Лев Колесников - Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)
Какое-то время продолжалась немая сцена. Перепелкин застыл с занесенным молотком, Валентин и Всеволод остановились на полушаге с семидесятикилограммовым баллоном на плечах. Санька, лежа на спине протиравший брюхо самолета, так и застыл с грязной тряпкой в вытянутой руке. Потом Кузьмич зашевелился. Фыркая, плюясь и потирая ушибленный затылок, он медленно распрямил тело и, запрокинув вверх голову, взглянул на виновника, набирая дух для тирады проклятий. Валико опередил его вопросом:
— Что, Кузьмич, больно?
Баллон со звоном грохнулся с плеч Валентина и Всеволода; Перепелкин стукнул себе молотком по пальцу, Санька уронил тряпку на нос, и дружный хохот огласил теплый весенний воздух.
— А ты что, не догадываешься, обормот несчастный?! — завопил Кузьмич. — Вот я подкараулю, когда ты под винт подлезешь, и сорву тебе по глупой башке пару компрессий, а потом спрошу: больно или не больно?
Подошел инженер, и все притихли. Он был строгий и требовал серьезности во время работы у самолетов. Перепелкин отвернул все гайки, и Валико помог ему «одернуть» цилиндр. Инженер, наблюдавший издали, предупредил:
— Эй, экспериментаторы, ложку в картер не уроните! В моей практике был такой печальный случай. У одного чудака ложка из кармана выпала — и в мотор, а потом все удивлялись, чего он погнал стружку…
Но цилиндр сняли благополучно. После обеда все работы на самолете были закончены. Инженер проверил качество их выполнения и приказал Перепелкину строить экипаж.
— Следует заметить, — сказал инженер, — хотя вы сегодня «ржали» на редкость много, работу выполнили хорошо. От лица службы всем объявляю благодарность.
— Служим Советскому Союзу!
Оставалось закапотить мотор и зачехлить самолет. Когда Санька закрывал капоты, обратил внимание на надпись, нацарапанную на их внутренней стороне:
«Дядя летчик, нашего папу убили немцы. Отомсти за него. Мы очень старались, когда строили этот самолет.
Сестры Васильевы: Галя — 16 лет, Лиля — 14 лет».
— Совсем дети! — поразился Санька. — На таком самолете надо летать и работать со всем старанием.
Идя в казарму, все говорили о бедствиях, какие принесла народу война.
— Я всегда буду помнить этих девочек, — с чувством, сказал Санька. — У меня сестренка мечтала поступить в консерваторию. Все данные у нее для этого были, а из-за войны угодила вместо консерватории в паровозное депо…
— Ничего, Саша, — утешал его Валентин. — Вот выпустят нас из школы, пойдем воевать и поможем твоей сестренке приблизиться к консерватории. Борис и Сережка небось уже воюют…
5
Утро авиаполка, в котором служили Борис и Сережка, началось, как обычно, с постановки боевой задачи на день. Потом они «добрали энный промежуток времени» для сна и, протерев глаза, сели постучать в «козла» — Борис в паре с Сережкой против Усача и Николая Лагутина. Стол трещал от яростных ударов костяшками. Азарт вполне объяснялся жестокими условиями игры. Во-первых, те, на ком была запись, играли стоя, во-вторых, получившие «козла», пролезали под столом и в заключение, взгромоздясь на верхние нары, стоя там на четвереньках, объявляли всему «обществу», что они «козлы».
Вокруг играющих толпились болельщики, чадили табаком и «переживали», как и подобает переживать всяким болельщикам.
Борис и Сережка волновались и… все время проигрывали. И Усач ехидничал:
— Делаем «рыбу». Считайте бабки. У вас больше. Товарищи офицеры! Вы присутствуете при рождении «козлов».
На смену Борису и Сережке сели другие игроки, а они, «застучав» очередь на следующую партию, начали совещаться: «Как отомстить неразумным хозарам». Но в это мгновенье дверь распахнулась и кто-то крикнул; «Всем — первая готовность!»
Чертыхаясь и проклиная немцев, прервавших игру, застегивая на ходу шлемофоны, летчики бросились к самолетам. С «КП» взметнулись звезды ракет и моторы дружно загудели, самолеты пошли на взлет.
Сережка и Борис входили в состав группы Усача: Сережка — его ведомым, Борис — ведомым Лагутина. Молодые летчики имели еще малый боевой опыт, и у них едва хватало внимания, чтобы сохранять место в строю. Изредка они лишь озирались по сторонам и, ничего не видя, вновь вперялись взглядами в фюзеляжи своих ведущих. Особенно стало трудно, когда пересекли линию фронта и пошли над территорией, занятой немцами. Сережка держался с Усачом в несколько вытянутом пеленге и вдруг услыхал его голос:
— Я Сапсан-двенадцать, веду бой!
