Виктор Зиновьев - Нижний горизонт
— Значит, задешевился, говорят, как женился? — спросил Коляй, отцепляя трос.
Романтик в это время пробовал газовать и вслушивался в работу мотора. Он сразу оторвался от рычагов, спрыгнул на землю:
— Ты не думай, что я там… мало ли!
Не ответив, Коляй хлопнул дверцей и включил скорость. Романтик так и остался на дороге с виноватым лицом.
«Значит, говорят, — подумал Коляй, крепче сжимая баранку. — Ну что же!»
* * *Накипевшая ржа оттиралась плохо. Если по-деловому, гайки эти нужно было бросить в кучу металлолома, а не отмачивать в керосине. Но Коляй все сидел на отлакированной шоферскими задами скамейке и упорно орудовал то наждачной шкуркой, то тряпкой, то самым надежным инструментом — ладонью. Гараж опустел, было хорошо слышно, как в дальнем углу переругивались двое новичков. Как правило, кто-нибудь задерживался после смены «подшаманить» в своей машине. Молодежь тем более. Эти, например, завалили самосвал в бадью, когда бетон сливали.
Машины в гараже замерли до утра. С теплом из их моторов сейчас уходили длинные километры… По дороге едешь — хочется тебе машину новую, какие навстречу попадаются; останешься со своей, старенькой, один в гараже — роднее ее нету: ведь столько передряг вместе пережили.
Дежурный слесарь выключил верхние лампы. В гараже стало мрачно и тоскливо, как в каталажке, и машины теперь казались одинаковыми. Хочешь не хочешь, надо идти домой — время вышло.
— Николай, погоди! — громко сказал с галереи завскладом Егоров.
Коляй подождал. Егоров подошел к нему, похлопал по плечу:
— Все работаешь, себя не жалеешь! Ватничек-то пообтерся… Вот тут полушубки получить надо, одной подписи не хватает. Тебе первому, а? Уйду — все меня вспомнишь…
Он сунул, не дав развернуть, бумагу в карман Коляю, прихлопнул сверху рукой и сказал:
— Давай в управление, пока совещание не закончилось!
Коляй раздумывал, идти или нет. Егоров раньше никому не доверял бумаг на получение. В это время мимо проходил Трофимов, он тоже оставался «шаманить». Посмотрел на Егорова, на Коляя и усмехнулся. Коляй решил: пойду из принципа. Если бы он знал, каким боком этот принцип ему обернется!
Контора управления находилась далеко от гаража: надо подняться на пригорок, пройти через лесок и мимо столовой. Коляй шагал и думал, неужели на всех стройках выдачей полушубков ведает высшее начальство?
В дверях управления он неожиданно столкнулся с Петровичем. Тот поздоровался и посмотрел искоса:
— Дело какое или так?
— Так, — сказал Коляй.
Он попал как раз в перерыв. Кучки людей стояли на лестничных площадках, и дым над ними висел клочьями. С одного конца слышалось: «Вместо семи операций на укладке — две! Развариваем каркас, так…» В другом спорили: «Да, транспортный туннель образцовый, хотя забой там обуривали за два часа»; «Ну, Полуянов не слышит! А подводящий тогда что?» Кто-то горячо доказывал сразу нескольким собеседникам: «Главное — противофильтрационное ядро и отсыпка фильтров. Плотин с суглинистым ядром еще не возводилось. А где стимул за качество?»
Коляй слабо разбирался в этих каркасах и ядрах. Ему показывали что куда возить, он возил. В своем деле толк знал. Подал рацпредложение чаще чистить воздушные фильтры для экономии горючего, за что имел благодарность. Возьми бетонщика или сварщика, даже такого, как Пронькин, он тоже в своем деле разбирается, а в шоферском ни бум-бум. На своем месте что-то делаешь — незаметно, вроде ничего вокруг не меняется, все по-Старому.
Потом смотришь — туннель готов, бетонный завод готов! Душа и радуется.
В управлении строительством Коляй появлялся редко, избегал заходить и когда нужно было. По коридорам здесь ходили красивые гордые женщины, в кабинетах за бумажками сидели здоровые мужики. Что-то во всех них было общее и непонятное. Даже в толпе на футбольном поле можно отличить: «Этот из управления!» Они не стеснялись обниматься на виду, могли чертить на дороге палочкой, громко споря о каких-то бьефах, а потом, не обращая внимания на идущую машину, сесть на чертеж и засмеяться: могли, как рассказывали девчата из сберкассы, всю получку отдать в фонд мира. Они не походили на привычных Коляю людей, и к ним он относился осторожно.
Кого надо Коляй нашел, подпись получил, но снова не посмотрел в бумагу. А на улице его ждал Петрович.
— Курил, воздухом дышал, — пояснил он. — Хорошо!
