Сергей Снегов - Река прокладывает русло
— Загляните завтра на фабрику, — посоветовал Лубянский. — Знаете, на Закатова во время разладок жалко смотреть. Человек он грамотный, но теряется среди пустяков. С мельниц хлынули густые массы пульпы, а он кинулся вывинчивать электронные лампочки, говорит: «Эмиссия села!» Вчера у них с Селиковым чуть до драки не дошло. Этот Сережа ваш не очень стесняется.
— Обязательно приду, — сказал Лесков.
В тревоге он кинулся к телефону — разыскивать Закатова. Несмотря на поздний час, Закатов отыскался на классификаторах. Он сообщил, что весь день безвыходно провел в цеху и теперь идет спать. Не звонил он, чтоб не порождать напрасной тревоги. Сейчас все наладилось, регуляторы ведут процесс безукоризненно. Утром он придет до сдачи смены и, если что-нибудь забарахлит, немедленно вызовет Лескова.
— При любом состоянии дел звоните, — потребовал Лесков. Заверения Закатова его мало успокоили.
Утром он все же поехал в лабораторию, а не на фабрику: нужно было срочно доканчивать составление плана на текущий месяц. Но заняться планом не удалось. Идя по коридору, Лесков слышал, как неистово заливается телефон в его запертом кабинете. Сердитый голос Закатова крикнул в трубке:
— Целый час звоню, что за отвратительная привычка — приходить на работу точно к девяти!
Таким тоном вежливый Закатов еще ни разу не разговаривал со своим начальником.
— Когда вы пришли в цех? Что с регуляторами? — допрашивал Лесков.
— Я и не уходил, — донесся усталый ответ. — По телефону ничего объяснять не буду. Немедленно приезжайте.
Через двадцать минут Лесков уже взбирался на площадку. На диаграммах всех приборов виднелись следы колебательных явлений. Это были резкие скачки, неожиданно возникавшие и продолжавшиеся минут двадцать, тридцать, — тонкие черточки длиною в пять-восемь миллиметров каждая. Но за этими миллиметрами скрывались тонны пульпы, кубометры воды! Процесс лихорадочно пульсировал, в классификаторах, в баках, во флотационных машинах то нарастали, то спадали огромные объемы материалов.
На площадке никого не было видно. Лесков вначале удивился, ему казалось, что он застанет здесь толпу возмущенных и негодующих людей. Но потом он вспомнил, что классификаторщики сокращены в связи с внедрением автоматики, а начальство сидит на планерке. Навстречу Лескову вышел Закатов. Лесков поразился, до чего одни тревожные сутки могут довести человека. У Закатова ввалились щеки, глаза были красны от усталости.
— Любуйтесь! — сказал он горько, забыв поздороваться. — Пляска снятого Витта, а не регулирование. Проклятые мельницы каждые полчаса меняют режим, а наши регуляторы отвечают колебаниями объемов воды. Вчера до того взбесился, что хотел ломом переломать все исполнительные механизмы..
— Успокойтесь! — сказал Лесков. — Раздражение — плохой советчик. Где Селиков?
— Спит, — сердито буркнул Закатов. — Завалился в конторке и задает храпака. Нашел время спать!
— Так же, как и вы, он сутки не выхолил из цеха, — напомнил Лесков. — Знаете что, Михаил Ефимович, сравним работу отдельных агрегатов. Но только без эмоций. Анализ и расчет, больше ничего!
Но сравнивать было нечего: все регуляторы вели себя одинаково плохо, это было не случайное явление. Закатов имел готовое объяснение и поспешил изложить его Лескову.
— Черт знает, что такое! — сказал он злобно. — Измельчители нарочно путают процесс. Вы посмотрите: то тридцать тонн в час, то шестьдесят, где же здесь порядок? Я требую, чтоб им дали наконец понять: нельзя работать по-дедовски.
— Я пойду на мельницы, — решил Лесков. — Вы со мной?
— Нет, начну снова перестраивать автоматы. Я заметил, что при хорошей настройке колебательный процесс продолжается не больше десяти минут. Лубянский говорит, что это приемлемо. Буду добиваться десяти минут.
Лесков прошел на мельницы. Он не заметил непорядка в их работе. Барабаны крутились, стальные шары грохотали, перемалывая руду. Лесков обошел несколько секций, записывая производительность. Она менялась, одни мельницы мололи сорок тонн в час, другие — пятьдесят пять. На второй секции Лесков встретил знакомого измельчителя, лысого Николая Сухова.
— Здравствуйте! — приветливо сказал Лесков, протягивая руку. — Что ж это вы, товарищи, подводите нашу автоматику?
К Сухову, похоже, уже обращались с подобными претензиями. Он раздраженно блеснул злыми глазами.
— Ни к чертовой матери не годится ваша автоматика! — ответил он хриплым, плохо слышным в грохоте мельниц голосом. — Наплачешься с ней! Машина и есть машина, ничего не соображает!
