Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом
— Спокойно, господин Думитреску! — произнес Заримба, останавливая его порыв движением руки. — Для того, чтобы принять трезвое решение, мы прежде всего должны быть благоразумны… — Заримба сделал небольшую паузу, сморщил свой узкий лоб, откашлялся слегка и продолжал скорбным тоном: — Господин Доеринг располагает сведениями, что Арманд Калинеску готовит на ближайшие дни под предлогом «попытки к бегству» убийство нашего горячо любимого капитана…
Надорванное ухо Думитреску вздрогнуло, широкий рот перекосился, глаза налились кровью. Он вскочил.
— Нашего капитана! Нашего любимого Корнелиу Зеля Кодряну «при попытке к бегству»?!. — рявкнул он.
— Сегодня же ночью надо освободить капитана! — произнес третий легионер, Миронович.
Сима встал рядом с Думитреску и театрально произнес:
— Эту священную миссию я беру на себя и готов дать присягу, что в течение трех дней наш капитан будет освобожден!.. Либо я, Хория Сима, сложу свою голову…
— Капитан обязательно будет освобожден! — поддержал его Думитреску. — Мы поднимем всех легионеров и на руках унесем капитана вместе с тюрьмой!.. И все, что попадется на пути, снесем, уничтожим, перебьем! Или мы не легионеры!..
— Капитан будет освобожден, даже если мир перевернется вверх дном!.. — добавил Хория Сима.
Заримба и Доеринг сидели с опущенными глазами, дожидаясь, когда кончится трескотня. Однако прервать членов «Тайного совета» никто не решался. Если Хория Сима был известен как язвительный хитрец, готовый отказаться от своих слов, в случае если почует, что занятая им позиция невыгодна, то Думитреску знали как самого свирепого, мстительного и невыдержанного. Этот выкладывает все, что думает…
Как и следовало ожидать, первым в обстановке сориентировался Сима. Он уловил, что Доеринг и Заримба не реагируют на патриотическое намерение освободить капитана, и мигом замолк. Больше того, он дипломатично одернул. Думитреску, предложив выслушать другие предложения. Тогда медленно поднялся представитель германского посольства — Доеринг. Закинув одну руку назад и заложив другую за борт своего серого клетчатого пиджака, он заговорил размеренным деревянным голосом:
— Мне поручено довести до сведения «Тайного совета», что информация о готовящемся расстреле господина Кодряну была доложена рейхсфюреру СС Гиммлеру. Меня срочно вызвали в Берлин. Рейхсфюрер СС распорядился довести до сведения узкого круга членов «Тайного совета легионеров» Румынии точку зрения фюрера по этому вопросу. Фюрер, равно как и рейхсфюрер СС, глубоко скорбят в связи с решением, которое они вынуждены принять во имя спасения целостности румынского государства и торжества идеалов легионерского движения… Правительство Румынии, возглавляемое Армандом Калинеску, обязалось не принимать «крутых мер» против находящегося в заключении господина Кодряну. Такое заверение было дано лично премьер-министром Калинеску нашему послу господину фон Раса… В связи с намерением главы правительства Румынии нарушить данное обязательство фюрер вынужден будет принять самые действенные меры как в отношении самого правительства Румынии, так и в отношении всей страны. В целях ускорения такого процесса, в котором заинтересованы фюрер и румынские легионеры, рейхсфюрер СС Гиммлер распорядился предложить членам «Тайного совета» следующее:
П е р в о е:
Усилить антиправительственную деятельность.
Для этого необходимо:
a) расширить сеть легионерских гнезд в стране;
b) создать видимость недовольства правительством Калинеску, которое попустительствует действиям коммунистов;
c) создать видимость готовящегося нападения большевистской России на Румынию;
d) любыми способами компрометировать коммунистов.
В т о р о е:
Не принимать никаких мер к освобождению господина Кодряну, так как нарушение обязательств, взятых правительством Калинеску, приведет к неизбежному и желательному для фюрера конфликту, в результате которого Румыния пойдет по новому пути.
Для, этого:
a) на пост капитана рейхсфюрер СС Гиммлер предлагает избрать господина Сима Хория;
b) господин Сима Хория должен впредь именоваться «Командующим легионерского движения»;
c) звание капитан, равно как и личность господина Кодряну, должны остаться символом великомученичества и патриотического самопожертвования во имя победы национальных идеалов!
Представитель германского посольства опустил руки по швам, щелкнул каблуками и, вскинув руку, выкрикнул:
— Хайль Гитлер!
