Вилис Лацис - Безкрылые птицы
Волдис задумался. Уехать из города — значит прервать все, что он затеял: книги, лекции… Но что делать! Все равно когда-нибудь нужда заставит бросить.
— Тогда надо подумать об инструменте. У тебя есть пила и топор?
— Нет. Это можно купить. Нам нельзя долго задерживаться, потому что, если мы проживем последний сантим, нам не на что будет выехать. А киснуть здесь, право, нечего.
— Значит, регистрироваться не будем?
— Нет смысла.
— Так и быть! — Волдис хлопнул Карла по плечу. Новое решение наполнило его энергией, и вместе с ней вернулась жизнерадостность, совсем было покинувшая его в последнее время.
— Чего нам, двум холостякам, горевать! — говорил Карл. — Сколько заработаем, тем и обойдемся. По крайней мере будем сыты и как-нибудь дождемся весны.
— Надолго мы поедем?
— Надолго ли? Как понравится. Кто нас может удержать? Набьем полный кошелек и вернемся домой.
Будущие лесорубы весь день ходили по лесопромышленным конторам. Они купили номер газеты «Яунакас зиняс», прочитали объявления и обошли все адреса, где требовались рабочие. Но везде их опережали латгальцы[37] — они были настоящие лесорубы и до тонкостей знали условия работы во всех лесах Латвии. Они только поглаживали пышные бороды, когда лесоторговцы называли им свои цены. Их нельзя было провести.
В одном месте требовались лесорубы в отъезд на север, в Видземе. Там обещали приличную сдельную оплату, жилье, обеспечивали подвоз продуктов. Только… расходы на проезд обещали возместить через месяц работы. Латгальцы уже были осведомлены о том, что там ни черта нет: лес плохой, продукты дороги, а квартиры очень далеки от лесосеки. Контора заинтересована в том, чтобы заманить туда людей, а там уж волей-неволей придется отработать положенный срок.
— Ну их к дьяволу! — отплевывались латгальцы. — Пойдем лучше на станцию. Там потолкуем с браковщиками.
Наши друзья, не найдя ничего определенного, прекратили поиски.
— Лучше сделаем, как латгальцы, — сказал Карл. — Пойдем с утра на станцию и уедем. А там где-нибудь найдем работу.
— Но тогда нам надо собрать вещи.
— Конечно.
Купив у Попова хорошую пилу, марки «И-К», два топора и пару напильников, они обнаружили порядочную брешь в своем скромном бюджете.
Потом друзья пошли на набережную, запаслись на рынке продуктами — копченой свининой, несколькими караваями хлеба, сахаром, салом. Теперь у каждого оставалось всего несколько латов.
— Вот видишь? — сказал Карл. — Если бы мы подождали еще несколько дней, вообще никуда бы не уехали. Что у нас осталось? Еле хватит на проезд.
Уговорившись встретиться утром на станции, они расстались.
Вечером Волдис уложил в мешок продукты, две смены белья, носки, рукавицы, топор, потом собрал все тетради, бумаги и книги, запер в коричневый сундучок и поставил его под кровать. После этого зашел к Андерсониете и поделился с ней своими планами.
— Пусть комната останется за мной, сколько бы времени я ни пробыл в отъезде. Если застряну надолго, напишу и, когда вернусь, заплачу за все время.
Андерсониете ничего не имела против. Она пообещала никому не сдавать комнату Волдиса, тем более что в качестве залога оставался выходной костюм жильца.
Волдисом в этот вечер овладела какая-то непонятная грусть. Было жалко расставаться с городом. Предстоящее путешествие пугало своей неопределенностью. Все опять обрывалось. Надолго ли? Кто мог знать… Милия не приходила целую неделю. Карл сообщит ей сегодня эту новость. Лаума… Волдис с удовольствием поговорил бы с ней сегодня, но было уже поздно, да может, это и к лучшему.
Проклятый пятиэтажный город! Жадная мачеха, выгоняющая своих пасынков в зимнюю стужу на улицу, чтобы они создавали ценности для нее и для тех счастливчиков, которые попали в число ее любимцев… Жадный, жадный город!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
На следующее утро друзья уехали из Риги. Их надежда встретить на вокзале браковщиков не оправдалась, так как была среда, а браковщики выезжали на место работы по понедельникам. На вокзале, как всегда, толпились латгальцы, с топорами, пилами, специальными топорами-шпалотесами и дорожными котомками. Круглый год они странствовали из одного конца Латвии в другой в вечных поисках работы. Где только они не были! Чего только не испытали!
