Анатолий Ткаченко - Девушка Белкина
— Он просит! — Белкина задохнулась, потом тоненько захохотала. — Посмотрите на него: он просит! Нашелся товарищ! — Она хохотала, и сердце у нее радостно екало: «Какой жалкий… Так тебе и надо… Примазался к коллективу… Выведем на чистую воду…»
Ей припомнилось сразу все: сестра Меньшикова ворует лавсановые обрезки, живут они с отцом в большом собственном доме, имеют корову, гусей; наверно, торгуют картошкой и яблоками; в прошлом году купили «Запорожец»; ездили отдыхать в Крым. (Может, они из тех Меньшиковых, которые при царях дворянами были?) Он, Владимир, дружил с закройщицей Щепкиной и не женился; подсмеивается над директором — «Лысина, как трудовой мозоль!», ходит в ресторан, танцует там под радиолу… «Как же я раньше не подумала об этом? Помутнение какое-то, пошла на поводу. И чего смеюсь? Плакать надо».
Она застегнула на обе пуговицы пальто, поправила волосы, глянула на часы и шагнула к тропе. Меньшиков стал на ее пути. Она легко, как что-то невесомое, отвела его в сторону маленькой ладошкой, сказала:
— Я вас не замечаю.
И, не оглядываясь, быстро пошла под гору.
Уходила Белкина от Анастасии Ивановны в пасмурную погоду: всю ночь ливень гремел железной крышей, полоскал деревья в саду, а утром земля плотно укрылась сереньким туманом. Слепыми, блеклыми бельмами проглядывали в стенах окна.
Она уложила чемодан, скатала и стянула ремнем постель. Вещей у нее не прибавилось, кроме десятка книг для вечерней школы, — их она тоже уместила в чемодан. Немного утомилась, села передохнуть и только тут увидела, что в двери ее комнаты, загородив весь проход, стоит Анастасия Ивановна. Стоит уже, наверное, давно, потому что привалилась плечом к косяку и поджала левую больную ногу (когда-то в оккупации ей раздробило осколком колено).
Тетка не плакала, молчала. Это немного удивило Белкину, она стала думать, что сказать Анастасии Ивановне: «До свидания» или «Прощайте»? Но сказала другое, неожиданное для себя (наверное, из-за того, что тетка не плакала и молчала):
— Ну вот, сейчас пойду…
Встала, нащупала в кармане бумажку — личное распоряжение директора: «Устроить и постоянно прописать тов. Белкину в общежитие» — и потом легко подняла чемодан и скатку.
Тетка пропустила ее, пошла следом, мучая половицы своей тяжестью, что-то шепча и задыхаясь. На крыльце она придержала Белкину, близко наклонилась к ней, — свои водянистые глазки вперила в ее глаза, — шепотом выговорила:
— Это нам, Мотя, наказание за грехи. Иди.
Белкина торопливо пошла, однако у калитки оглянулась, хотя не собиралась оглядываться. Анастасия Ивановна все так же не плакала и молчала, взгляд ее был устремлен куда-то выше ограды, в глухую морось тумана. У Белкиной незнакомо погорячело в груди, остановилось дыхание (она никогда не видела такой свою тетку), но в следующую минуту, уже возненавидев кого-то второго, жалостливого, в себе, она резко пнула ногой калитку.
По переулку шагала быстро, успокаиваясь и стыдясь «за нюни-слюни», а на перекрестке у церкви столкнулась с милиционером, который весной встречал ее на вокзале: город маленький, им и до этого не раз приходилось видеться, и милиционер всегда узнавал ее.
— Куда кочуем? — спросил он.
— В общежитие.
— Не ужились с тетушкой?
— Разные люди.
— Зеленая улица! — щелкнул каблуками милиционер и указал полосатым жезлом в сторону общежития.