Они пошли вместе. Сначала молчали, потом Петрович поинтересовался его житьем-бытьем.
— Ничего, — ответил Коляй. — Ждем квартиру.
— Ну-ну, — неопределенно оказал Петрович.
Коляй подумал — насчет общественных нагрузок укорять будет. Но тот промолчал, потом остановился закурить папиросу. Коляй тоже закурил.
— Совсем весна. Чувствуешь, ветер влажный? Пойдут грузы из нагаевской бухты, только спину подставляй…
И без ветра было ясно, что потеплеет. Дорога блестит, ветки на деревьях обледенели. Сейчас куропатки стаями на осыпи выходят, будто знают, что охотничий сезон кончился.
— Я вот о чем, — продолжал Петрович. — Скоро трассу паводком зальет, зимники поплывут, а у нас молодежь…
И он заговорил о новичках, не нюхавших Севера, о сорвавшемся в бадью КамАЗе, о местных условиях. Потом спросил:
— Как, примешь бригаду?
Сначала Коляй растерялся, хотя мыслишка такая давно мелькала. А что, классность повысили, аварий нет.
Чтобы скрыть свои чувства, он начал говорить, что он не комсомолец, а должность ответственная, что в гараже и более сознательные активисты есть.
— Будь ты комсомолец, я бы без разговоров приказал на стенку, — хмыкнул Петрович. — А насчет активности поднажми. Профорг вон жалуется на тебя!
Коляй уже пожалел, что начал ломаться — ведь повышение, притом по-человечески предлагают. Но услышал, что жалуется Полтора Оклада, с которым он за руку не здоровался, и его зацепило за живое.
— Конечно, активные у нас — пример! А кто вкалывает, пока они по собраниям шастают да красивые слова говорят? А где были эти профорги, когда… Вы в то время — тоже бы с ними обнимались?
— Не обнимался бы, — спокойно ответил Петрович, — поступал бы по долгу. А кому и что велел тогда долг — другой разговор. Ты сам — почему за Пукова на собрании проголосовал?
На этом они расстались. Коляю нечего было возразить: действительно, на собрании тянул руку вместе со всеми, лишь бы его самого не трогали.
Он пришел домой, не стал ужинать и сразу лег лицом к стене. Так и не повернулся к суетившейся вокруг него Валентине.
* * *— Завтра всем явиться по-теплому и в верхонках! — с утра объявил Полтора Оклада.
— Зачем еще? — перестал полоскать руки в горячей воде Колбасин.
— Ты что, читать не умеешь? — Полтора Оклада важно ткнул пальцем через плечо. — Я русским языком написал: «Субботник».
— Была нужда бесплатно горб гнуть, — пробурчал Колбасин.
Коляй пришел из рейса, и на другой день ему полагался выходной. В день рождения. Ленина — о чем разговор, вся страна работать выходит. А тут ни с того ни с сего…
— Головой кто-то не поддал, а теперь нашим пупом дыру затыкать, — произнес за спиной один из шоферов.
Романтик стоял рядом с раздутыми ноздрями. «Тебя-то хлебом не корми…» — подумал Коляй. Завскладом Егоров тоже, почувствовал, что Романтик сейчас начнет скандалить. Он похлопал его по плечу:
— Мы, шоферня, никогда не подводили коллектив. Раз надо — сделаем! — и подмигнул Коляю.
После случая с бумажкой Егоров стал ласковым: не обращая внимания на косые взгляды, подбрасывал Коляю то одно, то другое. А тому взгляды недовольных вовсе до фени, спокойно выбирал, что требовалось для машины. Однако обещанный полушубок Егоров выписывать не торопился.
Шоферы, постояв возле объявления, группками разбрелись по гаражу. Коляй остался один. Вздохнул тяжело и полез в кабину вздремнуть немножко.
…Сначала было не разобрать, кто, что и где делает. Автобусы несколько раз выплескивали свой груз, и теперь котлован от края до края кишел людьми в нейлоновых куртках, ватниках, брезентовых робах. Потом все образовалось: толпа разбилась на бригады, а бригады на звенья — кто взялся за носилки, кто за лопаты, кто по-муравьиному уткнулся в землю и прямо руками зашарил перед собой. Муравьи работают несознательно, здесь же сообщили: идет зачистка основания будущей плотины. Чтобы поставить цементационную потерну — полую сердцевину плотины, надо вымести все до последней соринки.
Вчера еще на этом месте КП заставил Коляя переждать взрыв. Он стоял и слушал жалобы бурильщиков на воду в скважинах. Сегодня отведенная Колыма бурлит где-то под Черным гольцом, и вместо валунистого дна под ногами голая щербатая скала. Ударь по ней — звук глухой, будто из середины земного шара.