Лесков видел, что Сухов настроен агрессивно. Он заранее встречал в штыки всякую попытку убедить его в чем-то, чего он до, сих пор не знал. Но Лесков не собирался ни убеждать, ни спорить. Он дружески положил руку на плечо рабочему.
— Слушайте, товарищ Сухов, зачем нам ругаться? Я пришел сюда учиться, а не диктовать свою волю. Регуляторы не справляются с процессом. Нас интересует, почему. Что нужно сделать, чтобы они заработали по-хорошему? Вот, говорят, требуется постоянный режим измельчения. Как ваше мнение?
Рабочий слушал хмуро и недоверчиво. Он уже не сердился, но и не переходил на дружелюбный тон. Он сказал ворчливо:
— Не годится нам постоянный режим. Мы ведем мельницу на максимуме и следим: как пошла на завал, сейчас же сбрасываем подачи руды. Это тебе не автомат, чувствовать мельницу надо! Ровный режим знаешь когда идет? При недогрузке. И еще возьми, руда меняется три раза на дню, то одна крупность, то другая. Для одной руды режим хороший, для другой мельница не справляется, глохнет. Глупость это, постоянная производительность! — Он с презрением посмотрел на Лескова. — Была бы руда постоянная, так и вовсе автоматы ваши не нужны: отрегулируй разок воду и убирайся. Не так, скажешь?
— Так, — согласился Лесков. Он невесело усмехнулся. Да, действительно, все это цепочка, единый процесс — руда, дробилки, мельницы, классификаторы, флотация. Малейшее изменение в одном звене сейчас же передается по всей цепи. А они вырвали одно и далеко не решающее звено и трясутся над ним, забыв, что это только маленькая частица целого.
— Дубина ваш автомат! — желчно сказал рабочий. — С дядей Федей у нас шло, а с регулятором не пойдет. Дядя Федя знал, что нужно. Он воду подкрутит, на одном корыте пустит жиже, на другом погуще, в среднем и получится, как надо. А если не справится, выйдет на помост и задаст нам как следует! И мы понимаем: раз дядя Федя ругается, точно, нужно менять подачу руды.
И это тоже было правильно. Лесков вспомнил, как дядя Федя, удивляясь хорошему действию регуляторов, говорил, что только разика два в смену приводится вмешиваться в их работу. Эти два разика были, оказывается, необходимостью. Могучий, все охватывающий мозг человека поправлял узкую работу автомата, слепо выполняющего заданную ему программу. Ныне они отсутствуют, эти коррективы человеческого разума, — Лескову они казались нехитрыми распоряжениями малоквалифицированного рабочего. И вот результат: регуляторы пытаются держаться предписанной однообразной линии и, путаясь, не справляются с процессом. У них нет мозга, нет языка, они не соображают, что из нарушений процесса можно пропустить, а чего нельзя, они не выйдут на край помоста и не обругают слишком увлекшегося измельчителя. Все ясно, все правильно.
— Но почему же вначале регуляторы вели процесс? — помолчав, спросил Лесков.
Сухов фыркнул.
— Почему? — переспросил он. — А ты спроси Лубянского. Показуху устроил товарищ Лубянский. К пуску автоматики готовились, как к престольному празднику. Все расписали: какую руду молоть, сколько тонн держать, около мельницы инженеры ходили, как бы, не дай бог, лишку на транспортеры не переложить. Так, говорю, и без регуляторов хорошо пойдет, а ты в сводки загляни: в дни испытаний процентов на пять продукции недодали. Я сегодня в бухгалтерию, забежал, рублей на сто, говорят, выдадут меньше в этом месяце. Вот она, твоя автоматика!
Он повернулся, собираясь уходить. Лесков задержал его.
— Скажите, Николай, на какую работу перевели дядю Федю?
Сухов пронзительно взглянул на Лескова.
— Дядю Федю? А будто не знаешь? На улицу вышибли дядю Федю! Молодых взяли на строительство, переучиваться будут. А старику куда податься? В сторожа предложили — ему обидно, да и зарплата — треть прежней. Кто-то ему напевал, что с автоматикой жить легче будет. Да легче, и работа полегче и зарплата облегченная! — измельчитель проговорил с горечью: — Начальник кадров, знаешь, как ему растолковал? Безработицы у нас нет, в масштабе Советского Союза мы тебя всегда устроим по специальности, а на фабрике, извини, нет для тебя подходящего места…
Лесков возвратился на классификаторы с тяжелым чувством. Все было неприятно в этом разговоре с измельчителем: и сообщение о дяде Феде и критика регуляторов. Но разговор был важен. Лесков видел коренной просчет схемы регулирования — не его одного, их общую ошибку. Видел он, еще неясно, и правильный путь и поеживался: путь был тяжек и нескор. У одного из щитов Закатов с проснувшимся Селиковым регулировал исполнительный механизм. У Селикова был раздраженный вид, а Закатов повеселел: видно было, что регулирование сейчас идет лучше.
