Леонид Борич - Случайные обстоятельства
Зазвонил телефон, Букреев снял трубку и неприветливо сказал:
— Да!..
Голос был как будто незнакомый, и лишь потом, когда пошли извинения, — что побеспокоил, но вот телефон у дежурного почему-то не работает, а дело неотложное, он с лодки звонит, и если Юрию Дмитриевичу не трудно... — Букреев понял, что это Аркадий Васильевич.
— Так вам Марию Викторовну? — уже мягче спросил Букреев. — Посмотрю сейчас...
Значит, она в казарме была, совсем рядом.
Он отложил трубку, поправил галстук, одернул тужурку, открыл дверь в коридор, собираясь идти за Марией Викторовной — ему действительно не было трудно, какие тут трудности, — прошел уже половину дороги, но подумал, что это, пожалуй, слишком будет — самому звать ее к телефону, когда дежурная служба рядом.
— Дневальный! — крикнул Букреев. — «Науку» к телефону.
— Есть «Науку» к телефону! — отозвался дневальный, почему-то сразу поняв, кого командир имеет в виду.
Удовлетворенный только что придуманным прозвищем и догадливостью дневального, Букреев вернулся к столу, сказал в трубку: «Сейчас подойдет», — и, опасаясь многословных благодарностей, тотчас же снова отложил трубку в сторону, удивляясь, отчего это почти все, кто занимается наукой, такие вежливые. Как будто специальную подготовку проходят. Правда, в романах и в кино они, как правило, бывали и резкими, и неуживчивыми, и даже грубыми, но то было в книгах и в кино, — сам он не встречал таких. А может, те ученые, которых он знал, были недостаточно выдающимися, чтобы позволить себе не быть вежливыми?..
Впрочем, все это ерунда, не ерундой для него были только ее шаги, постукивание ее каблучков, которое он услышал сейчас.
— Можно? — спросила Мария Викторовна. — Здравствуйте...
Ему захотелось почему-то встать, но он удержал себя, обратил внимание, что она не в брюках сегодня, а в какой-то ворсистой юбке, и сказал, оставаясь за столом:
— Наконец-то!.. Здравствуйте... — И кивнул на трубку.
— Спасибо, Юрий Дмитриевич. — Она улыбнулась ему и подошла к телефону.
«Приятные духи, — подумал Букреев. — Почти неслышные...»
— Да? — сказала она в трубку.
Видя, как Мария Викторовна морщится, слушая этого Аркадия Васильевича, как нетерпеливо она пытается вставить хоть слово, но тут же умолкает, потому что не перебить, видно, — Букреев подумал, что слишком она мягкая, конечно, чтобы перебить. И как она с таким вот работает?!
— Ну и что? — смогла наконец спросить Мария Викторовна в телефонную трубку. — Нет... Нет, обязательно на всех режимах. Арка...
Не дает ей этот тип и слова сказать. Ну и помощнички! Попробовал бы этот Аркадий Васильевич с ним так разговаривать! А она — что, она — женщина. Тут бы рыкнуть на него...
— А хоть ночью работайте! — чужим каким-то и очень холодным голосом сказала Мария Викторовна. — В сутках двадцать четыре часа, Аркадий Васильевич...
Никогда не слышал он у нее такого голоса.
— А отсыпаться — в отпуске, Аркадий Васильевич, — говорила она в телефонную трубку. — Да, да, в отпуске. На то он и дается!..
«Только бы не расплакалась перед этим типом», — подумал Букреев.
Графин с водой стоял рядом, на тумбочке, в таких случаях им, кажется, воду наливать надо, но он все-таки не знал пока, тот ли это случай, не был еще уверен. Вроде бы рано...
— А я не хо-чу этого понимать, — уже спокойнее сказала она. — Мне нужны выносливые сотрудники.
«Молодец!» — одобрительно подумал Букреев и пододвинул ей стул.
Мария Викторовна оглянулась и, вся еще в этом неприятном для нее разговоре, с недоумением посмотрела на стул, на Букреева, — потом с досадой отстранила стул ногой, отвернулась и сказала в, трубку:
— Что ж... Я подпишу ваше заявление. Но до вечера подумайте. Все.
Бросив на аппарат трубку, она только тут по-настоящему и увидела предложенный ей стул, то есть только сейчас и поняла это. Она удивленно посмотрела на Букреева.
Он, углубившись в бумаги на столе, чувствовал ее взгляд, ее недоумение, но садиться уже не предлагал.
Слишком что-то долго она удивляется, спохватилась Мария Викторовна. Как чему-то вдруг случившемуся. А ничего не случилось, просто иногда и таким в голову приходит стул предложить...
— Спасибо... — сказала после паузы Мария Викторовна. — Спасибо, что позвали.
Она уже была у самых дверей, когда Букреев, не отрываясь от своих дел, спросил как бы между прочим:
— Что там у вашего Аркадия Васильевича?