Уверенные в том, что латгальцы знают хорошие лесные участки, друзья обратились к ним за советом. Те охотно пускались в разговоры, но, к несчастью, говорили все разом, стараясь перекричать один другого и блеснуть своей осведомленностью. Один советовал податься в Тауркалне. Другой высмеивал его и предлагал поехать в гулбенские леса. Третий расхваливал близлежащие лесосеки: Инчукалнс, Ропажи, Аллажи, Огре. Все эти места были хороши и одновременно плохи. Так и не поняв ничего, друзья решили отправиться в Олайне, поближе к Риге. В случае неудачи оттуда легче возвратиться в город.
Когда поезд шел по мосту, Волдису стало грустно. Он смотрел в окно на Даугаву, на белый штеттинский рейсовый пароход «Нордланд», причаливавший к таможне, и позавидовал счастливчикам, которые будут работать на разгрузке этого парохода: они могли остаться на насиженных местах, ничто не нарушит их налаженный, привычный и потому милый сердцу жизненный распорядок.
В Олайне приехали около полудня. Сойдя с поезда, друзья стали в полном неведении бродить вокруг станции. К путям были подвезены бревна и дрова. На ужасной дороге выбивались из последних сил заиндевелые лохматые крестьянские лошаденки, пытаясь стронуть с места возы. Возчики понукали своих кляч, бранили и били кнутами до тех пор, пока кнуты не ломались. Друзья подошли к подводам.
— Лесорубы? У нас полные леса лесорубов — одни уходят, другие приходят. Как платят? Как где. Все углы кишат рижанами и латгальцами. Ничего нельзя заработать — два-три лата в день. Очень плохой лес, одни сучья. Нет, туда не стоит ходить. Двенадцать верст от станции. Лучше поискать что-нибудь здесь, поближе.
Крестьяне указали на небольшой лес у края полотна. Там тоже идут заготовки леса.
Приятели направились туда. Пришлось пройти около двух километров по железной дороге. Уже издали был слышен стук топоров и шум падающих деревьев. Пять или шесть пар лесорубов — каждая пара по отдельности — жгли костры, складывали дрова в поленницы, обрубали сучья на поваленных деревьях, дымя трубками с самосадом, запах которого уже на расстоянии бил в нос. У всех на ногах были пасталы, на руках — варежки, обшитые плотными тряпками; все носили теплые заячьи треухи.
Это были настоящие лесорубы — с обветренными лицами, обледеневшими усами, оборванные и закопченные. Разговорившись с друзьями, они сразу выплакали все свои обиды, накопившиеся на сердце…
Плохой лес. Платят за кубический фут, а бревна такие тонкие, что ничего не заработаешь. Живут в каком-то старом заброшенном домишке с испорченным дымоходом, нет тяги; комната всегда полна дыма и холода. Браковщик — настоящий цепной пес: так и норовит урвать при приемке с каждого бревна по дюйму в поперечнике и по футу в длину. Скоро этот квартал будет вырублен, и новых лесорубов, вероятно, сюда нанимать не станут.
Друзья пришли в уныние. Везде они слышали только стоны и жалобы. Два, три, самое большое четыре лата в день. Нет, здесь и на пропитание не заработаешь! Они вышли на шоссе и принялись обсуждать, что им делать. То тут, то там по дальним опушкам леса горели костры лесорубов, раздавались треск падающих деревьев, крики людей. Везде кипела работа. За два-три лата в день, со скрежетом зубовным, с проклятиями трудились люди.
— Веселенькое дело! — Карл задумчиво покачивал головой. — Поди попытайся найти работу по этим лесным трущобам. Самые лучшие участки уже заняты. Если нас и возьмут, то отведут место, где растут одни розги, или на каком-нибудь заброшенном пастбище. Так и лата в день не заработаешь.
— Попытаемся еще порасспросить, может, кто-нибудь знает места получше.
Весь день они бродили от одной лесосеки к другой, но везде встречали одни жалобы и ругань. Да здесь и лесов-то настоящих не было. Чтобы получить деньги и увеличить площадь своих полей, новохозяева продавали рощи — жидкие еловые лесочки площадью не больше полугектара.
— Нам нужно двинуться в казенные леса, где работа ведется в широких масштабах, — сказал Волдис, когда они под вечер покинули последнюю лесосеку.
— Поди знай, где они, — проворчал Карл. — От этих людей мы толку не добьемся: они или не знают, или не хотят говорить.
— Что нам предпринять? Здесь задерживаться не имеет смысла. Ехать обратно в Ригу?
— Ни в коем случае. Перед отъездом я всем сказал, чтобы раньше весны меня не ждали. Если мы теперь вернемся, засмеют.
Они уныло тащились к станции, утомившись больше, чем после тяжелого трудового дня.
