Евгений Дубровин - Глупая сказка
– Смирновых к телефону! – стучал в дверь какой-нибудь студент. В общежитии был лишь один телефон – у вахтерши, а мы жили на четвертом этаже, и поэтому, как человек спортивный, к аппарату бежал я.
– Алло! Алло! – кричал я в трубку. – Смирнов у телефона!
Трубка молчала, лишь слышалось чье-то дыхание.
– Нажмите кнопку, если вы из автомата, – советовал я, хотя ясно было, что звонят не из автомата.
– Ты кто? – спрашивал я.
В трубке продолжали загадочно дышать. Со временем я стал подозревать, что это звонит какой-нибудь Мамин тайный вздыхатель.
– Иди поговори со своим, – говорил я Маме.
– Почему ты думаешь, что это мне? – Маме очень хотелось спать, но любопытство брало верх, и Мама бежала к телефону.
Но и в ответ на Мамино «Алло! Алло!» трубка упорно молчала.
Мама возвращалась очень раздраженной.
– Это тебе, – говорила Мама.
– А мне кажется, это тебе, – отвечал я.
Мы консультировались с вахтершей.
– Какой был голос? – спрашивали мы. – Женский или мужской?
– Не поймешь, – отвечала вахтерша. – Придушенный какой-то.
После такого телефонного звонка с Мамой обычно делалась небольшая истерика, а я из спокойного и рассудительного человека превращался на некоторое время в психа.
От беготни, плача и ругани просыпался Рис и поднимал дикий рев. В потолок, пол и стенки начинали стучать. Кто-нибудь бежал за комендантом. Приходил заспанный угрюмый комендант и в сотый раз обещал написать докладную ректору на предмет выселения нас из общежития. Или в крайнем случае своей властью отрезать нам электричество. Однажды он все-таки сдержал свое слово, электрик обрезал провода, ведущие к нашей квартире, и два вечера мы сидели в потемках.
В общем, даже если бы и не приближались соревнования и защита диплома, так дальше жить была нельзя, и после зрелого размышления я пришел к мысли обратиться за помощью к Бабушке.
В то время Бабушка была большим начальником. Она занимала пост директора «Водоканалтреста». У нее был громадный, завешенный знаменами кабинет, три телефона и секретарь-машинист, почти впавший в детство старичок, который никого не узнавал, в том числе и меня.
– Вы по какому вопросу? – неизменно спрашивал старичок, когда я приходил к Бабушке.
– По личному, – говорил я.
– Прием по личным вопросам по вторникам и четвергам, – буркал старичок и кивал на табличку «Часы приема», приколоченную на Бабушкину дверь.
– Я сын, – сообщал я.
– Чей сын? – удивлялся старичок.
– Ее, – кивал я на дверь.
– Ах, ее, – морщил лоб старичок.
Очередь в приемной, конечно, во время этой сцены пожирала меня глазами, словно никогда не видела живого сына. Стараясь ни на кого не смотреть, я шел к обитой кожей двери и стоял около как дурак, пока из двери не выходил очередной посетитель. Все это время меня продолжали пожирать глазами. Иногда эта пытка тянулась по полчаса.
Посещения Бабушки всегда повышали у меня кровяное давление, и я старался делать их как можно реже. Правда, можно было приехать к Бабушке домой, но застать там Бабушку у меня было мало шансов.
В тот знаменательный день у Бабушки был такой задерганный вид, что я сразу перешел к делу.
– У меня на той неделе ответственные соревнования, – сказал я.
– Будь осторожней, – заметила Бабушка, подписывая бумаги. – Не сломай себе чего-нибудь.
– Думаю заработать первый разряд, – сказал я.
– Не рискуй зря, – посоветовала Бабушка. Она хотела дать еще какой-то совет, но тут зазвонили сразу два телефона. – Я разговариваю по другому телефону, – сказала Бабушка в одну трубку. – У меня на линии междугородная, – добавила она в другую. – Переходи к сути, – сказала Бабушка мне.
– У Веры… – начал я торопливо, косясь на третий телефон, – на носу…
И тут, конечно же, зазвонил третий телефон.
– Я занята. У меня совещание, – сказала Бабушка третьему телефону.
– Надеюсь, ничего страшного, – сказала Бабушка мне. – Надо делать примочки.
– У Веры на носу защита диплома, – выпалил я единым духом, так как в любой момент мог снова заработать какой-нибудь из телефонов.
Бабушка сразу перестала подписывать бумаги. Взгляд ее сделался проницательным.
– Рис? – быстро спросила Бабушка.
– Да, – быстро ответил я.
– На неделю?
– Больше…
– Две?
– После соревнований у нас сборы в Батуми.
– Неужели ты рассчитываешь сплавить его на месяц?
