Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри
— Отец, пусть теперь ваша дочь поиграет, — сказала Айымбийке, подавая комуз Лизе.
Эреше, досадуя на то, что возвращенная на миг игрой Айымбийке молодость вдруг упорхнула, глубоко вздохнул.
— Пойди сюда, дочка моя! — сказал он и не в силах добавить еще слово, поманил Айымбийке рукой.
Молодая женщина подсела к нему. Он погладил ее по щекам, поцеловал в лоб.
— Дорогая моя, молоденькая Сайкал, ты просто нам с Сергеем вернула молодость. Будь счастлива, живи многие годы!..
— Да, живи долго, и пусть вместе с тобою зреет мастерство, — добавил Сергей, целуя руку Айымбийке.
— Пусть не замолкает игра комуза! — умолял взволнованный Кенешбек, гордясь своими чудесными друзьями.
Он сидел, поджав под себя ноги. Потом бросил взгляд вниз на долину.
Он был воодушевлен и горд неспроста.
Вон аил… только вместо маленьких мазанок, теряющихся среди деревьев, стоят новенькие, опрятные дома. Радостно, когда на отдыхе колхозники шутят, веселятся. Но еще радостнее, когда видишь новое село, воздвигнутое неутомимым трудом этих колхозников.
Кенешбек перехватил укоризненный взгляд Лизы и понял, что мешает общему веселью.
— Прости, твой брат замечтался о колхозных делах, — сказал он. — Прошу тебя поддержать тетушку Айымбийке! Поиграй!
Сергей был очень удивлен, когда Лиза взяла комуз у Айымбийке, а теперь, услышав слова Кенешбека, не поверил своим ушам.
«Откуда ей уметь? Где она научилась?»
Лиза улыбнулась Айымбийке, прижала комуз левой рукой к губам, приставила палец правой руки к стальной пластинке. Сергей весь напрягся: он боялся за дочь. Но Лиза заиграла почти также хорошо, как Айымбийке. Сергей облегченно вздохнул.
Лиза играла «Марш молодежи», школьники исполняли его на выпускном вечере. Все, кто знал слова, запели под аккомпанемент Лизы.
Умелая игра Лизы радовала Айымбийке, ее взволновала песня, увлек общий подъем. Она взяла у сидевшей рядом девушки комуз и, включившись в темп, начала подыгрывать.
Чувствовалось, что молодежь соскучилась по шуму, веселью, шуткам. Теперь пели все. Кто не знал слов, просто напевал мотив.
Знамя Ленина
В небо высоко вздымая,
Мы стоим на пороге победы большой.
Нашу землю родную
Трудом украшая,
Коммунизм на земле мы построим с тобой!
Марш звучал как единый, настойчивый и мощный призыв. Сергей слушал очарованный. Ему чудилось, что к юношам и девушкам — его детям, которые здесь поют, присоединился весь многомиллионный советский народ. И молодежь всей страны шагает единым строем, а величественные горы Ала-Too множат торжественные слова песни, несут над всем миром. Цветы и кустарники, гордо вздымающиеся среди трав, казалось, покачивались в такт песне.
«О-о! Пока я сторожил сараи в Сарыджаз, как поднялась, как окрепла молодежь! Как расцвели ее таланты! — восторженно думал Сергей. — Там, где мы с Асанакуном не могли вырастить ячмень, теперь цветет мак, золотится пшеница! И трава удивительная! И как хорошо все вокруг. И все потому, что люди золотые, особенно молодежь! И я счастлив… — Он улыбнулся в рыжие усы, оглядывая юношей к девушек. — Если в труде они меня побеждают, то кому же радоваться первому, как не мне?!»
Комуз умолк, песня стихла.
— О дорогие мои, жить вам долгие годы и быть счастливыми! — сказал Эреше и захлопал в ладоши.
Его дружно поддержали.
Лиза искоса посмотрела на Темирболота: она сбилась в одном месте с такта и чувствовала себя виноватой.
— Ну как? — спрашивала она Темирболота глазами.
Их взгляды встретились. У Темирболота снова сильно забилось сердце.
— Отец Сергей! Отец Эреше! Мясо уже готово! — объявил Эшим. — Дорогой Темирболот, полей людям воды на руки! — начал он командовать.
— Темиш, давай я полью, — предложила Лиза, взяла из рук Темирболота чайник и полотенце и подошла к Эреше.
— Нет, Лиза, — возразил Эреше. — Полей сначала девушкам, а потом и до нас дойдешь…
Темирболот расстелил скатерти…
— Каждая чашка — на пять человек! — объяснил Эшим.
Перед Сергеем и Эреше он поставил чашку, где, кроме мяса, лежали крестцы и тазовые кости. Они всегда преподносились самым почетным гостям.
— Ты разделил мясо неверно, — запротестовал старик Эреше. — Нам с Сергеем будет достаточно и одной тазовой кости. А остальные по праву принадлежат женщинам. Хотя возраст наш и почтенный, но дела наших девушек тоже должны быть отмечены…
— Эшим опять погорел! — воскликнул агроном под общий хохот.
— Черт возьми, так растерялся, что даже не помню, на каком боку спал ночью! — отшутился Эшим и принялся заново распределять мясо.
