Валентина Мухина-Петринская - Утро. Ветер. Дороги
Зомби стал рассказывать о Морлоке — со злобой, ненавистью и снова начал хихикать. Потом перешел на самого себя и рассказал мне всю свою жизнь — долгую, путаную, страшную, а ему было всего двадцать три года. Отец его, рабочий на заводе, умер, когда Валерке было всего десять лет. Мать работала медицинской сестрой на медпункте того же завода. Она, по его словам, была хорошая, добрая, но только очень «захлопотанная». Любила читать, но и почитать-то ей было некогда. Жили они бедновато.
Закончив восемь классов, Валерка поступил в медицинское училище на фельдшерское отделение. Слабая здоровьем мать мечтала видеть его врачом, но боялась, что она «не выдюжит» столько лет. Поэтому они решили, что, окончив училище, Валерка будет работать фельдшером и учиться в медицинском институте.
— Если со мной что случится, у тебя уже будет профессия и ты всегда сможешь окончить институт, — говорила мать, намекая на возможную свою смерть.
Но случилось не с ней, а с Валерием. После окончания медучилища его послали на работу в деревню. В деревне ему, коренному москвичу, не понравилось, и он сбежал обратно в Москву. Поступил на «скорую помощь» медбратом.
Мать обрадовалась: сын возле нее, работает по специальности. Можно будет учиться и на врача.
Так бы оно и было, но… Морлок. Шикарный, обаятельный, властный Морлок. Расположение и дружба такого «потрясного» человека. «Волнительные» вечера в ресторанах, где играет оркестр под управлением Леонида Геллера, — «Останкино» или «Сатурн». Сногсшибательный Морлок небрежным жестом бросает в оркестр четвертную. Заказывает изысканный ужин, наливает Валерке рюмку «Камю». Денег у него куры не клюют. Он так остроумен, циничен, порочен. Но сколько вкуса! Он руководит этим красивым юношей с выпуклыми прозрачными глазами цвета морской волны и волосами словно спелая пшеница. По настоянию Морлока Валерка ушел из «скорой помощи». Морлок для вида устраивает его в свой комиссионный магазин, просто чтоб где-то числиться.
Стал поначалу приучать к «невинной» спекуляции. Покупали и продавали что подвернется: диски, пленку — мелкий фарцовщик… Но это было лишь начало.
Морлок протащил слабохарактерного, безвольного Валерку через все возможные преступления… Зомби участвовал даже в «мокрых» делах, но сам, по его словам, никогда не убивал.
— И тебе не было противно? — спросила я, подавляя отвращение к нему.
— Было. Это ведь сначала я радовался, как идиот, возможности иметь магнитофон «Грюндиг», штабеля дисков Пресли и Холидея, комплекты разноцветных джинсов, курить «Мальборо», пить «Дин энд тоник».
Сначала это перестало радовать, потом я стал ощущать страшную скуку, чувство совершенной опустошенности. Но куда мне было деваться? Я не представлял уже, как смогу жить на зарплату фельдшера. Да и Морлока боялся. Он бы меня на дне моря нашел. Ты и представить не можешь, какой это страшный и гнусный тип.
— Слишком уж долго ты мирился с этим типом, — сказала я холодно, — а что толку ругать его сейчас, когда он уже в камере. Почему ты не пошел хоть к Ермаку, которого ты знаешь, и не помог ему обезвредить Морлока?
— Боялся, что он меня убьет — прикажет убить.
— Ты боялся, другой боялся… столько крепких парней и боялись одного выродка. Что же тебе все-таки делать теперь?
— Можно, я закурю? — как-то робко и приниженно спросил Валерий.
— Кури, пожалуйста. Он закурил.
— Сколько можно прятаться, — сказал он совсем другим, деловым тоном. — Все равно разыщут. Явлюсь-ка я завтра с повинной. Может, скидка какая будет. Я столько передумал за эти дни, прячась по чердакам и подвалам… Спасибо тебе, Владя, век не забуду твоего участия.
Он встал и нагнулся за своим пальто.
— Куда же ты пойдешь сейчас? Он жалко развел руками.
— На чердак. Посижу там до утра.
— Еще возьмут ночью… А ты хотел сам явиться. И простужен весь, гнусавишь.
— Мне некуда идти. Где можно, уже был… просили больше не приходить. Дома у матери, наверно, караулят…
— Ладно, переночуешь в папиной комнате. Ложись и спи. спокойно. Утром разбужу рано. Позавтракаешь, и пойдешь с повинной.
Не подумайте, что я уж такая добрая и доверчивая. Но не выгонять же на ночь глядя человека, которому негде ночевать..
К тому же Зомби был неуравновешенный подонок, и на всякий случай следовало его обезвредить.
