Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович
— Да-да-да! Совсем не нравятся мне такие симптомы… — Почти не сознавая того, повторил Иван Иванович, с тяжелым чувством отворачиваясь от жены.
— Четвертого мая вы взяли больную на стол, а шестнадцатого июня начались роды, — любовно припоминала Елена Денисовна. — К этому времени она уже сделалась нормальной: начала интересоваться своим состоянием, спрашивать о семье. И мальчишку какого хорошего родила… — Елена Денисовна хотела еще что-то сказать, но в дверь постучали и вошел Игорь Коробицын.
На него, редкого гостя в этой комнате, посмотрели удивленно.
— В субботу у Пряхиных будет маленькая вечеринка, — сообщил Игорь, обращаясь главным образом к Ольге. — Пава Романовна очень просила меня передать вам… Если вы желаете принять участие…
Казалось, что-то оскорбительное было в выражении его черных глаз и маленького рта, когда он смотрел на Ольгу.
«Неужели он?» — подумал Иван Иванович, переводя взгляд на жену. Да, с нее точно спала завеса отчуждения, и лицо ее светилось живой внимательностью. «В самом деле он!» — ахнул про себя пораженный Иван Иванович.
— Так вы согласны? — спросил и его Коробицын.
— Нет, я не могу, — глухо ответил доктор, с трудом удерживаясь от желания наговорить грубостей.
— Напрасно, будет очень весело…
— Не могу, не могу! Занят. У меня работа. Ежели Ольга Павловна хочет, ее воля…
Может быть, Ольге следовало сказать, что ей тоже некогда. Но она, сразу взволнованная, подумала о выздоровлении Таврова, о том, что теперь он обязательно придет к Пряхиным, чтобы встретиться с нею.
— Передайте Паве Романовне благодарность за приглашение, скажите, что я зайду к ней сегодня же.
59«Да, она обязательно будет на вечеринке у этой пошлячки!» — в каком-то угарном состоянии размышлял Иван Иванович, уставясь невидящим взглядом в испуганное лицо молодой женщины, лежавшей перед ним на больничной койке.
У женщины пышный узел русых волос, сбившийся к плечу, голубые глаза, и вся она светлая, милая, с высоким животом будущей матери.
— Как звать? — спохватившись, ласково спросил Иван Иванович.
— Маруся… Мария Петровна.
— Ну… Маруся Петровна, на что вы жалуетесь?
— Ноги у меня…
— Ноги и у меня, — пошутил Иван Иванович, начиная Осмотр больной. — Пошевелите пальцами. Еще попробуйте. Поднимите правую ногу, согнув в колене. Не выходит? А левую? Тоже не можете? Поможем вам. Попробуйте теперь разогнуть самостоятельно. Не получается? Онемели и ноги и живот… Когда же это у вас началось, Маруся Петровна?
Невропатолог Валерьян Валентинович стоял рядом с главным хирургом, с выражением живейшего интереса на веснушчатом лице, еще раз проверял, наблюдая со стороны, данные своего предварительного заключения.
— По-моему, поражение спинного мозга, — сказал наконец Иван Иванович после тщательного обследования и расспроса больной, вопросительно взглянув на невропатолога.
— Я думаю так же, — ответил тот. — Начало и развитие заболевания и вся клиническая картина сейчас говорят за то, что здесь, по-видимому, опухоль в среднегрудном отделе спинного мозга.
Иван Иванович кивнул одобрительно. Он уже читал заключение невропатолога. Веснушчатый Валерьян отличался серьезным и сердечным отношением к больным, которое помогало ему делать выводы на основании, казалось, незначительных признаков, ускользающих от невнимательного врача. Иногда хирург и невропатолог крепко спорили при постановке диагноза, но это не мешало их дружной работе. Сейчас мнения совпали.
Они говорили при Марусе, не скрывая от нее правды: в таких случаях больные, извещенные о форме предстоящего хирургического вмешательства, подписывали согласие на операцию, и только сожаление о запущенной болезни в связи с беременностью Иван Иванович выразил по-латыни.
— Следовало сразу же, при первых признаках слабости и боли в ногах, подумать о тяжести заболевания и начать лечение по-настоящему.
— А лечили от двухстороннего радикулита, — с досадой сказал Валерьян. — Прогревания, грязи… Как раз все наоборот: делали то, что ускоряет рост опухоли. О чем только думали?
— Да-да-да. Начались боли в стопе и онемение пальцев левой ноги, это распространилось по всей конечности, захватив и часть живота. Потом та же картина с правой стороны. Какой же радикулит?! На рентген, — распорядился Иван Иванович. — Сделаем рентгеновский снимок, затем спинномозговой прокол — тогда будет совершенно ясно.
