Лазарь Лагин - Старик Хоттабыч (1953, илл. Валька)
Ах, как Волька был бы счастлив изложить свои познания по этому вопросу! Но что он мог поделать, если уже больше не был властен над своей речью и своими поступками! Согласившись на подсказку Хоттабыча, он стал безвольной игрушкой в его доброжелательных, но невежественных руках. Он хотел подтвердить, что, конечно, то, что он только что сказал, ничего общего не имеет с данными современной науки, но Хоттабыч за стеной недоуменно пожал плечами, отрицательно мотнув головой, и Волька здесь, перед экзаменационным столом, вынужден был также пожать плечами и отрицательно мотнуть головой.
– То, что я имел честь сказать тебе, о высокочтимый, основано на самых достоверных источниках, и нет более научных сведений об Индии, чем те, которые я только что, с твоего разрешения, сообщил тебе.
– С каких это пор ты, Костыльков, стал говорить старшим «ты»? – удивился учитель географии. – И прекрати, пожалуйста, отвечать не по существу. Ты на экзамене, а не на костюмированном вечере. Если ты не знаешь этого билета, то честнее будет так и сказать. Кстати, что ты там такое наговорил про земной диск? Разве тебе не известно, что Земля – шар?
Известно ли Вольке Костылькову, действительному члену астрономического кружка при Московском планетарии, что Земля – шар! Да ведь это знает любой первоклассник!
Но Хоттабыч за стеной рассмеялся, и Волька тоже усмехнулся:
– Ты изволишь шутить над твоим преданнейшим учеником! Если бы Земля была шаром, воды стекли бы с неё вниз и люди умерли бы от жажды, а растения засохли. Земля, о достойнейший и благороднейший из преподавателей и наставников, имела и имеет форму плоского диска и омывается со всех сторон величественной рекой, называемой «Океан». Земля покоится на шести слонах, а те стоят на огромной черепахе. Вот как устроен мир, о учитель!
Экзаминаторы смотрели на Вольку со всё возрастающим удивлением. Тот от ужаса и сознания своей полнейшей беспомощности покрылся холодным потом.
Ребята в классе всё ещё не могли разобраться, что такое произошло с их товарищем, но кое-кто начинал посмеиваться. Уж очень это забавно получилось про страну плешивых, про страну, наполненную перьями, про золотоносных муравьёв величиной с собаку, про плоскую Землю, покоящуюся на шести слонах и одной черепахе. Что касается Жени Богорада, закадычного Волькиного приятеля и звеньевого его звена, то он не на шутку встревожился. Кто-кто, а он-то отлично знал, что Волька – староста астрономического кружка и уж во всяком случае знает, что Земля – шар. Неужели Волька ни с того ни с сего вдруг решил хулиганить, и где – на экзаменах! Очевидно, Волька заболел. Но чем? Что это за странная, небывалая болезнь? И потом, очень обидно за звено. Все экзамены шло первым по своим показателям, и вдруг всё летит кувырком из-за нелепых ответов Костылькова, такого дисциплинированного и сознательного пионера!
– Ты всё это серьёзно, Костыльков? – спросил учитель, начиная сердиться.
– Серьёзно, о учитель, – отвечал Волька.
– И тебе нечего добавить? Неужели ты полагаешь, что отвечаешь по существу твоего билета?
– Нет, не имею, – отрицательно покачал головой там, за стенкой, Хоттабыч.
И Волька, изнывая от чувства своей беспомощности перед силой, толкающей его к провалу, также сделал отрицательный жест:
– Нет, не имею. Разве только, что горизонты в богатой Индии обрамлены золотом и жемчугами.
– Невероятно! – развёл руками экзаминатор.
Не может быть, чтобы Костыльков хотел подшутить над своими учителями.
Он нагнулся и шепнул на ухо директору:
– По-моему, мальчик не совсем здоров.
– Очень может быть, – согласился директор.
Экзаминаторы, искоса бросая быстрые взгляды на Вольку, стали тихо совещаться. Потом Сергей Семёнович, учитель географии, прошептал:
– Попробуем задать ему вопрос исключительно для того, чтобы он успокоился. Разрешите задать из прошлогоднего курса?
Все согласились, и Сергей Семёнович обратился к Вольке:
– Ну, Костыльков, успокойся, вытри слёзы, не нервничай. Можешь ты нам рассказать для начала о том, что такое горизонт? Это из курса пятого класса.
– О горизонте? – обрадовался Волька. – Это, Сергей Семёнович, очень просто. Горизонтом называется воображаемая линия…
Но снова за стеной закопошился Хоттабыч, и Волька снова пал жертвой подсказки.
