Юрий Бондарев - Юность командиров
— Стоп! — крикнул Алексей.
Он выскочил из кабины в неистовый перестук, шорох капель — роща шумела над головой. Было очень темно, пахло влажной хвоей, она мягко пружинила под ногами. Ничего не видя, он включил фонарик — мокро блеснули под ногами, выступили из песка черные корневища, зажелтела опавшая хвоя. На опушке пророкотал и смолк мотор. Это вторая, запоздавшая машина подтянулась к первой.
Алексей двинулся вперед по дороге, светя перед собой фонариком, и вскоре остановился — роща кончилась. Было слышно: дождь с ровным плеском стучал по воде. На скате берега смутно виднелась, вернее угадывалась, давняя колея: размытая, рассосавшаяся, она уходила в сверкавшую под светом воду — обрывалась: река разлилась. Но когда здесь проехали: два дня назад, полмесяца назад?
— Старший сержант Дмитриев! — позвал откуда-то из темноты голос Чернецова. — Где вы? Что вы там делаете?
— Я на берегу! Я сейчас!.. — откликнулся он, с напряжением вглядываясь в колею. — Дайте мне ориентир фонариком! Постараюсь проверить ширину реки и глубину брода! Я сейчас!..
— Осторожней! Слышите, Дмитриев?..
Он, не ответив, вошел в воду, сделал первый шаг, и тотчас упругое течение ударило по ногам, как палкой, пошатнуло его, мгновенно почувствовался острый холод сквозь сапоги.
«Надо вымерить по ширине машины, только так… — думал он, слепо идя во тьму, все глубже опускаясь в черноту перед собой, все время оглядываясь, чтобы не сбиться с направления, а пучок света на берегу все отдалялся и отдалялся. Вода уже достигала коленей. Потом дно будто вырвалось из-под ног, провалилось — и он сразу погрузился по пояс. С силой его потянуло в глубину, черная вода заплескалась и зашумела вокруг, круто ходя водоворотами, течение с напором толкало в сторону, и Алексей остановился, задыхаясь от этой борьбы, перевел дух, разогнул спину. Ветер с дождем сек по лицу, и ему на мгновенье почудилось, что он один стоит среди водяной пустыни без конца и края, потеряв направление и ощущение времени. Вздрагивая от чувства этого одиночества и охватившего его холода, он обернулся. Сквозь сеть дождя тусклой каплей на берегу светил фонарик Чернецова, потом слабым отзвуком донеслось до него:
— Дмитри-ев!..
Стиснув до боли зубы, он снова продвинулся на несколько шагов вперед; и когда внезапно впереди проступили нечеткие силуэты каких-то предметов (деревья это, что ли?), разгребая воду, ускорил шаги и тут же почувствовал, как дно словно стало выпирать из-под ног. Он, пошатываясь, сделал еще несколько шагов и, едва не падая, выбрел наконец на песок, вконец обессиленный, постоял немного, чтобы можно было отдышаться. Затем ощупью повесил на сучок ближнего дерева фонарь, крикнул сдавленным голосом:
— Фонарь видите-е?
— Плохо, но вижу-у! Возвращайтесь назад!
Казалось, далеко-далеко, на том берегу, фонарик Чернецова описал короткую дугу и замер впотьмах.
…До того берега он добрался гораздо быстрее; и, уже вылезая из воды, весь мокрый, в хлюпающих сапогах, вытер рукавом лицо, скомандовал сейчас же хрипло:
— Моторы! Включить фары! Берег крутой! Первое орудие!..
Он отдал эту команду в темноту, твердо веря, что его услышат, и стоял на дороге, ждал, с трудом переводя дыхание.
На горе заработали моторы, длинные полосы фар пролегли над головой, уперлись в мокрые вершины деревьев, потом сдвинулись с места, легли на дорогу, ослепили его и будто толкнули в грудь.
— Давай, давай, Матвеев, на меня! — снова крикнул он, идя по дороге и махая рукой. — Сто-ой!
Свет уперся в реку дымящимся синим столбом, пронизывая воду у берега до дна — сверкали гальки на мелководье, подобно разбросанным в воде монетам.
— Взвод, слезай! — скомандовал Алексей. — Командиры отделений, стройте людей!
Шурша сухими плащ-палатками, курсанты стали прыгать с машин; послышались взволнованные голоса:
— Приехали?
— Саша, раздевайся, купаться будем!
— Что такое? Потоп?
— Ну, Миша, если ко дну пойдешь, держись за пушку. Она не тонет!
Алексей стоял у обочины дороги, глядя на строившийся взвод, еле сдерживая ознобную дробь зубов.
— Разговоры прекратить! — резко приказал он. — Шоферы, ко мне!
Разговоры смолкли. Командиры отделений доложили, что люди построены; и после этих докладов независимо, вразвалку подошли шоферы. Они переминались и с угрюмой настороженностью поглядывали на реку.