— Характер бабий, — зло сказала она, останавливаясь. — Эксперимент не ладится, а он, видите ли, разнервничался, уйти грозится...
Чувствуя, что удивила его своим раздражением — может быть, неприятно удивила, — она, как бы оправдываясь за свою невыдержанность, добавила, чтобы он все-таки и ее понял — понял, почему она так расстроилась:
— Мне ведь уже двух сотрудников отпустить пришлось...
Она взялась за ручку двери, и Букреев, стараясь еще хоть немного задержать ее, сказал:
— От такого начальника сбежишь!..
— Так те двое — по беременности, — слабо улыбнулась она. — А от вас никогда не сбегали?
— По беременности — никогда, — сказал Букреев.
Мария Викторовна снова улыбнулась, теперь уже охотнее, снова стала такой же, как всегда, приветливой и мягкой, и тогда Букреев решился:
— А вы... присели бы. Поостыть надо.
Какой, однако, он щедрый сегодня... Удачно выстрелил, приз, наверно, получит — и все, и уже достаточно, и ничего больше не надо... Нет, неужели же только поэтому?
— Дел полно, Юрий Дмитриевич... — Она взглянула на часы, прошла к столу и села в кресло напротив Букреева.
Он с такой благодарностью посмотрел на нее, что Мария Викторовна даже опешила. И обрадовалась, и смутилась этой своей радости, боясь, что он заметит ее.
— Вас можно поздравить, Юрий Дмитриевич?
— С чем?
— Как — с чем?! С отличной, говорят, атакой...
— С этим можно, — согласился Букреев.
«А с чем же нельзя?» — Она это не произнесла вслух, только вопросительно взглянула на него, но он сразу понял, обрадовался, что понял ее и без слов, и так же, лишь глазами, ответил: «А больше и ни с чем нельзя».
«Надо же, чтобы так... чтобы так все случилось», — думал Букреев растерянно. Он ни разу не сказал еще себе, что же именно случилось, не позволял даже и подойти к этому хотя бы в мыслях, а может, и не мог подойти, не понимал с достаточной определенностью, что же все-таки произошло такое; но что оно уже произошло с ним, он чувствовал, и знал только, совершенно отчетливо знал, что это не связано, не будет связано ни с чем таким — необременительно приятным, ни с какой легкостью в его жизни.
— Что бы вам мужчиной родиться, а? — спросил Букреев и вздохнул.
Она рассмеялась:
— Зачем?
«Зачем, зачем... А чтобы мне было сейчас легче!» — вдруг подумал он.
— Нужны мне такие кадры на лодку, — сказал Букреев.
— Хорошо, Юрий Дмитриевич, я подумаю...
— Ладно уж, оставайтесь как есть. Так даже... — Он спохватился. — Так, знаете, тоже неплохо.
Если бы это у него был хотя бы стиль такой... Да нет, просто так сказал... И ничего больше? Совсем ничего?
— Юрий Дмитриевич... Вот когда вы ухаживали когда-то, неужели нежности говорили?!
— Что ж, по-вашему, я только корабельный устав знаю?
— Я так не думаю, но... Мне кажется, за таких жены должны быть все-таки спокойны.
— За каких это? — спросил Букреев. Что-то не нравилась ему такая ее уверенность в нем.
— Не знаю, — улыбнулась она и пожала плечами. — За таких, и все.
«Интересно, что ему жена обо мне говорила?» — подумала Мария Викторовна.
— А вас, говорят, в бассейне плавать учат? — спросил Букреев, и она даже не очень удивилась, что тут же и ответ получила. Но для него-то самого — для него это так важно?
— Неспособная я ученица, Юрий Дмитриевич, — сказала она. — Никаких успехов.
Если просто так спросил — она ему просто так и ответила, а если это важно ему — тогда должен понять: ни-ка-ких успехов.
«У Володина, что ли?» — Букреев чуть вопросительно взглянул на нее и понял: у Володина. И обрадовался. И уже теперь себе удивился, что как же он иначе мог считать, как же у нее — иначе-то могло быть!..
«А может, не стоило так успокаивать его?» — подумала Мария Викторовна.
— А офицеры у вас хорошие, — сказала она.
Букреев чуть поднял брови, — какая связь тут? — потом усмехнулся:
— Не жалуюсь. Приятно, когда твои офицеры нравятся начальству и женщинам.
«Вот, кажется, и обиделся, — подумала она. — Но это же хорошо, что обиделся?»
— Много еще работы осталось? — поинтересовался Букреев.
— Дня на два — и домой... Надоела уже?
— Ну, что вы!.. Командование вам даже признательно.
«Два дня... — думал он. — Два дня, а все время о такой чепухе говорим!..»
— Командование? — удивилась Мария Викторовна. — За что?
Букреев улыбнулся:
— Офицеры стали регулярно бриться!
— Не все, Юрий Дмитриевич.
— Неужели устоял кто-нибудь?!
