Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина
— Профессор Мещеряков? Это я, Карзанов. Нам нужен высокочувствительный электронный преобразователь регистрируемого излучения... Заранее благодарю. В вашей помощи мы никогда не сомневались. Без вас мы не продвинулись бы и на миллиметр...
Он умел разговаривать с ответственными людьми, и они всегда горячо откликались на его просьбы. Там, в Москве, в станкоинструментальном институте, считали, что проблема должна быть решена общими усилиями, в содружестве с машиностроительными заводами и другими научно-исследовательскими институтами. Карзанов не возражал: работы на всех хватит, сочтемся славою... Но Алтунину казалось, что Андрей Дмитриевич вытягивает из всех своих добровольных помощников жилу за жилой. Попробуй после работы на молоте или на гидропрессе выдюжить еще одну рабочую смену в экспериментальном цехе!.. Хорошо, что хоть Кира всегда рядом. Вот и сейчас она откинулась устало на спинку кресла, заложив за голову руки, о чем-то думает, потом опять склоняется над электрическим арифмометром: обрабатывает цифровые данные.
Алтунин пытается представить себе, что будет, если вот в этот именно миг, пока никого нет поблизости, он предложит ей стать его женой. Наверное, отмахнется, как от неуместной шутки.
Они все еще возятся с осциллограммами, показаниями ходографа, фиксирующего скорость перемещения ампулы с изотопом. Кропотливая въедливость во всем оставляет впечатление топтания на месте. В действительности же исследования продвинулись далеко вперед.
Несколько дней назад Карзанов еще совещался по телефону с кафедрой оборудования и технологии ковки и штамповки Московского станкоинструментального института, посоветовал им применять изотоп стронция, период полураспада которого равен тридцати годам. Когда закончился этот довольно длительный разговор, Сергей поинтересовался:
— Как у них успехи?
— Не плохи! — скорее радуясь, чем печалясь, ответил Карзанов. — Там народ активный, умный, привлекли к своим исследованиям инженеров и рабочих Ленинградского машиностроительного. Союз науки и производства, одним словом...
Сергей был неприятно поражен, когда в одну из суббот ему позвонила Кира и сказала, что вечером не сможет прийти в экспериментальный цех;
— Что случилось? — встревожился он. — Заболела?
— У меня сегодня разговор со Скатерщиковым. Это очень важно. Потом все расскажу. Трудись!.. — И голос ее исчез.
Алтунин некоторое время смотрел выжидательно на телефонную трубку. Но трубка молчала.
Разговор со Скатерщиковым? Почему он продолжает втягивать ее в свою орбиту? Или ему мало заключения комиссии из министерства? Придумал какую-нибудь новую каверзу?.. Сиди, Алтунин, долгий вечер, трудись один. Все разбежались...
Его охватила непонятная злость. Вскочил и заметался по огромному залу экспериментального цеха.
— Что это ты скачешь, как угорелый? Чуть с ног не сбил...
Алтунин сконфузился: возле опытного пресса стоял Самарин.
— Ты, парень, совсем сходишь на нет, — сказал Самарин, зорко вглядываясь в лицо Сергея, — кожа да кости, глазки запали. Хоть бы витамины ел.
— Усердие не по разуму проявляю, Юрий Михайлович. Мне бы ковать да ковать, а я сижу тут, скрючившись, карзановские изотопы мордую. Вот скажите, почему сегодня никто из рабочей группы не пришел?
— Суббота, людям роздых нужен, У многих ведь жены, дети.
— При чем тут жены! Мне тоже роздых нужен. Баста! Занимайся, Алтунин, своим честным делом — ковкой. До изотопов еще дорасти нужно.
— Что-то ты за последнее время часто себя бичуешь. Не увлекайся, а то другие поверят... Значит, ковать охота? Не наковался на своем арочном? А я к тебе, Сергей Павлович, за тем и пришел. Есть возможность поковать опять на гидропрессе, и не какие-нибудь там стосорокатонные слитки, покрупнее.
— Покрупнее?
— Да. Язык не поворачивается сказать: триста пятьдесят тонн! Видал ты такие слитки?!
В острых серых глазах Самарина был восторг.
— Тут такое дело... Скатерщиков в отпуск отпросился. Остались у него, как знаешь, неиспользованные дни. Все по закону. А заказ особенный, сам понимаешь. Могут быть всякие неожиданности вплоть до влияния масштабного фактора. Кроме тебя, никто не справится.
Алтунин был поражен: Петенька не хочет ковать слитки в триста пятьдесят тонн? Что с ним стряслось? Это же верная дорога к новой славе! Струсил? Вряд ли. Он не робкого десятка.
Снова Алтунин — на гидропресс!
— Что ж, на гидропресс, так на гидропресс, — сказал он тихо, как бы споря с самим собою.