– Два, – выдохнул я шепотом.
Бабушка уставилась на меня.
– Кукушки, – оскорбила она.
– Такова участь всех бабушек, – попробовал пофилософствовать я.
– Ничего не выйдет! У меня конец квартала, потом актив и республиканское совещание. До свидания! – Бабушка решительно подписала какую-то бумагу, но, очевидно, ее не следовало подписывать, потому что Бабушка тут же скомкала бумагу и выбросила в корзину.
Я покосился на телефоны. Они молчали.
– Ты много работаешь, – начал я издалека.
– Хочешь спровадить меня на пенсию? – спросила Бабушка.
Я просто онемел от Бабушкиной проницательности. Все-таки, видно, не зря ее сделали большим начальником.
В этот момент зазвонили сразу три телефона. От двух Бабушка отделалась сразу, третий ей оказался не по зубам. Бабушка слушала его внимательно, лишь вставляла:
– Слушаю, Иван Петрович. Будет сделано, Иван Петрович.
Из трубки доносился невнятный гул. Постепенно гул нарастал. Бабушка отвела трубку от уха на некоторое расстояние, и до меня стали долетать отдельные слова: «Срок… план… объект… лишу прогрессивки…»
– Поставщики подводят, Иван Петрович, – отвечала Бабушка. – А потом лимиты…
Гул перешел в рокот. Взгляд у Бабушки стал отсутствующим.
– Я зайду попозже, – сказал я, поднимаясь со стула.
Бабушка машинально протянула мне руку, и я ощутил вялое пожатие. Глаза Бабушки смотрели мимо меня, на портрет Менделеева (очевидно, вешая его на стенку, Бабушка считала, что Менделеев имеет какое-то отношение к канализации).
Я ушел, но этот визит имел последствия. Оскорбив нас с Мамой кукушками, Бабушка оказала тем самым себе плохую услугу. Хотя я не считал себя кукушкой, но это обидное слово глубоко запало мне в память и, конечно, в роковую минуту всплыло.
Роковая минута после разговора с Бабушкой наступила довольно скоро. Меня неожиданно включили в сборную города, и через день я должен был уже находиться на пути в Ростов, где предполагалось провести две товарищеские встречи.
Маму же, как назло, вызвали к декану и предложили в наикратчайший срок представить черновик дипломного проекта. Вопрос о Рисе встал со всей остротой.
Два дня мы с Мамой ругались, мирились, был даже момент, когда мы твердо решили разойтись. И тогда я вспомнил произнесенное Бабушкой слово «кукушки». Ах, кукушки…
Конечно, нам с Мамой было несравненно труднее, чем кукушке. Кукушка действует, руководствуясь инстинктом, не составляя никакого плана. Увидела гнездо, кинула яйцо и полетела себе дальше. Нам же с Мамой надо было рассчитать план с математической точностью. Самое главное – предстояло установить момент, когда Бабушка находится на полпути между трестом канализации и домом.
Такой момент я установил путем многочисленных наблюдений.
За две минуты до Бабушкиного приезда Рис в коляске был вознесен на третий этаж. Я едва успел забежать за угол, как появилась Бабушкина машина. Бабушка кивнула шоферу и бодрой походкой вошла в подъезд Вскоре Бабушка появилась снова. Но теперь у Бабушки не было бодрой походки У нее вообще ничего не осталось от начальственного вида. Бабушка стала растерянно озираться, как самая обыкновенная бабушка. Она явно жаждала увидеть меня. Не обнаружив меня, Бабушка неуверенно потопталась, зачем-то оглядела верхние этажи здания напротив и неожиданно проворно побежала в расположенный рядом магазин «Молоко».
В коляске я оставил письмо, в котором объяснял, почему мы последовали кукушкиному примеру, и просил у Бабушки прощения.
В этот же день я уехал на сборы, а Мама отправилась в деревню к своей двоюродной сестре, чтобы как следует поработать над дипломным проектом. Когда я вернулся со сборов, а Мама приехала из деревни, то дело уже было сделано. Бабушка ушла на пенсию, а Рис твердо считал, что его родила Бабушка, и слышать не хотел о возвращении домой. На словах Бабушка вроде бы его не поддерживала, но всегда находила массу причин, чтобы затянуть переезд Риса домой. Дедушка ходил в личине дипломата и лишь покашливал, но у меня были основания предполагать, что половину причин изобрел он.
В общем, Риса удалось отбить лишь после того, как мы с Мамой получили квартиру, хотя можно считать, что эту квартиру получили не мы с Мамой, а Дедушка с Бабушкой, потому что Дедушка с Бабушкой находились в нашей квартире больше нас самих. Бабушка отлучалась лишь ненадолго, а вернувшись, находила много упущений в воспитании Риса и особенно в уходе за ним.
