Виктор Вяткин - Последний фарт
Почему он там? — Лена замерла. — Неужели попался?
Лена открыла окно. Офицер ударил кулаком по столу. Лена поняла, что он допрашивал Федота.
Федот говорил только по-якутски. И на все вопросы отвечал по-русски одной фразой: «Моя понимай нету!» — и снова переходил на свой язык. Пригласили переводчика. Федот отвечал со снисходительным удивлением, точно и верно не понимал, для чего он тут?
Лена по отдельным словам переводчика поняла, что Федот выдает себя за оймяконского охотника.
Какая выдержка!
Припомнилось, как в ту трагическую ночь, переодевшись в сарае, она сбежала с Анкой под берег и увидела Федота по пояс в воде. Ветер сбивал его с ног, хлестал по лицу, пронизывая до костей.
— Вы с ума сошли? — набросилась она на Федота.
Но он молча подхватил ее на руки, отнес к стоящей у кромки льда лодке. Сам ухватился за борт, легко перевалился через борт, и они отплыли. Он вывел лодку в море и, несмотря на темноту и огромные волны, уверенно выгребал к условленному месту.
Такой выдержит, — успокаивала себя Леночка, наблюдая за Федотом. Вдруг военный вскочил, затопал ногами, заорал:
— К стенке! Шлепнуть подлеца! Я тебе покажу «понимай нету!»
— Пасибо! Да, да, понимай сопсем нету! — улыбнулся Федот.
В комнате появился рослый солдат с винтовкой. Прикладом он подтолкнул Федота к дверям.
Куда же его? Неужели расстреляют? — испугалась Лена, поблагодарила хозяйку и выбежала.
Федот степенно спустился с крыльца, поправил шапку, взглянул на солнце и, лениво щурясь, остановился. Солдат показал на склад в конце поселка, где обыкновенно содержали арестованных. Федот что-то проговорил по-якутски и неторопливо пошел.
Видимо, пока просто задержали, несколько успокоилась Лена и прошла рядом с Федотом. Но он даже не повернул головы.
Лена уселась на пологом берегу под ольхой. Она не знала, как помочь Федоту.
— Тетя Лена! Вы чего тут? — вывернулся из кустов знакомый мальчишка.
Она вздрогнула от неожиданности. Солнце уже садилась, Лена и не заметила, как прошло время.
— Задумалась немножко. Ну что там в поселке? — спросила она.
— Провел их Федот-то. Его опять приводили на допрос, к стенке ставили, а он понимай нету, и все.
— Ушел, значит? — вскочила Лена.
— Не-е. У них остался. Переночевал, теперь дрова рубит.
В поселке стало беспокойно. Просочились слухи, что Анадырский ревком обращался по радио к бочкаревцам, предлагал им раскаяться, бросить оружие и арестовать главарей. В Наяхане обращение перепечатали на машинке и разослали по побережью. Листки с обращением появились и в поселке.
В домике Митрича по вечерам уже не зажигали свет. Старик дома бывал мало. Клавдия Семеновна беспокойно выходила на крылечко, прислушивалась. Теперь уже никто не покровительствовал приказчику.
Вечерами Лена ждала Акима и писала записки Федоту.
«Моим страхам нет предела. Когда я увидела тебя рядом с офицером, думала, что оборвется сердце. Будь осторожен. Нельзя так!»
Где-то тявкнула собака. Лена встала и долго смотрела в окно. Темно. Тихо. Только на чердаке мяукал кот, да шелестела ветки кустов.
Уже март. Скорее бы все кончилось, вздохнула она и бросила взгляд на часы: десять. Сейчас подойдет Аким.
Так и есть. Скрипнула калитка. Вспыхнул огонек трубки и быстро погас. Лена сложила записку, набросила шубу и выбежала на крыльцо.
— Я готов, — глухо сказал он. — Еду. Что у тебя?
Она сунула письмо и зашептала:
— Прокламации разослали солдатам. Кому через девушек, кому просто мальчишки рассовали в карманы.
— Федот просил сказать, что в «Полярной звезде» важные сообщения о разгроме Пепеляева под Якутском и о заговоре солдат в Гижиге. Камчатское губбюро РКП (б) обязало ознакомить с номером газеты и население, и солдат, — сообщил Аким.
— Читали все, а после передали солдатам.
— С оружием уточнили?
— Да, ящики с винтовками и патронами перевезли во вторую половину склада Соловья. Там усиленная охрана. В первой содержат арестованных.
— Ну, держитесь тут. Недолго осталось, — подбодрил он Лену и ушел.
Лена дождалась, когда затихли шаги, вернулась на кухню, села у плиты, поджав ноги. Что-то знобило. Эти дни тревожного ожиданий измотали. Волновалась она и за Федота.
Пришел старик Митрич. Он долго обметал в тамбуре валенки.
— Ну, ну, Леночка, — вошел он на кухню и протянул руки над плитой. — Зашевелились, как тараканы…
— О чем вы?
— Не хитри, девка. Не слепой, — покашлял в кулак. — Офицер вызывал рыбака Краюхина, велел подготовить большую лодку. Кажись, ящики с винтовками собирается потопить в море.
