Александр Котов - БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ
Тем временем господин Ришар купался в собственном величии. Он искоса поглядывал на Алехина; передвигая фигуры, со стуком ударял ими по шахматной доске. Положение француза постепенно ухудшалось: гроссмейстеру нетрудно было выиграть у такого шахматиста даже без ладьи. Белые фигуры сгруппировались в ударный комок и прорвали центр. Теперь недалеко и до резиденции неприятельского короля.
Алехин выиграл коня, и через ход противник уже не имел защиты от мата. Ришар с минуту удивленно смотрел то на доску, то на Алехина. Тот сидел с таким видом, будто случайно объявил мат. «Сам не понимаю, как это получилось!»
Ришар смешал фигуры.
- Я грубо ошибся, - прокомментировал он собственную игру. - Защитись я конем, сдаваться пришлось бы вам.
Француз потыкал пальцем в полированные клеточки шахматного столика, показывая возможную защиту. Алехин согласно кивал головой, как ученик, запоминающий наставления учителя.
Выиграй Ришар вторую партию, он, возможно, отказался бы от дальнейшей борьбы. Но проигрыш задел его. К тому же, если он кончил бы играть, теперь ему пришлось бы платить пять франков - разницу в ставках. Чемпион «Режанса» вновь расставил фигуры.
Опять француз дал Алехину ладью вперед. Тот не противился - это входило в его планы. Теперь уже Ришар не стучал фигурами, не было и презрительных взглядов. Он, как рыба, был уже на крючке, и Алехин даже не старался больше изображать из себя слабого игрока. Ходу на двадцатом он подставил под бой собственного ферзя, затем ладью и сдался.
Четвертая схватка протекала аналогично второй. Вновь атака Алехина, вновь прорыв уже на королевском фланге и вновь капитуляция француза. С минуту Ришар сидел неподвижный, внимательно смотря в лицо противнику. Вдруг его осенила идея.
- Нам нужно сыграть на равных, - предложил француз. Алехин не знал, что делать. Забавная рожица бесенка выразила на миг растерянность, но вскоре он снова захихикал.
Первую партию на равных Алехину удалось свести вничью лишь с большим трудом. Он облегченно вздохнул, когда объявил вечный шах. Нелегко было и во второй. Ришар играл так плохо, что только изобретательность Алехина помогла ему истребить все фигуры на доске. Когда у каждой стороны осталось всего по королю, был заключен мир.
Ришар совсем растерялся. Он поспешил вернуться к прежним условиям, но неизменно выигрывал, когда имел ладьей меньше, и так же обязательно терпел поражение, когда у него в начале игры были превосходные силы. Творилось что-то непонятное!
- Ничего не понимаю! - воскликнул, наконец, господин Ришар. - Играем на равных - ничьи: значит, наши силы примерно равны. Но я даю вам ладью и выигрываю, то же происходит, когда ладьей меньше у вас. Чепуха какая-то!
Близился конец придуманной шутки. Выдержав паузу, Алехин тихо и неуверенно произнес:
- Мне, конечно, трудно… советовать вам, - начал он, глядя в глаза француза. - Вы чемпион… Если бы вы согласились выслушать мое мнение… Осмелюсь сказать… эта толстая штука, - Алехин показал пальцем на ладью, - она… только мешает…
Губы Ришара искривились в усмешке. Ладья мешает? Вторая по силе фигура на доске - и вредит собственной армии. Бред какой! Но в глаза француза глядели такие невинные, такие светлые голубые глаза, что он начал уже верить в то, что ладья - помеха. Иначе, чем еще объяснить странную закономерность?
Алехин искусно выдержал сцену: недаром он когда-то учился в киностудии у известного артиста Гардина. Он сидел невозмутимый и хладнокровный. А в это время бесенок совсем вырвался на свободу. Пристроившись на краю шахматной доски, он плясал, хихикал, строил уморительные рожицы.
Чем бы все это кончилось, неизвестно, если бы в напряженной тишине не раздалось вдруг неожиданное восклицание:
- Алехин! Александр! Какими судьбами?!
Невысокий, лысоватый мужчина средних лет стоял рядом со столиком, за которым велась странная шахматная баталия. Пришелец смотрел на Алехина живыми, лукавыми глазами с косинкой, блеск их можно было заметить даже за холодными стеклами пенсне. Вид его выражал неподдельную радость.
- Савелий! - воскликнул Алехин и вскочил со стула. Друзья обнялись, обмениваясь обычными при встрече восклицаниями, за ними с любопытством наблюдали посетители кафе.
Имя гроссмейстера Савелия Тартаковера было хорошо известно в «Режансе», да и во всей Франции. Уроженец Ростова, он еще до войны много раз бывал в Париже и теперь считался одним из сильнейших и оригинальнейших шахматистов мира.
