Сергей Снегов - В глухом углу
— Кое-что потихоньку я сама перепишу, — ответила Лена. — Но со всем не управлюсь, пожалуй.
Над первым же распечатанным ящиком она задумалась. Книги были неожиданны. Чударыч, очевидно, раскладывал их в ящики по разделам, чтоб потом не возиться при инвентаризации. В этом первом ящике была собрана философия. Лена доставала старые, пожелтевшие, зачитанные тома со странными названиями «О четверояком корне закона достаточного основания», «Разыскания истины», «Богословско-политический трактат», «Критика чистого разума», «Критика силы суждения», «Мир как воля и представление», «Опыт о человеческом разуме», «Закат Европы» и даже «Трагическая диалектика». Имена авторов были знамениты — Аристотель, Бекон, Декарт, Спиноза, Кант, Шопенгауэр, Гегель, — но произведения невразумительны. Лена убедилась в этом, перелистав несколько книг: любое слово в отдельности было понятно, но они соединялись в таких сочетаниях, что каждое предложение приходилось перечитывать по три раза, чтоб что-то в нем понять, а уж несколько предложений составляли совершенно непостигаемый текст. Только «Метафизические размышления» Декарта заинтересовали ее: пытливый человек, вероятно, юноша, решил докопаться до истины и для этого усомнился во всем, что поддавалось сомнению, особенно же во внушенных ему предвзятых мнениях. И когда он последовательно применил сомнение, оказалось, что нет вокруг него ничего твердого — все заколебалось, зашаталось, стало сползать и обрушиваться. Было забавно читать, как Декарт с усилием продирался потом сквозь развалины и обломки устроенного им обвала мысли. Еще Лене понравились произведения Платона, это были скорее живо написанные пьесы, чем философские работы — их было легко читать. Но в целом книги были неинтересны.
«Неужели и в других ящиках такое же старье? — думала она с тревогой. — Вот уж не ожидала, что Иннокентий Парфеныч увлекался допотопной философией. Он же, кажется, математик».
Во втором ящике лежали ученые труды по физике и химии. Тут же находился рукописный каталог библиотеки. У Лены отлегло от сердца. Ей просто не повезло с первым ящиком. Чударыч собирал главным образом беллетристику русских и иностранных писателей, собрания сочинений, романы и повести, поэмы, сборники стихов. У Лены захватило дух, до того здесь было много великолепных книг — каждую хотелось прочитать.
— Ах, как хорошо! — говорила она вслух, оглядывая забитые ящики. — Здесь на многие месяцы чтения — и какого чтения! — Она даже любовно погладила один из ящиков. За этим занятием ее застал пришедший в библиотеку Георгий.
— Раскошелился наш старичок! — сказал он одобрительно. — Такую махину ума приволок в тайгу. Скажите, хорошенькая, а есть ли тут пища для наших нетвердых духовных зубов?
— Если ваши духовные зубы не вставные, то могу порекомендовать очень интересную книгу, — холодно сказала Лена. Она знала, что теперь отомстит ему за все издевательские поклоны на улице и фамильярные «хорошенькие» и «сероглазенькие», — Вот сочинение Декарта, как раз для вас.
Георгий взял «Метафизические размышления» и, поблагодарив, ушел. Лена весь вечер смеялась про себя, вспоминая, как он обрадовался запыленной, затрепанной книге. Дня через два Георгий пришел опять. Он казался смущенным, от его обычной развязности ничего не осталось.
— Что-то трудновато, — сказал он. — И не по эпохе. В век атомной физики как-то неудобно сомневаться, что мир существует, он слишком напоминает сам о себе. Нет ли у вас чего из художественного?..
— Ящики с художественной литературой еще не распакованы, — ответила Лена. — Но если эта вам трудна, могу предложить кое-что полегче.
Она протянула ему «Феноменологию духа» Гегеля и «Мир как воля и представление» Шопенгауэра. Она торжествовала. Впервые за это время, что они были знакомы, Георгию было не до зубоскальства. Лена наслаждалась смущением на его лице, когда он перелистывал книги.
— Не в коня корм, — признался он со вздохом. — Темновато писали великие старики. Знаете что, Лена, дайте-ка мне опять ту книжицу по астрономии, что я возвратил. Там, по крайней мере, все ясно — солнце, планеты, звезды и туманности.
— О звездах и туманностях могу дать вам чудесную книгу, лучше той, — предложила Лена. — Вот посмотрите: «Гармония небесных сфер и божественная сущность природы».
Георгий поспешно отстранил книгу.
— Нет, нет, этой не надо. От гармонии в высших сферax у меня башка трещит. Говорю вам, ту, старую.