Все четверо — Сима, Думитреску, Миронович и Заримба хором повторили «хайль», после чего воцарилась гробовая тишина, словно они решили уже сейчас почтить память погибшего «капитана».
— В крупной игре, братья легионеры, — медленно заговорил Заримба, — иногда жертвуют королевой, чтобы выиграть партию! Фюрер в своей искренней заботе о нашей Румынии готовится преподнести миру решающий мат! Игра крупная, братья легионеры, ответственная, решающая!. Будем же исполнительны, благоразумны и да ниспошлет нам свои дары всевышний!.. Да здравствует «Гвардия»! Да здравствует во веки наш великомученик «капитан»! Хайль Гитлер!
В комнате снова воцарилось молчание. Потом Хория Сима, как бы очнувшись, тихо сказал, что предпочел бы лучше положить свою голову, чем лишиться любимого «капитана». Однако идеалы «Гвардии» и интересы нации стоят превыше личных симпатий, любви и преданности… И он, Хория Сима, готов принять предложение фюрера!..
За то время, пока легионер Лулу Митреску успел проснуться, выкурить последнюю сигарету, протрезвиться и прийти к заключению, что его намерение побывать в кабачке на шоссе Жиану, а затем навестить Мими — сорвалось, — Заримба достал портрет Гитлера и положил его осторожно на стол. Рядом он поставил крест с барельефом «капитана» в центре.
Члены «Тайного совета» Думитреску и Миронович обменялись многозначительными взглядами, мол, «капитан» еще жив, а горбун уже причислил его к лику святых.
По одну сторону стола стали Думитреску и Миронович, по другую — Заримба и Доеринг. Хория Сима встал против портретов. Касаясь их левой рукой, а правую вскинув вверх, он начал давать присягу «Ф. К.» — «фюреру и капитану».
А Лулу никак не мог понять, куда девался добродетель? Знать бы раньше, он ни за что не пришел бы сюда. Лулу пошел было к выходу, но, к его удивлению, в дверях не оказалось ручки. Он попытался открыть дверь — тщетно. Только теперь Лулу понял, что шеф умышленно запер его. Он осмотрел комнату — окон не было. С трансильванского ковра, занимавшего всю стену, смотрел Гиммлер в эсэсовской форме с одним погоном, под который была продета портупея. Лулу удивился странной форме, но тут же вспомнил, что в «Зеленом доме» ему говорили, будто во всем мире только вождь эсэсовцев Генрих Гиммлер носит для отличия от остальных смертных — генералов, адмиралов и маршалов — единственный погон. Лулу это понравилось. Носить один погон! Забавно! Вдруг взгляд его упал на секретер, где рядом с бронзовым распятием скалил уцелевшие остатки зубов завернутый в целлофан человеческий череп. Лулу пожал плечами и отвел глаза. Потом снова покосился на череп. Ему стало как-то не по себе. Он не слышал, как бесшумно открылась дверь, а когда очнулся, в кресле сидел шеф так спокойно, будто он и не уходил из комнаты.
Заримба с улыбкой потрогал белоснежный накрахмаленный платочек, неизменно торчавший из кармашка, и сказал насмешливо:
— Вы, кажется, несколько задержались, господин лейтенант?
Лулу растерялся — и от неожиданного появления шефа и от его тона.
— Да… Нет, что вы!.. Собственно говоря…
— Ах да, дверь захлопнулась, — продолжал Заримба с таким видом, будто это произошло совершенно случайно. Но тут же улыбка сползла с лица парикмахера, и он продолжал строгим тоном.
— Если, господин Митреску, «Гвардия» авансировала вас званием лейтенанта, то вовсе не значит, что вы имеете право приходить сюда, как к себе домой. Только срочное, неотложное дело могло бы извинить вас. Ваш поступок нельзя расценить иначе, как нарушение метода работы, а следовательно, и присяги… К каким последствиям может привести нарушение присяги, надеюсь, господин лейтенант знает…
Лулу все казалось, что его добрый шеф шутит. Но когда Заримба подал ему листок бумаги и велел собственноручно написать о своем проступке, Лулу покраснел и молча сел писать. Случайно взглянув на секретер и снова увидев череп, он вздрогнул. Заримба перехватил его взгляд, улыбнулся и, вскинув руку, тихо произнес: «Хайль!».
Лулу вскочил и рявкнул:
— Хайль …итлер!
Заримба подошел к нему вплотную. Хотел положить по-приятельски руку на плечо, но увидел, что не достать. Тогда он прикоснулся желтой сморщенной рукой к груди легионера. Все выглядело, будто они по-прежнему друзья, хотя на этой работе «дело по делам, а суд по форме»…