Валентин Катаев - Катакомбы
…Петя и Валентина, лежа на столе заседаний, выпускали новогодний номер стенной газеты "Подземный большевик". Ради праздника им предоставили полную свободу, и они почти всю газету изрисовали карикатурами. Здесь была длинная карикатура в духе Кукрыниксов – "Утренняя зарядка", здесь был и румынский комендант, взлетающий на воздух вместе со своим штабом, и Матрена Терентьевна, роняющая крупные, как виноград, слезы над аптекарскими весами, на которых она взвешивает продукты, и целующиеся при свете "летучей мыши" Лидия Ивановна и Свиридов.
Но гвоздем номера была карикатура, предложенная и подписанная Леней Цимбалом. На этой картинке, занявшей больше четверти газеты, изображался разгром немцев под Москвой и Новый год в виде красноармейца, нанизавшего на штык Гитлера, Антонеску, Муссолини и всех прочих врагов Советской власти; в снегу валялись трупы гитлеровцев, брошенное оружие… И под всем этим красовалась ленточная подпись-лозунг: "С Новым годом наступающим, с немцем, гадом, отступающим!"
Впрочем, имелось также и несколько серьезных статей. Например, Святослав принес статейку о необходимости в наступающем новом, тысяча девятьсот сорок втором году обратить самое серьезное внимание на пионеров Петю Бачей и Валентину Перепелицкую, которые, не имея возможности в силу создавшихся объективных причин посещать школу, могут отстать в учебе. Он предлагал обязать их по два часа в день учиться и просил районный комитет партии при первом же удобном случае обеспечить пионеров учебниками и письменными принадлежностями. Пока же учебников нет, рекомендовалось Валентине взять на буксир Петю и проходить с ним все предметы за шестой класс на память, а Валентине, в свою очередь, проходить все предметы за восьмой и девятый классы под руководством Святослава. Кроме того, Святослав предлагал немедленно приступить к обучению пионеров какой-нибудь профессии, пригодной и полезной для подпольной работы, – например, радиотехнике и изучению азбуки Морзе.
У Пети и Валентины слегка вытянулись физиономии, но все же они поместили статью Святослава, хотя и не на главном, но и не на слишком незаметном месте. Затем, подумав, они написали от себя обязательство за время пребывания в катакомбах пройти все предметы и подготовиться на "отлично" к весенним экзаменам.
Синичкин-Железный принес напечатанную на машинке очень длинную и скучно написанную статью о пользе дисциплины, бдительности, о бережном обращении с оружием и боеприпасами и прочим имуществом отряда, о нормах поведения в условиях осады и о прочем в том же духе. Статья изобиловала такими выражениями: "истекший период показал", "несмотря на ряд трудностей, обусловленных переходом отряда к тактике активного сопротивления", "в силу создавшейся нездоровой обстановки самоуспокоенности, могущей привести к потере бдительности", и так далее. С этой статьей, подписанной "Активный наблюдатель", пришлось порядочно повозиться. Она не влезала. Но сокращать ее Петя и Валентина не решались. Они вышли из положения очень просто: наклеили статью настолько, насколько она поместилась, а ее хвостик, который не поместился, так и остался висеть за пределами газетного листа.
Словом, все происходило именно так, как обычно происходит в маленьком советском учреждении в канун праздника, как будто бы над головой не ходили фашисты и вокруг не было никакой опасности. И в этом была особая прелесть.
31. ПОД НОВЫЙ ГОД
Повесив на стенку новую, нарядную новогоднюю стенгазету, еще мокрую, тяжелую от клейстера, и вдоволь ею налюбовавшись, Петя и Валентина отправились к колодцу за своим луком. Они заранее предвкушали восторг и удивление всего отряда, когда вдруг на новогоднем столе, откуда ни возьмись, появится пучок настоящего, свежего зеленого лука.
Во-первых, это будет красиво; во-вторых, вкусно; в-третьих, очень полезно для людей, испытывающих постоянный недостаток витаминов.
Они сели на корточки, сняли с лука стеклянную банку и стали рвать короткие, вялые ростки, вовсе не такие красивые, какими они все время представлялись.
