Аркадий Львов - Двор. Книга 1
Иона Овсеич внимательно посмотрел каждому в глаза, чуть откинул назад голову и сообщил, что Чрезвычайный Восьмой съезд Советов, который собрался в городе Москве, начиная с двадцать пятого ноября текущего года, на своем вечернем заседании пятого декабря сего же года постатейным голосованием единодушно утвердил новую Конституцию и постановил считать 5 декабря всенародным праздником, а также провести ближайшие выборы советских органов по новой избирательной системе.
Сообщение не содержало в себе ничего нового, но здесь, когда собрались вместе, оно прозвучало со свежей силой, люди поднялись, все как один, и так, стоя, аплодировали. Рабочий президиум тоже хлопал стоя, вытянув до отказа руки, со стороны было впечатление, что президиум приветствует людей, которые в зале, а те отвечают ему с удвоенной и утроенной силой.
Когда буря улеглась, Иона Овсеич отпил из стакана глоток воды и обратился к залу с вопросом:
— Каковы те изменения в жизни СССР, которые осуществились за период от 1924 года до 1936 года? В чем существо этих изменений?
Люди хорошо понимали, что вопрос, хотя и обращен к ним, не требует от них ответа, а имеет только одну цель: направить их внимание, — отвечать же будет сам Иона Овсеич.
— Товарищи, — уже совсем буднично спросил докладчик, — что имели мы в 1924 году?
После небольшой паузы Иона Овсеич напомнил, что в 1924 году мы имели первый период нэпа, когда советская власть допустила некоторое оживление капитализма, удельный вес социалистической промышленности составлял тогда восемьдесят процентов, но нэпманы тоже имели за собой не менее двадцати процентов. Еще хуже выглядело сельское хозяйство. Правда, не было уже класса помещиков, он был ликвидирован, но зато были сельскохозяйственные капиталисты — кулаки. А народная мудрость правильно гласит: что в лоб, что по лбу.
В зале послышался веселый смех, и докладчик сказал, что теперь, конечно, можно смеяться, но тогда, в двадцать четвертом году, кулак был еще в силе, а колхозы и совхозы, наоборот, были слабы, и мы говорили не о ликвидации кулачества, а об его ограничении. То же самое было в товарообороте, где социалистический сектор составлял каких-нибудь шестьдесят процентов, а все остальное поле было занято купцами, спекулянтами и прочими частниками.
Совсем другая картина на сегодняшний день: в деревне прошла сплошная коллективизация, в промышленности полностью изгнан капиталистический элемент. И еще: можно ли считать мелочью тот факт, что нынешняя социндустрия с точки зрения объема продукции превосходит довоенную индустрию более чем в семь раз? Нет, этот факт нельзя считать мелочью. Нельзя считать мелочью и другой факт, а именно: вместе с совхозами колхозы имеют сегодня семь миллионов пятьсот восемьдесят тысяч лошадиных сил на четыреста тысяч тракторов с гаком. Что же касается товарооборота в стране, то купцы и спекулянты изгнаны целиком и навсегда из этой области.
На примере нашего двора каждый может видеть собственными глазами, что гражданин Киселис, который раньше держал патент на галантерейную лавку, теперь работает в этой самой лавке продавцом и получает твердую зарплату наравне со всеми. Гражданка Орлова, которая при старом режиме и некоторое время после революции вела нетрудовой образ жизни, продавая за деньги то, что за деньги продавать нельзя, теперь работает в набивочном цехе табачной фабрики, бывшей Попова, и выполняет норму на сто процентов и больше. Доктор Ланда, который раньше держал свой кабинет по кожным и другим смежным болезням, сам отказался от частной практики и сегодня сидит здесь в президиуме.
Отсюда мы должны сделать вывод, что изменилась классовая структура нашего общества и эксплуататоров у нас больше нет. Но сознание людей имеет свойство отставать от нашего бытия. Многие, кто сидит сегодня здесь, вчера могли слышать собственными ушами, как Ефим Граник бежал рядом с колонной и выкрикивал безграмотный с политической точки зрения лозунг, адресуя нашим рабочим люмпен-пролетарский привет. О чем это свидетельствует? Это свидетельствует о том, что сознание Ефима Граника в данном конкретном случае отстает от бытия. Мало того, что у нас уже давно нет люмпен-пролетариата, который так хорошо изобразил Максим Горький, на сегодня у нас нет уже и пролетариата, а есть хозяин государства — рабочий класс!