— Слушать внимательно! — серьезно и громко сказал Алексей. — За рекой в девяти километрах отсюда — Марьевка. В семи километрах от нее, у оврага Кривая балка, — место сосредоточения наших орудий. Нам надо прибыть в три часа тридцать минут. Сейчас два часа пятьдесят восемь минут. Не успеем — не выполним приказ. Орудия и машины необходимо переправить через брод! — Он указал на ослепительно горевшую под фарами воду. — Одними моторами не возьмем. На фронте в этих случаях подавалась команда: «На колеса!» Это ясно?
Все молчали. Было слышно, как шелестел дождь в кронах сосен.
— Шоферы, подойдите ближе, смотрите сюда! Видите? На том берегу висит фонарь. Держаться только этого направления. Иначе застрянем! Есть ямы. Попадем в них — засосет. У каждой машины — два человека, прикрепляющие канаты лебедок. У первой машины — Гребнин и… Луц, у второй — Дроздов и Карапетянц. Канаты цеплять по моей команде. По места-ам!
Он подал команду и только в тот момент особенно ясно осознал, что началось главное — переправа.
— Ма-а-арш! — крикнул Алексей.
Первая машина осторожно, на тормозах стала спускаться к воде. Матвеев, вытянув шею, наклоняясь вперед — грудью на баранку, — весь напрягшись, блуждающе глядел на воду, и Алексей с беспокойством видел: медлит!.. Мотор, туго вибрируя, гудел, машина, коснувшись колесами воды, внезапно затормозила. Орудие по инерции занесло впереди влево, к самому краю дороги, затрещали кусты. Расчет тоже, скатываясь влево, будто их всех откинуло, густо облепил орудие. Сразу всполошились голоса:
— Что там? Что?
— Почему остановились? Эй! Матвеев, очумел?..
— Орудие у обрыва! Здесь обрыв!
«Что же это он? Неужели трусит? Все испортит!» — тотчас мелькнуло в сознании Алексея, и он увидел, как Матвеев, повернув голову, в растерянности смотрит на него, беззвучно шевеля губами. В ту же минуту Алексей вскочил на подножку, рванул дверцу и, ввалившись в кабину, сел рядом, зло и непререкаемо крикнул:
— Давай вперед!.. Чего думаешь?.. Вперед, говорю!.. А ну включай первую скорость! Быстрей! Чего думаешь!..
Взревев, машина рванулась вперед и, будто обрушиваясь с обрыва, опять затормозила, осела передними колесами, под ними всплеснулась вода, тяжело заскрипел песок.
— Скорость! — закричал Алексей. — Скорость!
Матвеев суетливо и испуганно переключил скорость.
— Жми!
Раскрыв дверцу, Алексей выскочил из машины, слыша, как бешено забурлила вода, чувствуя, как орудие, скатываясь с берега, сильно толкнуло сзади машину. Сочно захрустело дно; тонко завывая, пел мотор, а возле орудия слышались обеспокоенные голоса, всплески, хлюпанье от быстрого движения ног. Темная громада машины, гудя, проползла мимо него. И, налегая на борта, на щит, на колеса, на ствол, позади двигался весь расчет; кто-то, трудно дыша, говорил:
— На колеса, ребята!
— Ну и ночка! Как на передовой! — гудел чей-то баритон, кажется, Нечаева. — Наковыряешься!
И Алексей навалился плечом на щит, рукой толкая колесо рядом с чьим-то плечом и руками, крикнул, понимая, что порыв этот ослаблять нельзя:
— Вперед!.. Навались, ребята!..
Он шел так, подталкивая орудие, несколько минут, пока не онемело плечо, пока колеса орудия не ушли под воду. А вода все подымалась и уже перехлестывала через станины, ударяла в щит, и машина, натруженно завывая, двигалась медленнее и медленнее.
«Сколько осталось до того берега? Где он?»
Вдруг тело орудия откатилось назад, непомерной тяжестью надавило на плечо. Орудие стало. Мотор приглушенно ревел. Будто буксовали колеса. Вокруг орудия бурлила вода. Люди в бессилии прислонились к щиту.
— А, черт! Завели в омут! Полные сапоги воды! Что будем делать?
— Держись, утащат омутницы! — закричал Гребнин. — Они любят таких верзил, как ты, Нечаев!
— Еще, ребята! — с тревогой командовал Дроздов. — Ну, р-раз! Еще!
— Подожди, буксует! Здесь самая глубина!
— Мотор бы не залило!
— Миша, не наступай на ноги! Зачем толкаешься? Не видишь, на одной ноге стою? — завозившись около станин, возмущенно заорал Ким Карапетянц. — Держи руками!
— Орудие засасывает!
Алексей стоял возле орудия, привалившись к щиту спиной, лихорадочно соображая: «Засасывает орудие… Машина буксует… Да, они, наверно, на середине реки… Все же Матвеев не мог проскочить… Хватит ли сейчас троса лебедки?.. Где Чернецов?»
