар нанесла самолюбию Ивана Даниловича Шаталова судьба.
Сидел Иван Данилович в своем пузатом каменном домике, за своим столом, в кругу семьи и слушал. Говорила, правда, не дочь, а жена, за его «шаталовскую» честь заступалась. Но какие же слова доносились до слуха Ивана Даниловича! Просто колючим репьем кидалась в голову мужа Прасковья Ивановна.
— От отца-матери укрыть хотела подлость свою! — наседала она на дочь. — Врешь, паскудница, добрые люди всегда глаза откроют!
Жалко, что не слыхала этих слов Аграфена Присыпкина. Наверное, порадовалась бы старушка. Не часто ведь ей «в добрые люди» попадать доводилось.
— И та хороша, тоже сводня! А еще комсомольский секретарь. Если ты на нее в район не напишешь, — вновь подскочила Прасковья Ивановна к Ивану Даниловичу, она так и перекатывалась по горнице от мужа к дочери, как по загону напуганная громом овца, — сама управу найду! Я эту самую Дуську на улице встречу и прямо за космы оттаскаю, при всем честном народе!
Тррык!.. У Николая, затягивавшего стежок, лопнула в руках крепкая просмоленная дратва. Он отшвырнул в сторону обрывок, вытер фартуком руки и сказал Прасковье Ивановне:
— К Дусе Самсоновой, мамаша, рук не тяните. Хуже бы не получилось.
— Ой! — только такой коротенький возглас и вырвался из уст обомлевшей женщины в ответ на сдержанные, упрямые слова Николая. Возможно, что через минуту она оправилась бы и наскочила на сына, но в «разговор» вступил глава семьи. А когда говорил сам Иван Данилович, все домашние умолкали, уж так было заведено в семье у Шаталовых и до сих пор не нарушалось.