«Какой бой? С кем?» Между тем через кабину ведущего уже потянулся белесый шлейф порохового дыма, и, обгоняя стремительный полет самолета, сбоку брызнула трасса короткой пушечной очереди. И только тут Сергей увидел впереди два самолета с черными крестами на крыльях. Он успел также заметить, что один из них, резко потеряв скорость, начал снижаться, оставляя за собой бесформенные клочья, а второй метнулся в сторону. Потом Сережка вспомнил, что когда ведущий ведет бой, ведомый, как никогда, должен следить за его хвостом, обернулся и увидел рядом с парой Лагутина чужие самолеты, какие — он не разобрал, понял только, что не «Лавочкины», — и тотчас суматошно крикнул по радио; «Кто это, кто это у нас сзади, сверху?!» Борис, летевший в звене замыкающим, услыхав эти бестолковые слова, оглянулся и тоже что-то завопил. Усач в это время начал очередной разворот, и неизвестные самолеты вклинились в строй между его парой и парой Лагутина. Сережка и Борис, путая строй и перебивая друг друга, поспешно и бестолково доложили об этом ведущим. Усач раздраженно цыкнул на них:
— Перестаньте горланить! Это «кобры», свои, видите звезды на крыльях.
Но ни Борис, ни Сережка звезд не видели. Они и друг друга не видели, так как строй звена нарушился и Лагутин в этой суматохе разошелся с Усачом. «Кобры» тоже куда-то исчезли. С земли подали команду идти на свой аэродром. Усач недовольным тоном запросил Сережку:
— Сапсан-тридцать третий, где ты?
— Я, вот он, у вас за хвостом.
— Тридцатого не видишь?
— Не вижу, — чуть не плача, признался Сережка.
— Долетались. Сапсан-тридцатый, идти домой самостоятельно.
— Я вас понял, — отозвался Лагутин. — Иду. Тридцать первый со мной.
При обратном пересечении фронта пара Усача была атакована «мессершмиттами». Сережка заметил их лишь тогда, когда ведущий противника вышел на дистанцию огня в хвост Усача. «Нас атакуют!» — успел крикнуть Сережка и тут же понял, что любыми средствами обязан защитить своего командира. Преодолев инстинкт самосохранения, он бросил свой самолет между фашистским стервятником и своим ведущим, загородив его от града выстрелов.
— Что ты делаешь?! — не своим голосом крикнул Усач. — Крути влево!
Сам он уже гнал вкрутую восходящую спираль. Сережка увидел вспышки разрывов на крыльях, почувствовал царапины на щеке и, выполняя команду ведущего, рванул самолет в левый вираж. Трассы снарядов перестали летать над головой. Он обернулся и увидел, что за ним тянутся два «мессершмитта». Передний направил свое острое рыльце с точечками пушечных и пулеметных отверстий прямо на его кабину. «Это еще не страшно, это не страшно, — успокаивал себя Сережка. — Главное — не дать ему вынести упреждение!»
Но на «мессершмитте» сидел летчик поопытней Сережки, и в следующие секунды тот увидел, как самолет противника доворачивает свое зловещее рыльце куда-то вперед по направлению траектории виража. Показалось лягушачье брюшко его фюзеляжа. Сережка резко нажал педаль руля поворота и дернул ручку управления. Нос «мессершмитта» оделся мерцающим огненным венчиком стрельбы, но трасса прошла где-то сбоку Сережкиного самолета.
— Спокойно, Сережа, я его выбью! — услыхал он голос Усача. И потом: — Готово! Выходи на прямую, пристраивайся. Я у тебя справа.
Сергей осмотрелся, увидел «Лавочкина» с родным номером «6» на хвосте и пристроился к нему. «А что же с «мессером»?» Сзади никого не было, виднелся лишь белесый столб дыма, изогнутый крючком — с неба до земли.
Пошли на снижение. Под крылом угадывался аэродром — узкое, вытянутое вдоль лесного массива поле. Подошли к нему на бреющем. При заходе на посадку Сережка получил еще одно испытание. Он уже выпустил шасси и погасил скорость, когда услыхал команду, полную зловещего смысла: «Мессеры» на кругу!» Горючее на исходе, нет ни высоты, ни скорости. Положение критическое. Что-то очень неразборчивое прокричал по радио Борис. Потом уже более спокойно и даже торжествующе:
— «Сапсаны», садитесь спокойно, «мессеров» больше нет.
Едва Сережка зарулил после посадки на свое место, как выскочил из кабины и бросился разыскивать Бориса. А тот уже бежал навстречу.
— Боря, ну что там было?