В шкатулке с лекарствами, которые остались после мамы, лежало ее снотворное — мама страдала бессонницей. Я все собиралась его выкинуть, но руки не доходили. А теперь вот пригодилось.
Я взяла несколько таблеток, вложила в обложку от аспирина, а на всякий случай, если откажется принимать аспирин, я еще парочку таблеток растворила в чае.
Я постелила ему постель и провела в папину комнату. Он послушно выпил горячий чай, принял две таблетки «аспирина» и блаженно улегся в постель.
— Спасибо! — пробормотал он с благодарностью, когда я зашла выключить свет.
Не знаю уж, подействовало ли сразу снотворное или он 1тпросто выбился из сил, но минут через пять он уже спал. Я "вздохнула с облегчением и ушла к себе в мамину комнату.
Ночью я несколько раз просыпалась и на цыпочках подходила послушать, но он спал сном невинного младенца и только посапывал.
Спала ли его бедная мать? Вряд ли.
Чтобы не проспать, я поставила будильник, и он меня разбудил ровно в шесть. Быстро оделась, приготовила кофе, горячий завтрак и пошла будить Валерия.
Сначала я постучала в дверь, еще и еще — никакого ответа.
Тогда я стала звать Зомби, все повышая голос. Наконец не выдержала, вошла и начала его трясти. Куда там, он так и валился спать…
Я, признаться, испугалась. Может, было слишком много снотворного? Пришлось дать ему понюхать нашатырного спирта, все из той же маминой аптечки.
Наконец он очухался и очень смутился.
Уже за кофе (я ему сделала покрепче) он "все извинялся, что так разоспался и мне долго пришлось его будить.
— Ну, Валерий, утро вечера мудренее, что решаешь окончательно? — спросила я. — Идешь с повинной?
Валерий горестно вздохнул.
— Лучше всего идти. Поработаю в колонии фельдшером, а то совсем потеряю квалификацию.
Про чердаки он, кажется, вспомнить не мог без содрогания.
— А после колонии… неужели опять?
— Нет, Владя, уж хватит. Если мать меня дождется, поменяем комнату на квартиру в Саратове и будем там с ней вдвоем жить.
— Почему именно в Саратов?
— А это же родина матери. У нее там родни полно. У меня одних сестер — двоюродных, троюродных — человек двадцать будет. Эх!..
Он помотал головой. Аппетит у него не пропал.
— Я одного боюсь, — сказал он, — что меня сцапают раньше, чем я дойду до Петровки. И не поверят, что сам туда шел, Владя! Может, ты меня проводишь? С тобой не боюсь. Нервный я очень…
— Опоздаю на работу… Ну ладно, провожу. Может, такси достанем.
Мы стояли у дверей дома на Петровке, 38.
Шутов жалко улыбнулся, губы его дрожали, глаза выкатились еще больше. Он сказал: «Спасибо, Владя!» и скрылся за дверью управления милиции. Я вздохнула, взглянула на часики-браслетку и назвала шоферу адрес завода.
— Проводила мил дружка? — иронически осведомился шофер, пожилой человек в кожаной куртке. От него сильно пахло табаком. Машину он вел отлично. Я сидела сзади, и мне совсем не хотелось ни растолковывать, ни оправдываться.
— Я их сразу определяю, — продолжал шофер и хмыкнул. — Мне бы только в милиции работать. А вот ты еще девушка хорошая, не с такими бы тебе связываться. Отец-то с матерью есть?
— Есть, — сказала я. — .Вы не волнуйтесь, все в порядке.
— Какой уж там порядок, — протянул он недоверчиво и умолк.
Я записала на всякий случай номер такси и фамилию водителя. Мало ли что!
Когда я вбежала, запыхавшись, в нашу мастерскую, все уже работали и, улыбаясь, уставились на меня. Володя Петров, который заменял сегодня бригадира, погрозил мне пальцем.
— Это что же, Владька, только папа отъехал на пару дней, как дочка уже опоздала. Проспала?
Я махнула рукой и уселась за свой столик, где меня ждали микроскоп, пинцеты и микродетали.
— Зинка сегодня тоже опаздывает, — добавил недовольно Петров.
— Зинка может и совсем прогулять, — буркнул Андрей. Остальные помалкивали: давно ли они сами и опаздывали, и прогуливали.
В одиннадцать часов в нашу мастерскую вошла взволнованная секретарша Рябинина, полная красивая женщина лет сорока пяти, с обесцвеченными волосами. Ее все называли Аленушка. Она никогда к нам не заходила, и мы удивились.
— Сегодня нашли Зину Рябинину… ножевое ранение, — сказала она, — еще жива. Владимир Петрович поехал к ней в больницу. Я решила поставить вас в известность, чтоб не ждали.
Чуть пожав полными плечами, Елена Ивановна вышла,