Когда докладчик сказал про хозяина государства — рабочий класс, — люди громко захлопали. Клава Ивановна воспользовалась паузой, налила из графина воды и придвинула стакан поближе. Иона Овсеич отпил глоток и вернулся к своей мысли насчет Граника.
В чем же корень ошибки Ефима Граника? Или, может быть, здесь имела место случайная обмолвка, которая бывает со всяким человеком? Нет, здесь, конечно, имела место не случайная обмолвка, ибо Ефим Граник, в силу некоторых особенностей своей профессии, ведет кустарный образ жизни, а на фабрике или заводе никогда не работал. Отсюда прямой путь к отсталости сознания. Рабочий класс в СССР уже не только хозяин государства, но владеет всеми орудиями производства и, кроме того, свободен от всякой эксплуатации, а наш Ефим Граник не заметил этой маленькой разницы, которая произошла у него на глазах.
Иона Овсеич, мадам Малая и все другие смотрели, улыбаясь, на Ефима Граника, сам он тоже улыбался, поскольку на виду у публики сел в калошу и хорошо понимал, что лучше вместе со всеми посмеяться над собой, чем оставаться в полной изоляции.
А теперь, сказал докладчик, перейдем к следующему вопросу: в чем основные особенности новой Конституции? Прежде всего не надо путать Конституцию с программой, ибо в то время как программа говорит о том, чего еще нет и что должно быть еще завоевано в будущем, Конституция, наоборот, должна говорить о том, что уже есть. Значит, программа касается будущего, а Конституция — настоящего. Значит, в Конституции надо отражать не то, что нам хотелось бы — например, полный коммунизм, когда от каждого будет по его способностям и каждому по его потребностям, — а то, что есть уже в действительности: первую, или низшую, фазу коммунизма, другими словами…
— Социализм! — крикнул с места Ефим Граник.
— Совершенно верно, — подтвердил докладчик, — социализм. Значит, новая Конституция — не программа, а итог пройденного пути, и в этом ее первая особенность.
— Товарищи, — спросил вдруг Иона Овсеич, — всем понятно, что я говорю, или не всем? Тут стесняться лишнее — материал очень сложный, и лучше семь раз отмерить, чем один раз отрезать…
— Где не надо! — опять вставил свое слово Граник.
Мадам Малая сделала ему замечание, но товарищ Дегтярь отметил, что такие реплики с места как раз свидетельствуют о высокой активности, и нет нужды затыкать рот.
На второй и третьей особенности докладчик остановился вкратце, поскольку для глубокого их понимания требуется политэкономия, а политэкономия такая вещь, что на полном ходу лучше не прыгать: не только без ног — без головы остаться можно. Однако каждый должен хорошо запомнить, что все без исключения буржуазные конституции опираются на капиталистические устои, а новая Конституция СССР, наоборот, исходит из факта ликвидации капиталистического строя в СССР. Кроме того, буржуазные конституции молчаливо исходят из предпосылки о том, что общество состоит из антагонистических классов, а наша Конституция, опять-таки наоборот, исходит из того, что в обществе нет уже больше антагонистических классов.
— Товарищи, — прервал сам себя Иона Овсеич, — есть необходимость особо расшифровывать понятие антагонизм или пойдем дальше?
— Пойдем дальше, — ответила мадам Малая, — это слово должны все знать, а кто не знает, спросит потом.
Про четвертую особенность новой Конституции докладчик сказал, что она имеет первостепенное значение, но в условиях Закавказья и Средней Азии играет еще более важную роль. Почему же так получается? А получается так потому, что четвертая особенность — это полное равенство всех рас и наций, независимо от языка и цвета кожи, во всех сферах как хозяйственной, так государственной и культурной жизни. У нас в Одессе царское правительство тоже натравливало одну нацию на другую, устраивало еврейские погромы, но теперь от этих кошмаров осталось одно воспоминание, и наши дети могут учиться в русских, украинских, еврейских, болгарских и польских школах. Одновременно с этим есть еще две немецкие школы: одна в центре города, другая — в Люстдорфе, куда можно доехать двадцать девятым трамваем, его конечная остановка на Тираспольской площади, три квартала отсюда.
Из зала крикнули: даже меньше трех, два с половиной, — докладчик принял уточнение и перешел к следующей, пятой особенности.
Пятая особенность говорила о том, что в противоположность буржуазным наша Конституция не делает различия по половому признаку, то есть мужчины и женщины, а также между имущими и неимущими, оседлыми и неоседлыми.