Он ушел так торопливо, что это походило на бегство, и до приезда Чударыча в библиотеке не появлялся. Лена вскоре открыла, что Георгий избегает ее. Он уже не переходил через улицу, чтоб позлить ее нахальным приветствием, и не старался подсаживаться к ее столику в столовой. Он, очевидно, боялся, что она заговорит о книгах, не доступных его разуму.
Чударыч прилетел в начале декабря. Из Москвы он привез почти две тысячи учебников для средней и высшей школы, военные мемуары, романы, политические труды, популярные научные брошюры. Новая стена — на этот раз не ящиков, а тюков — выстроилась с другой стороны коридора. Чударыч, энергичный и помолодевший, покрикивал на носильщиков, отвечал Лене на вопросы, суетился, показывая, как складывать тюки, чтобы они располагались в нужном порядке, и так волновался, когда их сваливали с плеч, словно книги были из стекла.
Потом он уселся на свой топчан и долго отдувался и вытирал пот с лица. Лена видела, что он измучен, но счастлив.
— Словно в родной дом возвратился, — сказал он, любовно похлопывая ладонью по топчану. — Сколько я прожил здесь — месяца два, правда? А скучал, будто полжизни мои тут. И ведь вдуматься если, ни удобств, ни простора, даже окно — за стеллажом, с лета лампочка лишь на ночь выключалась. Воистину — дом твой, где сердце твое!
Лена спросила, как у него с квартирой в Красноярске. У Чударыча там были две большие комнаты в доме с садом на улице Бограда, почти на берегу Енисея. Собираясь в отъезд, он выправил бронь на три года и запер комнаты.
— Квартира у меня — старый замок, — говорил он, посмеиваясь. — Жена любила мебель солидную, дубовый буфет — на ресторан, не меньше, трюмо — в клубе не потеряется, даже вешалка — рога исполина изюбра. Что места от книг оставалось, все мебель захватывала. Я там примащивался, а не жил. Теперь, конечно, просторнее, после перевоза библиотеки.
— Вы опять заперли квартиру на замок?
— Зачем? Поселил знакомых молодоженов. Пусть поживут, пока очередь до своего жилья дойдет.
— А когда мы начнем ящики и тюки распаковывать? Ужасно хочется подержать каждую книжечку в руках.
— Ну, это нескоро! — решительно сказал Чударыч. — Пока не добьюсь нового помещения и не оборудую его по своей идее, даже не притронусь к ящикам.
Лена поинтересовалась, какую идею он собирается вложить в оборудование библиотеки. Чударыч, оказывается, уже давно задумывался, как соединить теснее читателя и книгу. Это ведь приятели, книга и ее читатель, им нельзя быть в разных помещениях, они хотят посидеть рядышком, прижаться друг к дружке плечами. Что наши современные библиотеки? Склады товаров, подвалы наваленных на стеллаже богатств. Их соединяет с читателем лишь каталог, равнодушный бюрократический список названий, ни души в нем, ни вида. А читальный зал? Сарай со скамьями для посетителей, даже вокзалы оборудуются теплее и человечней. Нет, его библиотека будет не помещением, а встречей, не местом выдачи книг, а беседой книги с ее другом. Вдоль обширного зала — открытые стеллажи, на них книги в определенном порядке, специальные надписи показывают, что и о чем в каждой секции. Тут же столики и кресла, никаких этих длинных, унылых, как гробы, столов на все помещение. А на столиках лампы, полочки — можешь разваливаться и прихлебывать чай или закусывать бутербродом. А не нравится сидеть, ходи вдоль стены, бери любую книгу, перелистывай, просто подержи в руках и клади, если не нравится, а понравилась, садись в любое кресло и углубляйся, пока не надоест. Не выдача книг, а общение с книгой — вот его идея о библиотеке.
— Неужели и чай разрешите пить в зале? — усомнилась Лена.
— Конечно! Что плохого в чае? Обязательно договорюсь со столовой, чтоб в коридоре кипел титан и была заварка. Вот увидите, Леночка, к нам в библиотеку пойдут, как в гости к приятелям, — провести время в полное удовольствие.
— В гостях шумят и разговаривают.
— Ну и что? И я разрешаю шуметь и разговаривать, если речь пойдет о книге, которая всех затронет. Не вижу в этом ничего плохого. Библиотека, я так считаю, не храм науки и литературы, а завод знаний и искусства. На заводе без шума не бывает.
— Я буду вам помогать, Иннокентий Парфеныч, — пообещала Лена.
Старик поблагодарил. Он с радостью примет ее помощь, но скоро она не понадобится. Сейчас надо разыскивать новое помещение, белить, красить, строгать, пилить, рубить, изготавливать и расставлять мебель. Плотники, штукатуры, столяры — вот кто нужен ему в первую голову.
