Вилис Лацис - Земля и море
Весь день в море не показалось ни одно судно, ни одна лодка. Насколько можно было окинуть глазом, всюду расстилалось водное пространство, среди которого пестрели плавающие льдины. Тусклое солнце и зеленоватые волны. О том, в каком направлении находился берег, они могли лишь гадать.
«Вот мы несемся во власти моря, — думал Лаурис. — Люди на берегу беспокоятся о нас, думают неизвестно что. Она убеждена, что я уже что-то сделал с Алексисом. А я сижу и курю с ним из одной трубки. И все, как в доброе старое время, когда мы были друзьями. Он думает, что все по-прежнему. Однажды он спас мне жизнь, я ему тоже. Но тогда еще не было Аустры… Мы даже не знали о ее существовании. Как сейчас спокойно, хорошо! Все правильно, честно… Мы друзья. Если б так могло остаться навсегда…»
Бывали моменты, когда ему становилось стыдно, было даже и так, что в нем пробуждалась злоба к женщине, толкнувшей его на преступление, но эти моменты скоро проходили, и он опять мечтал об Аустре, и у него появлялось страстное желание жить: «Я и она — мы будем счастливы. Прекрасная жизнь, которая нас ожидает, достойна, чтобы бороться за нее».
Чтобы хоть на время уйти от своих дум, Лаурис обращался к действительности, хлопотал, стараясь заполнить время работой: поправлял стены, укрытие, сгребал снег. Они с Алексисом делали все возможное, чтобы облегчить положение мальчика. Они отдали ему шарф, рукавицы. Глотая слюнки, радовались, с каким аппетитом Лудис уничтожал их припасы.
«Все-таки порядочный парень Алексис», — думал Лаурис, слушая, как Зандав пытался веселыми шутками развеселить Лудиса. Впоследствии, когда их положение еще более ухудшилось, Алексис, притворяясь веселым и беспечным, поддерживал в товарищах бодрость.
А вечером они совещались тайком от Лудиса.
— Без сна нам не выдержать, — сказал Лаурис.
— Ты прав, — согласился Алексис. — Но всем спать нельзя, замерзнем. Да и потом в темноте на нас может налететь какое-нибудь судно. Один должен постоянно дежурить и следить за спящими.
— Я тоже так думаю. Но если дежурный почувствует, что не в силах побороть дремоту, он должен разбудить товарища.
Так они и поступили. Первым уснул Алексис. Лаурис в это время, изо всех сил противясь сну, прогуливался возле спящих, следил, чтобы они не раскрылись, и не спускал глаз с темнеющего горизонта. Потом он распластал одного из больших тюленей и, превозмогая отвращение, съел кусок мяса. Передавая дежурство Алексису, Лаурис показал ему на тюленя, и Алексис отрезал себе кусок мяса.
Так они, по очереди сменяя друг друга, дремали и дежурили. Ночь тянулась бесконечно долго.
6
Рассвело туманное утро. После бессонной ночи наконец-то Аустра услышала за стеной шаги Рудите. В это пасмурное утро, какого еще не было никогда в ее жизни, так хотелось почувствовать возле себя живое существо и узнать, каким ей видится окружающий мир. Этой ночью что-то случилось, роковое и ужасное. «Скоро вернется Лаурис, его взгляд загорится страстью: „Он остался в море. Теперь ты моя“».
Одевшись, Аустра вышла в кухню.
— Еще не вернулись? — спросила она.
— Они, наверное, ожидали рассвета, — ответила Рудите. — Благоразумнее всего было бы выехать утром. Что ночью увидишь?
— Теперь уж скоро должны бы прийти, — Аустра взглянула в окно на дюны.
— Я схожу на берег, посмотрю, не видно ли, — сказала Рудите.
— Сходи. Я пока растоплю плиту.
В трубе завывал ветер. С треском загорелась сухая лучина. В это воскресное утро поселок еще спал. С окаменевшим лицом и скорбно сжатыми губами расхаживала Аустра, прибирая кухню. Голова не болела, но была тяжелой; веки покраснели, только не слезы были тому причиной. Она поминутно заглядывала в окно. На дюнах было безлюдно.
Наконец послышались торопливые шаги. Вздохнув, Аустра наклонилась над плитой. Хлопнула дверь.
— Произошло несчастье! — закричала с порога Рудите. — О боже, зачем они пошли!
— Значит, все же… Что случилось? — нашла в себе силы спросить Аустра.
Сейчас она услышит страшное… Нечеловеческими усилиями она заставила себя поднять глаза на Рудите и не отводить взгляда, пока это не будет сказано. И Рудите прокричала;
— Лед унесло в море! За третьей отмелью нет льда. Их нигде не видно!
Кровь прилила к щекам Аустры.
— Ты думаешь… с ними что-нибудь случилось? — спросила она. — Разве это опасно… в море на льду?