– Горизонтом, о высокочтимый учитель, – поправился он, – горизонтом я назову ту грань, где хрустальный купол небес соприкасается с краем Земли.
– Час от часу не легче! Как прикажешь понимать твои слова насчёт хрустального купола небес: в буквальном или переносном смысле слова?
– В буквальном, о учитель, – подсказал из соседнего класса Хоттабыч.
И Вольке пришлось вслед за ним повторить:
– В буквальном, о учитель.
– В переносном! – прошипел ему кто-то с задней скамейки.
Но Волька снова промолвил:
– Конечно, в буквальном.
– Значит, как же? – всё ещё не верил своим ушам учитель географии. – Значит, небо, по-твоему, твёрдый купол?
– Твёрдый.
– И, значит, есть такое место, где Земля кончается?
– Есть такое место, о высокочтимый мой учитель.
За стеной Хоттабыч одобрительно кивал головой и удовлетворённо потирал свои сухие ладошки.
В классе наступила напряжённая тишина. Самые смешливые ребята перестали улыбаться: с Волькой определённо творилось неладное.
Директор встал из-за стола, озабоченно пощупал Волькин лоб. Температуры не было.
Но Хоттабыч за стенкой растрогался, отвесил низкий поклон, коснулся, по восточному обычаю, лба и груди и зашептал. И Валька, понуждаемый той же недоброй силой, в точности повторил эти движения:
– Благодарю тебя, о великодушнейший Павел ибн Василий! Благодарю тебя за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне, ибо я, хвала аллаху, совершенно здоров.
Это получилось на редкость нелепо и смешно. Но так велика была уже тревога ребят за Вольку, что ни у кого из них и тени улыбки на лице не появилось. А директор ласково взял Вольку за руку, вывел из класса и погладил по поникшей голове:
– Ничего, Костыльков, не унывай… Видимо, ты несколько переутомился… Придёшь, когда хорошенько отдохнёшь, ладно?
– Ладно, – сказал Волька. – Только, Павел Васильевич, честное пионерское, я нисколько, ну совсем нисколечко не виноват!
– А я тебя ни в чём и не виню, – мягко отвечал директор. – Знаешь, давай заглянем к Петру Иванычу.
Пётр Иваныч – школьный доктор – минут десять выслушивал и выстукивал Вольку, заставил его зажмурить глаза, вытянуть перед собой руки и стоять с растопыренными пальцами; постучал по его ноге ниже коленки, чертил стетоскопом линии на его голом теле. За это время Волька окончательно пришёл в себя. Щёки его снова покрылись румянцем, настроение поднялось.
– Совершенно здоровый мальчик, – сказал Пётр Иваныч директору. – To-есть, прямо скажу: на редкость здоровый мальчик! Надо полагать, сказалось небольшое переутомление… Переусердствовал перед, экзаменами… А так здоров, здо-о-о-ро-о-ов! Микула Селянинович, да и только!
Это не помешало ему на всякий случай накапать в стакан каких-то капель, и Микуле Селяниновичу пришлось скрепя сердце проглотить их.
И тут Вольке пришла в голову шальная мысль. А что, если именно здесь, в кабинете Петра Иваныча, воспользовавшись отсутствием Хоттабыча, попробовать сдать Павлу Васильевичу экзамен?
– Павел Васильевич! – обратился он к директору. – Вот и Пётр Иваныч говорит, что я здоров. Разрешите, я вам тут же на все вопросы отвечу по географии. Вот вы увидите…
– Ни-ни-ни! – замахал руками Пётр Иваныч. – Ни в коем случае не рекомендую. Пусть лучше ребёнок несколько денёчков отдохнёт. География от него никуда не убежит.
– Что верно, то верно, – облегчённо промолвил директор, довольный, что всё в конечном счёте так благополучно обошлось. – Иди-ка ты, дружище Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай. Отдохнёшь хорошенько – приходи и сдавай. Я уверен, что ты обязательно сдашь на пятёрку… А вы как думаете, Пётр Иваныч?
– Такой богатырь? Полагаю, что меньше чем на пять с плюсом он ни за что не пойдёт…
– Да, вот что… – сказал директор. – А не лучше ли будет, если кто-нибудь его проводит до дому?
– Что вы, что вы, Павел Васильевич! – всполошился Волька. – Я отлично сам дойду.
Не хватало только, чтобы провожатый столкнулся носом к носу с этим каверзным стариком Хоттабычем!
Волька выглядел уже совсем хорошо, и Павел Васильевич со спокойной душой отпустил его домой.
В коридоре за Волькиной спиной возник из стены сияющий Хоттабыч, но, заметив директора, снова исчез. А Волька, простившись с Павлом Васильевичем, спустился по широкой лестнице в вестибюль.
Ему бросился навстречу швейцар:
