Владимир Коренев - Амгунь — река светлая
«Ничего, — подумал он, — если не дойдем сегодня, дойдем завтра, послезавтра, а ночевать можно у костра. Наведем побольше костер, еще и жарко будет».
— А снегу много, — прервал его мысли Бурматов. — На перевале, наверное, метет. Сядем, чего доброго…
— Будем копать. — Путинцев не отрываясь смотрел вперед. Он заметил, что дорога запетляла, потянула в гору — начался перевал. Он повторил больше для себя;— Будем копать.
— У речки название чудное — Бродяжка! — Бурматов переключил скорость, пошел на пониженной, чтоб ходом взять подъем. — Чего только не придумают: Бродяжка! — повторил он, заметив, что командир не слушает его.
— Петляет речка, вьюном идет, оттого и назвали. — Путинцев вывернул шею, заглядывая в заднее оконце: машины шли одна за другой, точно связанные. Колонну замыкал «Магирус» Кошкарева, напирая на впереди идущего, чуть ли не натыкаясь бампером в рифленый кузов.
«В середину бы его надо, балабола, — запоздало, с сожалением подумал Путинцев, — чтоб и сзади и спереди держали. А теперь что ж, здесь не разъедешься…»
— Вот балабол! — выругался он.
— Кошкарев-то? — угадал Бурматов. — Ветер в голове у него свистит. Медаль ему хочется получить за строительство. Ребенок, че-сло! Спит, наверно, и видит себя героем.
Хмурое, жесткое лицо Путинцева вдруг стало мягким и добрым от улыбки, тронувшей его обветренные, шелушащиеся губы.
— А что, — сказал он, — это же неплохо…
Он представил себе круглое с рыжими веснушками лицо Кошкарева, увидел его озорные, бесшабашные глаза:
— Это неплохо.
Он хотел сказать другое, что, во всяком случае, это лучше, чем погоня за длинным рублем, но оставил при себе эти злые слова… «Не торопись с выводами, — сказал он себе, — лучше посмотри на себя. Сам-то ты зачем здесь и кому ты нужен?..»
Сейчас, когда он остался один на всем белом свете, с тех пор, как похоронил мать и ушла от него жена, так и не родившая ему ни сына, ни дочери, он не лукавя мог себе сказать, что у него в этой жизни остались только мосты, мосты, которые он сделал и которые предстояло еще навести. Их на новой трассе на его долю могло достаться не меньше десяти. И это его радовало. Для него было совсем неважно, в какой глуши придется ему их строить. Его считали деловым, способным инженером, он знал это и, не лукавя перед собой, таковым себя и представлял. Иначе и не могло быть.
Жена ушла от него не сразу и не потому, что была ветреной или вздорной, а потому, что устала ждать его, чувствуя, как уходит молодость. Даже находясь рядом с ней, он был далек от нее. Он и во сне строил свои мосты. Нет, эту женщину он не винит. Просто ему больно. И очень не хватает ее.
Он вздохнул, подумав: «Да, не хватает, черт побери!..»
— Ничего, — глянул на него Бурматов, — пробьемся!
Он по-своему понял вздох Путинцева и по-своему решил успокоить его. Путинцев грустно улыбнулся:
— Надо, Бурматов, надо.
Он даже не допускал мысли, что его колонна может вернуться с полдороги. Разумеется, ничего страшного в том, что этот маленький, из пяти машин, десант вернется назад, не преодолев перевал, — тут же будет послан другой, усиленный более мощной техникой, но уже никак нельзя будет вернуть потраченного на пустой рейс дорогого времени.
Путинцев посмотрел на часы и нахмурился. Часы показывали полдень, а десант только вышел на перевал. К тому же, чем выше поднималась дорога, тем глубже становился снег, тем больше падала скорость машин и натужнее гудели моторы.
— Что-то не видно заднего, — прервал невеселые думы Путинцева Бурматов и, открыв дверцу и высунувшись из кабины, оглянулся назад.
— Не видно что-то…
Путинцев и сам уже увидел, что они оторвались от колонны, ушли вперед.
— Что могло случиться? — опросил он Бурматова. Тот пожал плечами:
— Бог их знает. Как бы не Кошкарев чего…
«Начинается, — с тоской подумал Путинцев, не слушая Бурматова, обеспокоенный отсутствием машин и тем, что уходит драгоценное время. — И я хорош, — обругал он себя, — размечтался, вместо того чтобы наблюдать за колонной».
— Стой здесь, — сказал он Бурматову и спрыгнул на дорогу, пошел, увязая в рыхлом снегу, навстречу машинам. Идти было трудно, Путинцев скоро вспотел, а машин все не было видно, и он все больше тревожился.
Он остановился, перевел дыхание и прислушался, надеясь уловить работу моторов, но услышал только рокоток бурматовской машины да как ссыпался снег с лапы ели, которую он задел плечом. Путинцев сдвинул шапку, надеясь так лучше слышать, придержал дыхание, но все было тихо. Машины появились неожиданно — вынырнули снизу, пропали за поворотом и снова появились уже впереди Путинцева и шли ходко, желто посвечивая фарами, оставляя за собой вихри снежной пыли, — все четыре машины. И весь их вид, их мощный слитый рев, хорошая скорость и упрямая тяга вверх обрадовали Путинцева, и прежняя уверенность вернулась к нему.
— Что случилось? — опросил он у водителя подъехавшей к нему машины. — Почему отстали?
— Кошкареву вон бензопровод прокачивали.
Кошкарев! Путинцев нахмурился, махнул водителю рукой: давай проезжай, не задерживай — и остался ждать Кошкарева.
Нет, нужно было сразу, когда подбирали водительский состав десанта, отказаться от Кошкарева. И была же возможность! Путинцев сплюнул себе под ноги на снег, проклиная свою уступчивость. Добренький выискался! А теперь смотри, как этот мальчишка связывает по рукам-ногам десант.
— Командир! — Кошкаревский «Магирус», скрипнув тормозами и смерзшимся снегом, остановился, поравнявшись с Путинцевым. — Залазьте!
Путинцев залез в кабину.
— В чем дело, Кошкарев? Долго еще колонну держать будешь?
Раскрасневшееся лицо Кошкарева вытянулось, на губах застыла и начала таять приветливая улыбка.
— Я…
— Догоняй колонну. Чего стоишь? — обрезал его Путинцев. — Почему именно у тебя, у твоей машины засорился бензопровод? Не у кого-нибудь, заметь.
— Что-то попало в бак с горючим, — не поворачивая виноватого лица, проговорил Кошкарев и шмыгнул носом.
Разумеется, такое могло случиться у каждого, но случилось у Кошкарева, и Путинцев с трудом подавлял растущее раздражение.
Кошкарев осторожно приткнулся в хвост колонны и искоса глянул на Путинцева. И эта осторожность, с какой он подошел к колонне, и несмелый взгляд, и покорность, какую выражала сейчас вся его поникшая фигура, смягчили Путинцева, и он, открывая дверцу, сказал строго, но не зло:
— Ну ты больше не отставай.
Втиснувшись в кабину к Бурматову, он буркнул:
— Пошел!
«Уже поздно что-либо менять, — думал он. — Нужно было все это делать там, на месте, в отряде. Здесь, сейчас заменить Кошкарева некем, но и орать на него, дергать не надо, он начнет нервничать, и тогда все — пиши пропало».
Думая о Кошкареве, Путинцев чувствовал спокойную и сосредоточенную работу Бурматова. Переключаясь с третьей на вторую и со второй на первую, подгазовывая, Бурматов вел машину по крутой, зигзагами петляющей все выше и выше дороге, поднимая колесами крупитчатый, промороженный снег, не давая машине завязнуть, забуксовать, увлекая за собой всю колонну. Мотор машины надсадно, казалось на последнем издыхании, выл — подъем затянулся, — вот-вот заглохнет, и машина сорвется, покатится вспять, тогда жди аварии. Но мотор дотянул. Бурматов, проявив непостижимую уму интуицию, переключился, сбросив газ, и машина покатила вниз, срезая бампером снег. Дорога запетляла, но скоро выпрямилась, снова взяла на подъем. Занудил мотор, Бурматов достал из кармана сигареты, придерживая баранку запястьями рук, прикурил.
Задремывалось. Путинцев крепился. Прошлую ночь он спал урывками, опасаясь, как бы кто из водителей во сне не загорелся от костра или не замерз, пил крепкий чай, а перед утром, когда можно было спокойно вздремнуть часа два, спать ему уже не хотелось, а сейчас он ловил себя на том, что время от времени клюет носом.
Он заставил себя смотреть на дорогу или поворачивался и в заднее оконце выглядывал колонну, пока не появлялась из-за поворота замыкающая машина. Машины напористо шли в вихре поднятого ими снега, соблюдая дистанцию, отчего казалось, что они идут в одной связке в первозданной тишине гор. И это упрямое продвижение вперед в белом безмолвии невольно рождало сознание, что они — колонна машин, десант, возглавляемый им — прорабом Александром Путинцевым, — делают нужное и важное дело. И на самом деле все так и было. И начальник отряда, провожая десант, — сказал, как важно то, что они должны сделать.
— Вы поможете не потерять время здесь, на Амгуни, когда все работы будут сделаны. А они подходят к концу. Через месяц мы закончим монтаж пролетных строений и будем готовы начать строительство нового моста.
И добавил почти просительно:
![Север Гансовский - Шесть гениев [Сборник]](/uploads/posts/books/86368/86368.jpg)