Пока длилось возбуждение и суматоха неожиданной встречи, растерянный господин Ришар не спускал глаз с Алехина. Выбрав удобный момент, он тихо спросил у Тартаковера:
- Это какой Алехин?
- Русский гроссмейстер Александр Алехин, - ответил Тартаковер.
- Это который в Петербурге… занял третье место?
- Да. Именно он.
Господи, а я то ему ладью вперед! - схватился за голову Ришар. Впрочем, его отчаяние длилось недолго: характер господина Ришара не позволял ему долго сокрушаться. Вскоре он уже ходил от одного столика к другому, и до Алехина доносились обрывки слов, высокомерно произносимых тем же трескучим голосом:
- Да, гроссмейстеру Алехину… да, тому самому! Ладью вперед… И знаете, я выиграл все партии!
- Что ж, с приездом, Саша! - Тартаковер поднял бокал искрящегося вина, в хрустале промелькнул отблеск уличного фонаря. Друзья ушли из «Режанса», где внимание шахматных любителей становилось утомительным, и сидели теперь за столиком под навесом в одном из ближайших уютных кафе. Вечером здесь бывало сравнительно тихо; лишь изредка мимо проплывала целующаяся на ходу парочка или солидная семейная пара, спокойно и бесстрастно беседующая о своих домашних делах.
- Ты молодец! Не каждому удается убежать от большевиков, - похвалил друга Тартаковер.
- Как - убежать?! - изумился Алехин.
- Ножками, - усмехнулся Савелий и перебрал пальцами по столу, имитируя быстрый бег.
Алехин пожал плечами, вынул из бокового кармана большой потрепанный бумажник, очевидно, приспособленный для советских миллионных и миллиардных банкнот, и протянул Тартаковеру сложенную вдвое бумагу. Тот прочитал:
- Советский паспорт… Разрешение выехать на международные турниры в Гаагу, Будапешт… Действителен на несколько лет.
Тартаковер долго и внимательно изучал документ, выданный неизвестной ему и, судя по сообщениям газет, жуткой властью.
«Нар-ком-ин-дел, - по складам прочитал Тартаковер. - Карахан», - с трудом разобрал он подпись. - Это кто такой?
Народный комиссар по иностранным делам, - разъяснил Алехин. - Сокращенно: наркоминдел.
Забавные словечки попадаются у них в газетах, - улыбнулся Тартаковер. - Я иногда читаю «Известия». Так сокращают, черт ногу сломает! Зам-нач-глав-упр-пром-снаб. Неплохо! А еще: зам-ком-помор-дел.
- Это откуда ты взял? - засмеялся Алехин.
- Боголюбов сказал.
- Ну, это уже из области анекдотов, - объяснил Алехин.
- Что, так теперь и разговаривают в Москве? - Тартаковера интересовало все, что можно было узнать о стране, в которой он родился.
- Нет, только пишут. Хотя, конечно, многие слова входят и в речь. Большевики во все хотят внести свое, новое, даже в язык.
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем», - продекламировал Тартаковер «Интернационал». - А что такое субботник? - журналиста и остроумного публициста, его, понятно, интересовали и новые слова в родном языке.
- Субботник? - переспросил Алехин. - Малоприятная вещь. Это когда тебя будят в пять утра, и гонят на мороз грузить дрова или убирать снег. Не обязательно в субботу. Чаще всего в воскресенье, в единственный день отдыха.
- Я видел фотографию: Ленин грузит бревна на субботнике. Это правда?
- Да. Он вообще старается ничем не отличаться от простых людей.
- Пишут, что Ленин отлично играет в шахматы? И это верно? - спросил Тартаковер.
- Играет неплохо. Когда-то он даже играл по переписке с Хардиным. Но это было давно, в ссылке.
- Я читал, он решил труднейший этюд Платова, - вспомнил Тартаковер. - Помнишь: король же-три, слон е-семь, конь же-один. Пешки дэ-три и аш-пять. Черные: король е-три, пешки а-два, дэ-пять и аш-семь.
- Знаю. Выигрывает слон эф-шесть, дэ-четыре, конь е-два, а-один, ферзь, конь цэ-один, - мысленно объяснил решение Алехин. - «Красивая штучка!» - написал Ленин брату об этом этюде. И действительно, красивая!»
- А сейчас он играет в шахматы? - поинтересовался Тартаковер.
- Что ты! Разве ему теперь до шахмат!
- Очень плохо в Москве?
- Ужас! Ты себе представить не можешь! Голод. Сто граммов черного хлеба в день - это уже пир. Шахматными досками «буржуйки» топят. Полированные короли трещат в огне.
Подошел официант. Тартаковер заказал себе омлет, кофе. Алехин решил было ничего больше не заказывать, но выпитое вино вызвало аппетит.
- Тоже омлет, - против собственной воли произнес он.