— Когда? — Лена вскочила.
— Все. Сказал и позабыл, — замотал он головой. — Да и больше не знаю ничего, — Митрич вышел.
А утром со стороны Наяхана подкатила к дому собачья упряжка. В дверь ввалился офицер в пестрой собачьей шубе, темных очках. За ним Федот внес саквояж. Лена оторопела. Это был фон Кремер. Ротмистр бросил на нее пристальный взгляд, но сразу отвернулся и прошел мимо.
Лена не выходила больше из кухни. Офицер, видимо, выпил, стал говорить громко. Было слышно, как он говорил Клавдии Семеновне.
— Племянница, говорите? Так-с... Значит, Еленой зовут?
Клавдия Семеновна что-то промямлила и, проходя в чулан, шепнула:
— Этот антихрист спрашивал о тебе. Ушла бы.
Лена не знала,что делать, и решила посоветоваться с Федотом.
Когда фон Кремер ушел из дома, Федот зашел на кухню за кипятком.
— Узнал, меня ротмистр,— шепнула Лена.
— Не бойся, веди себя спокойно. Да и куда скроешься? А в случае чего, выручим. Что у вас?
Леночка передала разговор с Митричем. Федот задумался:
— Краюхин говоришь? Ладно.
Федот тут же ушел. Вернулся он через час и принялся готовить потяг. Лена, чтобы встретиться с ним, выбежала за дровами.
— Сейчас уезжаю в Олу, — сказал Федот. — Не бойся, вечером вернусь.
— Вечером? До Олы-то около ста верст.
— А зачем я его туда поведу? Хватит, — Федот перевернул нарты, смазал полозья водой и покосился на пригорок, фон Кремер шел с каким-то военным.
Лена убежала на кухню, завязала голову платком по-деревенски и села у печки. Голова горела. Видно, заболела, решила она. Ротмистр, проходя, заглянул на кухню и прикрыл дверь.
Скоро Федот постучал остолом в окно. Офицер вышел, укутался в меха и сел на нарты. Федот прикрикнул на собак, и они помчались.
А вечером пришел офицер с двумя солдатами за Леной и Клавдией Семеновной.
Арестованных втолкнули в склад. Здесь уже сидели четыре рыбака, один кореец и солдат без погон.
Лена едва держалась на ногах, в глазах рябило. Старика Митрича тут не было, и она обрадовалась этому. Клавдия Семеновна все еще не пришла в себя.
Но вот донесся скрип нарт, голоса. Рядом в складе загремели запоры, визгнули петли дверей. В сарай проник слабый свет фонаря. Лена припала к щели. Неужели за оружием? Точно. Солдаты выносили из склада длинные ящики. И снова брякнул запор. Заскрипели нарты, уехали. Стало тихо, только хрустел снег под ногами часовых.
Когда открыли двери сарая и велели Клавдии Семеновне выйти, она обрадовалась, по-молодому вскочила, поцеловала Лену.
— Не страшись, доченька. Замолвлю…
Клавдия Семеновна ушла веселая, а минут через тридцать тишину ночи пронзил истошный дикий, крик.
— Старуху Митрича порют, — нахмурился рябой рыбак.
Крики Клавдии Семеновны то затихали, то снова взвивались над поселком.
Лена молча кусала уголок платка.
Вскоре пришли за рябым. Рыбак сунул рукавицы в карман и ушел.
— Этого не услышишь. Рукавицу грызть будет, — сказал кто-то.
К складу снова подошли нарты. Так же шумно раскрылись двери, кто-то ахнул. Арестованные повскакали. Тут и у тюремного отделения загромыхал замок. — Распахнулась дверь, и с фонарем в руке вошел Федот. Он был в темных очках и в собачьей шубе ротмистра, но Лена его сразу узнала. С Федотом было несколько вооруженных людей.
— Кто с нами, получайте винтовки и прикрывайте нарты с оружием. Возможна погоня, — сказал он спокойно.
Рыбаки бросились к двери. Нарты уже уходили вверх по реке.
— Лена! — позвал Федот. — Марш к нартам!
Она послушно побежала к нартам. Из поселка донеслись крики, выстрелы.
Выглянула, луна, и Лена увидела бегущих бочкаревцев. Они вскидывали винтовки, стреляли и падали в снег.
— Отступаем до поворота реки, а там снова будем сдерживать бочкаревцев! — приказал Федот каюрам.
Они побежали. Лена на бегу споткнулась, хотела встать, но лес поплыл перед глазами…
Очнулась Лена в чуме среди незнакомых женщин-эвенок. Женщины раздели ее, растерли спиртом, уложили.
Пришел Федот. Он рассказал, что от бочкаревцев они ушли без потерь, а Лена лежала на спине с блестящими от жара глазами и, чтобы не разреветься, кусала губы. Она чувствовала себя одинокой и несчастной. Все были заняты важными делами, и никому не было дела, что ей плохо и она больна. А уедет Федот?.. Он понял ее состояние.