— Их может спасти только чудо, — заплакала Рудите. — Если бы у них была лодка. Такой ветер… Льдина разломится на волне… Как они об этом не подумали?
— Нельзя ли, Рудите, им помочь?
— Не знаю, надо посоветоваться с мужчинами.
…Это был тревожный день. Всполошился весь поселок. Братья Лауриса позвонили по телефону в город и во все соседние поселки. Две моторки отправились в открытое море и до вечера искали охотников. В полдень о случившемся сообщили по радио. Плачущая Байба с причитаниями ходила из дома в дом и рассказывала о пророческом сне, который она видела прошлой ночью. Но беда коснулась не только ее, поэтому она зашла к Зандавам и громкими воплями и причитаниями еще больше расстроила и без того угнетенных Аустру и Рудите.
— Что мне теперь делать, как жить! Господи боже, теперь моя жизнь кончена. Люди милые, подумайте только, что будет, — плакала Байба.
Она ждала успокоения и сочувствия от тех, кто сам нуждался в этом. И, как всегда в подобных случаях, искала виновника несчастья. Но это был не Дейнис, о нет, он только пошел и рассказал. Алексис с Лаурисом сманили его на эту охоту. Где у них был ум?
— Не говори так! — возразила Рудите. — Это все затея Дейниса. Да что теперь судить! Этим дела не исправишь.
— Разве вы не знаете Дейниса? — стонала Байба. — Разве можно его слушать? Пусть бы он тут болтал сколько влезет, зачем было ему верить.
Дом Зандавов наполнялся соседями. Их сочувствие и любопытство, запоздалые советы не облегчали положения. И они пытались выяснить, кто виноват: одни обвиняли Алексиса («Рассудительный человек, неужели он не понимал, что собирается буря?»), другие — Лауриса («Ему не впервые охотиться на тюленей, и он мог бы подумать о том, что не след ночью идти на лед»), большинство все-таки винило Дейниса.
Аустре хотелось спрятаться куда-нибудь и переносить свои страдания в одиночестве.
К вечеру люди стали расходиться. Последней ушла Байба. Оставшись наедине с Аустрой, Рудите дала волю своему горю.
— Как ужасно, если это случится… — шептала она. — Вы с Алексисом только начали жизнь, все впереди… У нас с Лаурисом весной ожидалась свадьба. Они оба были такие хорошие, я даже не знаю, кого мне больше жаль… — Ее душили слезы.
— Успокойся, Рудите! Еще ничего не известно. Может случиться, что они вернутся…
Искреннее горе Рудите точно острым ножом кололо сердце Аустры: «Это я во всем виновата, из-за меня все это случилось».
Уже около полуночи по радио передали: «Поиски рыбаков из поселка Песчаного до настоящего времени безуспешны». Рудите и Аустра разошлись по своим комнатам, легли, но заснуть не могли.
Оставшись одна в темной комнате, Аустра, наконец, могла размышлять о случившемся. «Может быть, Лаурис не сделал ничего плохого… не успел или не смог». Какое облегчение доставляла ей эта надежда! Она ухватилась за нее и, уткнувшись лицом в подушку, страстно шептала: «Если ничего дурного не случилось, пусть не свершится, не свершится! Я не хочу, я умоляю! Лаури, прошу тебя, не делай ничего страшного, и я буду признательна тебе всю жизнь… Останься честным, каким был до сих пор, пока не узнал меня. Боже, почему я приношу людям несчастье!»
Стояла непроглядная ночь. За окном выл ветер. Склонив голову к коленям, Аустра сидела на кровати, погруженная в тяжелые думы. Под утро она все же заснула.
7
Ночью штормило, и льдина раскололась. Снежное укрытие оказалось совсем близко от клокочущей воды, и его пришлось переместить на середину ледяного острова. К счастью, ветер стал ослабевать и к вечеру утих. Волнение улеглось, и пока можно было не опасаться, что льдина разломится еще раз. Но появилась другая опасность: теплая морская вода медленно и настойчиво размывала лед снизу. Теперь охотники, пожалуй, мечтали о морозе, это было из двух зол меньшее. Словно сжалившись над ними, небо прояснилось — будет мороз.
— Скоро мы приедем домой? — как-то безразлично спросил Лудис.
— Скоро, мальчик, скоро. Потерпи еще одну ночку, — ответил Алексис.
Смерть отчима потрясла Лудиса своей внезапностью, и он был не в силах даже осознать до конца всю глубину несчастья, но понимал, что случилось что-то страшное, непоправимое и, может быть, в этом есть какая-то доля и его вины. Детское сердце заполнила смутная тревога.
— Утром я должен быть в школе, — сокрушался мальчик. — А я даже не выучил уроков, заданных в субботу. Что скажет учитель?