— Ты ночью спал на том боку, которым проигрываешь барашков, — промолвила Айымбийке, отрезала два куска сала и подошла к Эреше.
— Отец Эреше! — сказала она. — Просим вас и отца Сергея это отведать. Если бы не ваше вмешательство, то нас, женщин, ни за что не отметили бы. Хоть Эшим и бригадир и партийный, но он относится к нам по старинке.
— Да жить тебе долго, Айымбийке! — закричали подружки.
— С Эшима полагается еще один барашек, — заключил Кенешбек.
— Вы Эшима, как торт, разделываете, — пошутил Сергей, и все колхозники дружно рассмеялись.
«Ненасытный при еде лишается речи», — говорят в народе. Но тут гремел веселый смех, летели забавные шутки, царило неподдельное веселье.
— Слушай, Кенешбек, а что, вы в самом деле проиграли? — с невинным видом спросил Сергей.
— Когда приезжаешь к чабанам в горы, для тебя заколют барашка, — заговорил Кенешбек, — отменно угостят мясом. А когда они к нам спускаются, мы даже побеседовать как следует не можем. И вот решили: раз у нас в низовьях гостят чабаны, надо их угостить на славу, хотя бы перед отъездом…
Кенешбеку не дали закончить.
— Куда девалась твоя косарская сноровка? — закричал Эреше. — Ведь ты выигрывал барашков у самого Жуматая.
— Эх, отец Эреше! Б старину одна старушка говорила другой: «Думала, что только я одна замужем, оказывается, ты тоже…» — Кенешбека опять прервал громкий единодушный хохот.
Эреше смеялся до слез. Он вытер салфеткой руки, достал платок и поднес к глазам.
Сагындык, в шутку отстраняя протянувшуюся к чаше руку Табыша, сказал:
— Дорогой мой Табыш, разреши мне доесть это мясо, а ты приготовь свой живот для трех барашков, которыми председатель грозится угостить нас завтра.
— Еще три барашка? — удивленно спросил Сергей.
Смех зазвучал с новой силой. Эреше, всплеснув масляными ладонями, повалился на соседа. То один, то другой вскакивал с места, хохоча до изнеможения.
Кенешбек радовался оживлению, царившему вокруг. Чабаны умели веселиться от души, но так же увлеченно они и работали.
— Ладно, Сагындык, — сказал Аманов, — провалиться сквозь землю тому председателю, который пожалеет барашков для таких людей, как вы! Только заканчивайте сенокос…
— Сенокос закончим завтра, а послезавтра надо возвращаться, — проговорил Табыш.
— Нет! — воскликнул, вскочив с места, Темирболот.
Все подняли на него глаза.
— Нет! Ведь мы пришли сюда с косами не потому, что машин не хватает. Вон там три трактора «Беларусь», а там — семь конных сенокосилок! Нам их не перегнать. Мы должны скосить травы по этим крутым склонам, вокруг камней и у кустарников, куда машинам не пройти.
— Правильно!
— «Терпеливый и сдержанный достигнет своей цели», — так говорил мне дедушка Ашым. Не будем спешить. Правда, уже не осталось таких больших лугов, какой мы косили сегодня. Но по лощинкам, среди кустарников травы еще много. Если поленимся, то зимой не вернуть упущенного! В прошлые годы на этих местах мы не косили, и травы пропадали. Скот летом не успевал поедать их… Я очень хорошо знаю, как унизительно выпрашивать зимой у кого-нибудь корм для коровы. Запомнил это с детства. И нужен-то иногда был только сноп, один сноп. А сколько нужно сена, чтобы накормить скот у нас в колхозе? Нынешние дни — для заботливых и сильных. Нам не будет оправдания, если мы оставим эту траву под снегом… Ну, а если сено у нас зимой окажется в избытке, колхоз всегда сможет его продать, — закончил Темирболот и вопросительно посмотрел на Кенешбека.
Слова Темирболота были тому на руку. Кенешбек, когда высказывалось какое-нибудь умное и дельное предложение, мог вцепиться в него, как барсук.
Сейчас Кенешбеку очень хотелось обнять Темирболота, но он сдержался.
— А что скажут наши отцы? — обратился он к старикам.
— Подожди, дорогой Сергей, дай мне сказать первому, — отстранил Эреше друга, готовясь к серьезному разговору. — «Ценность бриллианта видна в алмазе, а ум — в молодости». Добавить к словам Темирболота нечего! А тебе, Кенешбек, я хочу кое-что напомнить. Говорят, что Дед Мороз, размахивая своей леденящей саблей, перед наступлением зимы хвалился: «До босого я доберусь сам, а человеку в шубе передам привет». Зима — это бескормица, падеж скота, по-киргизски — джут. У беззаботных в хозяйстве сразу после первого снега нет кормов, джут. Если вдоволь припасешь сена, то не сдохнет у тебя ни один козленок, и это будет означать, что ты победил джут. А если с запасом будет худо, то погибнет у тебя тысяча козлят, это значит, что джут победит тебя. Ведь народ говорит: «У победителя казан полон мясом, а у побежденного глаз полон слез». Надо это хорошенько понять, дорогие мои дети!..
