Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
Директор вдруг обнаружил, что пальцы его нервно барабанят по холодному стеклу.
Спокойнее, Савин, спокойнее!
Он обернулся к Степе и спросил, кто еще знает о спрятанном в подполье у председателя хлебе.
— Больше никто... один я, — чуть запинаясь, ответил Степа.
— А сыновья Горелова?
— Они... они ничего не видали. Отец их к тетке услал.
Савин бросил на Степу подозрительный взгляд:
— А ты что же, следил все эти дни? И за дядей, и за Гореловым?
Отведя глаза в сторону, Степа молчал.
— Так, так, следил, значит... — Савин вновь забарабанил по стеклу и тут же с досадой сунул руки в карман. — А ты молодец, молодой Ковшов! Глаз у тебя зоркий. Хвалю! Настоящий комсомолец!
— Федор Иванович, так пойдемте к Горелову! — вскочил Степа. — Я все покажу...
— Нет, нет, — остановил его Савин. — Сегодня ничего предпринимать не будем. Уполномоченного по хлрбозаготовкам нет дома. Он вернется к утру, и я обо всем сообщу ему. Пригласят свидетелей. У Горелова сделают обыск, хлеб заберут. Виновные, конечно, будут привлечены к ответственности... — Директор с таинственным видом наклонился к Степе: — Но теперь все зависит от тебя. Будешь молчать — разоблачим саботажников, разболтаешь — хлеб могут перепрятать.
— Что вы, Федор Иванович! — испугался Степа. — Я никому...
Директор отослал его спать.
Но сон не шел... Степа представил себе завтрашний день — мужики вытаскивают из подполья мешки с зерном и грузят их на подводу. Тетка Пелагея хватается за мешки и вопит на всю деревню. Дядя Илья ненавидящими глазами смотрит на Степу. У Горелова отбирают сельсоветовскую печать и увозят его в район. Серега с плачем прощается с отцом, а Митя, столкнувшись со Степой, отворачивается и проходит мимо.
Забылся Степа только под утро. Разбудила его Таня. Она крадучись пробралась в общежитие и, растолкав брата, испуганно шепнула:
— Вставай! К дяде Тише комиссия пошла! Тебя зовут.
Через минуту Степа с сестренкой уже шагали к дому Гореловых.
— Я знаю... Ты уже все рассказал, — вымолвила Таня.
Степа хмуро кивнул головой и спросил сестру, состоялся ли у нее вчера разговор с Митькой.
— Говорили мы. Он ни в какую... боится! — Таня тяжело вздохнула. — Засудят теперь дядю Тишу.
— Может, и не засудят. Он же не кулак какой... в партизанах был, с белыми дрался... — И, чувствуя, что говорит не то, Степа с болью выкрикнул: — Ну нельзя нам молчать! Тут такое заварилось... Нельзя! Понимаешь?
— Понимаю, — еле слышно произнесла сестренка.
Степа прибавил шагу и вскоре догнал комиссию. Были тут уполномоченный по хлебозаготовкам Крючкин, высокий, сутулый мужчина в поношенной, в желтых пятнах кожаной куртке, директор школы, Аграфена и Василий Хомутов.
Заметив запыхавшегося Степу, Савин кивнул ему головой и что-то шепнул Крючкину. Тот пристально оглядел мальчика и, вдруг замедлив шаг, взял его за плечи и крепко встряхнул:
— Ошибки не будет? Часом, не померещилось тебе?
— Что вы, товарищ Крючкин! — обиделся Степа. — Своими глазами видел.
— Ну, ну, — сумрачно сказал уполномоченный. — Веди тогда, показывай.
Комиссия подошла к дому Горелова. Крючкин постучал в калитку.
Долго не отвечали. Потом звякнула щеколда, и председатель с заспанным лицом, в нижней рубахе и обгорелых валенках приоткрыл калитку.
— Разбудили, Тихон Кузьмич? — чуть помедлив, заговорил Крючкин. — Побеспокоить вас придется.
— В чем дело? — недовольно спросил Горелов.
— Кое-какие сигналы на вас поступили... Будто вы чужой хлеб прячете...
— Я? Чужой хлеб?! — Председатель отступил назад. — Это какая же тварь меня дегтем мажет?
— Вы уж извините, а придется проверить, — сухо сказал Крючкин, жестом приглашая членов комиссии войти в сени.
Горелов вдруг широко распахнул калитку, с грохотом открыл крышку ларя, толкнул ногой дверь в чуланчик, зачем-то опрокинул пустую кадку.
— Шарьте! Обыскивайте! — дрожа от бешенства, бормотал он.
— Дядя Тихон, вы лучше подполье покажите, — негромко заметил Степа. — Зачем вы лаз сундуком загородили?
— Подполье? — переспросил Горелов таким тоном, словно он не понимал, зачем сюда попал какой-то мальчишка. Затем он устало махнул рукой и открыл дверь в избу: — Можете хоть весь дом перевернуть...