— Ну, спасибо, — тотчас откликнулся Самарин. — Знал, что не подведешь завод. Тебя на все хватит — богатырь! В понедельник и заступишь на место Скатерщикова.
Юрий Михайлович огляделся по сторонам, силясь вспомнить что-то. Вспомнив, сказал:
— Передохнуть тебе надо, Сергей. В городе кинофестиваль, сходили бы с Киркой, поглядели бы.
Он пошарил в карманах, вытащил два билета:
— Бери. Наши культуртрегеры всучили, а мне в самый раз шастать по фестивалям, на ковбоев любоваться. Ковбой — хвост трубой.
Алтунин улыбнулся. Он уже окончательно справился с собой, Юрий Михайлович вернул ему равновесие. Взял предложенные билеты:
— Спасибо, Юрий Михайлович. Я про ковбоев люблю смотреть.
А как только Самарин исчез за воротами цеха, сразу порвал синие бумажки на мелкие клочки и включил шлейфовый осциллограф. Там, внутри аппарата, поползла фотолента, световой луч опять вычерчивал по ней сложную кривую.
Но работать в этот вечер так и не пришлось. В цехе появился тот, кого Сергей никак не ждал: Скатерщиков.
— Завтра отчаливаю. Если можешь, прими пресс сегодня.
Он был весь какой-то сникший, отсутствующий, словно заводские дела его уже не касались.
— Садись. — Сергей пододвинул ему стул. Скатерщиков сел. — Куда едешь? На юг, на север?
— Да никуда.
— Что так?
— Мне этот город нравится. Кстати, только что разговаривал с Кирой. Она просила погодить с отпуском, обрисовала ваше тяжелое положение — дескать, через неделю-другую у вас начнутся решающие испытания изотопного приспособления, и тебя не следует перегружать дополнительными заботами.
— Ну, и почему ты не уважил ее просьбу? Она ведь в свое время помогла тебе.
Скатерщиков усмехнулся:
— Все за дурачка меня принимаешь? Какое мне дело до ваших испытаний: сами заварили кашу, сами и расхлебывайте! С меня достаточно: я свободной ковкой заниматься больше не намерен.
— Это как нужно понимать?
— Понимай, как хочешь.
Он не сказал, что комиссия из министерства вынесла окончательный приговор его изобретению. Но Алтунин не мог не заговорить об этом.
— Ты зря так... Я вот тоже маюсь тут, а в Москве в это время в станкоинструментальном институте, возможно, уже решили эту проблему. Творческое соревнование! Но не для себя же лично стараемся-то — для всего кузнечного народа! Кому-кому, а тебе важность проблемы ясна. Отбросил бы ты, Петя, амбицию, шел бы в нашу группу — тут работы всем хватит. Ведь проблема пока лишь обозначена. О приоритете даже говорить нельзя. Разве в приоритете в конце концов дело? Великая мечта...
— Ничего, старайся. Главное ведь не результат, а любовь начальства. Тебя любят, а меня недолюбливают.
— Всякую любовь нужно заслужить, Петенька.
— Да уж спасибо, предоставляю это тебе. Я запомнил твое изречение: талант, не отлитый в строгие формы культуры, после мгновенной вспышки оставляет чад.
— Это не мое изречение — Карзанова.
— Неважно. Повспыхивал — и хватит. Остался один чад. А тебе спасибо за науку. За кувалду и за все прочее, — добавил он с насмешливой почтительностью.
— Ты говоришь так, будто мы уж больше и не увидимся.
Скатерщиков неопределенно хмыкнул. Выдержал паузу, уточнил:
— Не беспокойся: из-за решения комиссии топиться не буду... Ну и хватит: у меня нет времени.
Ему не терпелось сдать гидропресс.
Они прошли в прессовый пролет. Очутившись здесь, Алтунин вдруг почувствовал, как радостно забилось сердце: будто вернулся к старому другу. И у гидропресса было вполне дружелюбное выражение.
— Вот, бери! — пригласил Скатерщиков широким жестом.
Когда он ушел, не подав на прощание руки, Алтунин долго еще оставался возле пресса. Не понравилось ему поведение Скатерщикова. И все-таки злости на него не было. Только досада. Ведь считается первым кузнецом завода! Фотография Скатерщикова на доске Почета открывает галерею отличников производства, и среди них где-то на двенадцатом (хорошо, что не на тринадцатом!) месте Алтунин. Для Скатерщикова время алтунинской опеки в самом деле кончилось. Он крепко стоит на собственных ногах — кувалдой не собьешь! Алтунину неплохо бы теперь позаботиться о самом себе, о собственном самоусовершенствовании.
В понедельник Кира сказала с грустью:
— Как я поняла, Скатерщиков не вернется больше на завод. Приглашал в кафе на прощальный ужин, но я отказалась. Зачем? Дружбы уже нет.