Мальчик рвал лук, очень живо представляя себе, какую можно было бы написать выдающуюся статейку в "Пионерскую правду", если бы, конечно, как-нибудь удалось ее отправить из Усатовских катакомб в Москву. Вот это была бы корреспонденция так корреспонденция! Не то что "на борту самолета номер такой-то, на высоте 1400 метров над уровнем моря". Нет! Это было бы: "В тылу врага, в катакомбах, на глубине пятнадцати метров под уровнем моря". Это был бы триумф практического применения ботаники к нуждам партизанского движения в глубоком тылу врага. Конечно, Петя не выпячивал бы свою исключительную роль в деле строго научной постановки опытов проращивания лука, покрытого обыкновенной стеклянной банкой, на глубине пятнадцати метров под уровнем моря. Он был бы строго объективен, как это и подобает настоящему пионеру-ученику. Несомненно, он упомянул бы и об одесской пионерке Валентине Перепелицкой, которая содействовала проведению в жизнь его научных идей, хотя и не обладала достаточной теоретической подготовкой и не всегда разделяла его взгляд на значение витаминов для здоровья человека. Но все же он был бы справедлив. Может быть, он даже проявил бы похвальную скромность и написал бы: "Группе пионеров, в составе Пети Бачей и Валентины Перепелицкой, под руководством пионера Пети Бачей, вице-президента кружка юных натуралистов, удалось добиться блестящих результатов в деле проращивания обыкновенного репчатого лука, богатого витамином С…"
– Ой, Петька! – вдруг закричала Валентина. – Посмотри!
Посредине шахты колодца, как раз против хода в катакомбы, в воздухе висела корзинка, обыкновенная небольшая плетеная красноталовая корзинка, из числа тех, с которыми обычно одесские хозяйки ходят на базар. В ней лежало что-то завернутое в серый вышитый рушник. Валентина по пояс высунулась из хода катакомбы в шахту колодца, отвязала корзинку от веревки, спущенной сверху, и втащила ее в подземелье. Они наклонились над загадочной корзинкой и прежде всего увидели бумажку, приколотую к рушнику булавкой. На бумажке, вырванной из тетрадки в косую линейку, было написано химическим карандашом аккуратным школьным почерком:
"С Новым годом, дорогие товарищи! Кушайте на здоровье и поправляйтесь. Извините, что так мало посылаем: у самих уже почти ничего не осталось ввиду того, что они чисто все позабрали. Почаще присылайте сводку Совинформбюро, ждем с большим нетерпением".
Петя и Валентина со всяческими предосторожностями отогнули подвернутый угол рушника, заглянули в корзинку и даже завизжали от восторга.
И в эту торжественную новогоднюю ночь на праздничном столе подпольщиков, кроме каши, кусочка сала и коробочки леденцов, как по волшебству, появилось метра полтора жареной домашней колбасы, свернутой спиралью, как часовая пружина, круглый плетеный калач серого пшеничного хлеба и кварты четыре красного самодельного вина, лилово-черного, с розовой пеной, в глечике, обвязанном тряпочкой.
– Ну, что вы на это скажете, Гавриил Семенович? – с торжеством воскликнул Цимбал, потирая руки при виде глечика. – Есть правда на свете или нет?
– Есть правда на свете, – сказал Черноиваненко.
– Есть бог наверху?
– Нет бога наверху.
– А кто ж есть наверху?
– Люди! – гордо блестя глазами, сказал Черноиваненко, упирая на слово "люди". – Люди есть наверху. Хорошие советские люди. Весь наш партийный и беспартийный актив. Народ.
– Вы меня опередили в моей мысли. Я имел в виду выразить то же самое, только другими словами, более подходящими для такого новогоднего случая. Есть наверху народ. Согласен с вами. А народ бессмертен. Значит, народ все равно что бог. Поняли мою мысль?
– Люди! – сердито и вместе с тем весело крикнул Черноиваненко.
– Правильно, – поспешно согласился Леня. – Поэтому надо выпить за людей. – И он проворно взялся за глечик.
Черноиваненко осторожно вынул из рук Лени глечик и поставил его в сторону.
– Тосты начнутся ровно в двенадцать, – сказал он.
– А сейчас?
– Без двадцати.
– Откуда вы знаете?
– На моих вокзальных.
Черноиваненко поднес к самому носу Цимбала часы. Они показывали без двадцати минут двенадцать.
– Верно! – с удивлением сказал Леня. – Так они ж у вас перестали ходить?
– А теперь ходят.
– Ах, чтоб вы пропали! – засмеялся Леня. – Вы кому хотите задурите голову. Я ж знаю, что они у вас не ходят.
– Не ходят, а показывают. Во, фокус!
– Ну, вас не перекрутишь! – с досадой сказал Цимбал, обходя вокруг стола и нарочно не смотря на глечик.
Действительно, "перекрутить" Черноиваненко была вещь немыслимая, даже в новогоднюю ночь. Он и тут остался верен себе. Он терпеть не мог ни малейшего беспорядка и расхлябанности. Все должно происходить основательно, достойно. Он нарочно поставил свои испорченные часы на без двадцати двенадцать. Через некоторое время он переведет их на двенадцать, для того чтобы встреча Нового года произошла по всем правилам, как у людей. А сколько времени было в действительности, он не знал: может быть, три часа утра.