Вместе с Крючкиным Степа вошел в избу, огляделся и обмер: кованый сундук стоял на своем обычном месте, у порога.
Степа даже протер глаза. Нет, ему не привиделось: лаз в подполье действительно ничем не был заставлен.
Оправившись от удара, Степа наконец решил, что это еще ничего не значит. Просто Горелов, чтобы не вызывать подозрений, передвинул сундук на старое место, а лаз, наверно, заколотил гвоздями.
Степа подскочил к лазу, схватился за кольцо и с силой рванул половицу. К его удивлению, она приподнялась без особых усилий. Значит, гвоздей не было.
Боясь взглянуть на Крючкина, Степа спустился в подполье и на четвереньках пополз в угол. Он полз, останавливался и, вытянув вперед руки, старался нащупать в темноте тугие, округлые туши мешков, наполненных зерном. Но руки касались то сухой земли, то бревенчатых подпорков, покрытых мягкой паутиной, то шероховатой картошки. И Степа, холодея и тяжело дыша, вновь и вновь кружил по подполью.
В лаз с фонарем в руках спустился Крючкин и подполз к Степе.
— Где мешки? — спросил он, освещая фонарем то один угол, то другой.
— Здесь были... в этом углу. Своими глазами видел... — Степе показалось, что он прокричал эти слова во весь голос, но Крючкин услышал только неясное, сдавленное бормотание.
Кряхтя и чертыхаясь, он полез вон из подполья.
— Нашел хлеб? Много? — нетерпеливо спросила Аграфена.
Крючкин сконфуженно развел руками и, отряхнув пыль с колен, подошел к Горелову. Тот, опустив голову, сидел на сундуке.
— Прощения просим, Тихон Кузьмич! Ошибка получилась. Ничего, кроме картошки, в подполье нет. Мальчишка всех попутал... — И он раздраженно обернулся к Савину: — Что же вы, товарищ директор, так школяров распустили? На председателя сельсовета клевету возводят...
— Ничего не понимаю, — в свою очередь, развел руками Савин. — Вчера Степа Ковшов чуть не переполошил всех мужиков в читальне... — Он обернулся к Аграфене: — Вы, кажется, тоже выражали свое подозрение?
— Было дело, — ответил за нее Василий Хомутов.
Аграфена покачала головой, потом, взяв фонарь, подошла к лазу и спустилась в подполье.
— Вот чертова баба, ничему не верит! — сказал Хомутов.
Горелов вдруг поднялся с сундука и решительно подтолкнул Хомутова и директора школы к лазу в подполье:
— Все забирайтесь! Проверяйте, ищите!
Хомутов и Федор Иванович неохотно полезли в подполье. Через несколько минут, тяжело отдуваясь, они выбрались обратно. Впереди себя Хомутов вытолкнул Степу и, схватив его за шиворот, потащил на середину избы:
— А ну, нечистая сила, держи ответ!
Степа, поеживаясь от цепкой руки Василия, огляделся кругом.
Горелов смотрел на него злыми, колючими глазами. Савин, вздыхая и покачивая головой, вполголоса что-то объяснял Крючкину. Аграфена стояла к Степе спиной и, хлопая платком, выбивала из него пыль. В дверь заглядывали школьники: Шурка, Нюшка, Афоня... У Тани по щекам текли слезы.
— Что же ты молчишь, бесов сын? — прикрикнул на Степу Хомутов. — Привиделись тебе мешки или как?
В дверях показался Матвей Петрович.
Степа вспыхнул и попытался освободиться из рук Хомутова, но тот продолжал крепко держать мальчика за шиворот.
— Отпустите, Василий Силыч, — негромко сказал учитель. — Не годится так.
— Я ему отпущу!.. — погрозил Хомутов.
И не успел он еще что-то сказать, как раздался отчаянный мальчишеский крик:
— А все равно был здесь хлеб! Был!
Не помня себя от стыда и унижения, Степа, как затравленный зверек, вырвался из рук Хомутова, растолкал в дверях школьников и выбежал на улицу.
ГДЕ ОН?
До самого обеда Шурка и Афоня дежурили около общежития и поджидали Степу — должен ведь он когда-нибудь вернуться!
Вот дядя Петя уже подал сигнал на обед, интернатцы налегке, без пиджаков и шапок, пробежали в столовую, а Степы все еще не было.
Шурка с Афоней подсчитали: пошел уже четвертый час после того, как их приятель убежал из дома Горелова. Где он мог так долго пропадать?
Конечно, после такой истории, как обыск у председателя сельсовета, Степе нелегко показаться людям на глаза, но не может же он столько времени бродить по лесу! Все-таки холодно и есть захочется.
Шурка посмотрел в сторону леса.
— Слышь, Афоня? — с тревогой сказал он. — А ты заметил, куда он побежал? Прямо в сторону Замызганок!
— Ну и что?
— Вот и «что»... Может, Степка на станцию подался. Возьмет да и уедет обратно в колонию.