Вернувшись к себе в кабинет, он несколько раз прошелся из угла в угол, присел к столу со стаканом горячего чая, который, как обычно, принесла сестра, но лишь взялся за него, отставил и снова стал ходить по комнате.
«Ольга опять уходила к Паве Романовне. Пришла домой совсем чужая, — недоброе выражение промелькнуло в карих глазах Ивана Ивановича. — Ну что я могу сделать?!»
— Рентген показал изменение костной ткани в области шестого грудного позвонка, — прервал его размышления Сергутов, взглянув на Гусева, который сидел нахохлясь в глубоком кресле. — Вот посмотрите! — И он поднял к свету два больших рентгеновских снимка.
— Теперь сомневаться не приходится. — Иван Иванович еще раз всмотрелся в мутно просвечивающие на черном фоне очертания костей. — Можно с уверенностью поставить клинический диагноз: опухоль шестого грудного позвонка со сжатием спинного мозга. Надо готовить больную к операции.
— Я бы советовал отложить операцию на послеродовой период, — сказал Гусев, не ожидая, когда спросят его совета. — Пусть сначала разрешится…
— Она не сможет. Ей в таком случае придется делать кесарево сечение.
— Сделайте кесарево. Нельзя же подвергать человека крайнему риску! А ну, как начнутся роды на операционном столе? Неужели вам хочется опять иметь смертный случай?
— Будет присутствовать акушер.
У Гусева от возмущения покраснели даже веки и большой нос, а пальцы рук нервно засуетились.
— Вы, конечно, новаторы-нейрохирурги. Но за меня солидный опыт общей хирургии. Имейте в виду: я вас предупреждал… Вы хотите, чтобы роды прошли после вмешательства в сложнейшую область, в спинной мозг? Какая опасность сразу после вскрытия позвоночника и наложения швов!
— Опасно не это, — спокойно ответил Иван Иванович. — Кстати, по общей хирургии у меня тоже порядочный стаж, и мне представляется, что больной легче будет перенести операцию, а потом естественные роды, нежели два тяжелых хирургических вмешательства подряд. Одним словом, я за немедленную операцию, учитывая и ваше предупреждение.
«Почему он так любит предупреждать? — думал Иван Иванович, выходя на улицу после работы. — Ну как он мыслит?! Устроить во всем порядок: картотека образцовая, полочки, тумбочки… не больница, а загляденье. Это у нас уже есть на общую пользу. А дальше что? Ведь болезни-то не разложишь по полочкам, по шаблону! — Вспомнив последнюю размолвку с Ольгой, Иван Иванович еще больше взъерошился. — Вот бы Гусеву стать литератором, — подумал он и сердито фыркнул. — Герои у него были бы скромненькие, выражения гладенькие, конфликтов никаких, и такая получилась бы скучища, что каждый, просмотрев книгу, отложил бы ее в сторонку…»
Последние рассуждения сбили доктора с пути: вместо того, чтобы идти сразу домой, он зашел в библиотеку. Кроме специальной литературы, Иван Иванович любил читать в часы досуга беллетристику, особенно радовался, когда попадался хороший современный роман, и даже гордился тем, что и здесь «был в курсе».
Сейчас он шел с намерением взять «толстый» журнал, полученный с последней почтой, полистать, представить, насколько возможно, атмосферу сегодняшнего литературного мира, может быть, с этой позиции взглянуть на «ребячество» Ольги.
За новыми декорациями, занимавшими половину фойе, временно превращенного в мастерскую, он услышал звучный голосок Павы Романовны.
— Вполне могу справиться, клянусь честью! — быстро говорила она. — Правда, я никогда не работала, но заведовать клубом… Это у меня вышло бы. Создать такой уют, чтобы каждый, придя сюда, действительно отдыхал душой.
«Ты уж создашь! — неприязненно подумал Иван Иванович, проходя мимо. — Тоже, как Гусев, свела бы всю работу к диванчикам да занавесочкам. А самоуверенности-то сколько! Конечно, лишь пожелай она, дело и для нее найдется. Все доступно, вот она и думает, что все легко!»
60В библиотеке у читального стола сидела Ольга в темном плаще из плотного шелка и что-то записывала в блокнот. Рука ее, по-ученически цепко державшая карандаш, так и сыпала узкие неровные буквы. Иван Иванович часто подшучивал над почерком Ольги, но любил и его: сколько радости испытал он за последние два года, получая ее письма, внешне похожие на послания нерадивого ученика четвертого класса, но проникнутые горячим чувством и беспокойством.
