Юрий Рытхэу - Нунивак
Вернулся домой Кивагмэ мрачный, как холодный камень. А наутро, едва поднялось из воды солнце, он снова вышел в море. Наготове перед ним лежали запасной гарпун и новые поплавки из надутых тюленьих пузырей. Если он сегодня ничего не добудет, его дети останутся без пищи и жене придется отказать тем, кто придет за подмогой.
Он видел много моржей и лахтаков, но не мог их догнать: они плыли далеко, а в руках Кивагмэ уже не было прежней силы, когда он мог состязаться с самым быстроходным моржом.
Солнце уже клонилось к воде, когда он увидел большого моржа. С большим трудом охотнику удалось настигнуть его и загарпунить. Морж потащил за собой легкий каяк, как игрушку. Но Кивагмэ решил не сдаваться. Он крепко намотал на руку ремень и приготовился бороться до конца. Морж уходил в глубину. Каяк уже стал зарываться носом в воду, брызги хлестали по лицу охотника. Вдруг Кивагмэ почувствовал, что морж тянет его вниз. Волны сомкнулись над охотником, и он увидел морскую пучину. Вокруг него плавали рыбы, тюлени, киты. Все они показывали на него плавниками, ластами и хохотали над ним.
Кивагмэ дотащился вместе с каяком до моржового стойбища. Старейшина-морж с большими тугими усами велел Кивагмэ сесть перед собой и объявил, что охотник будет жить с ними. Кивагмэ молча кивнул: он не мог открыть рта, чтобы вода не хлынула ему в желудок. Но старый морж успокоил, что здесь он может даже разговаривать.
— Зачем вы меня сюда притащили? — спросил Кивагмэ моржей.
— Потому что ты перестал уважать нас, — ответил старый морж. — Смотри, какую тухлятину посылаешь нам.
Старый морж пододвинул ластом Кивагмэ куски мяса. От них так воняло, что охотник отвел лицо в сторону.
— И еще вина твоя в том, что ты калечишь морской народ, — добавил старый морж.
Тут Кивагмэ услышал глухие стоны. Глянув в угол моржовой яранги, он увидел лахтака, недавно загарпуненного им. В боку торчал наконечник и причинял невыносимые страдания морскому зверю. Кивагмэ бросился к нему и вытащил гарпунный наконечник. Лахтак облегченно вздохнул и поблагодарил охотника.
Долго жил Кивагмэ на дне моря. Все, что посылали люди, моржи отдавали ему, а мясо было тощее, сухое и подпорченное. Похудел Кивагмэ. Лицо будто построгали острым ножом. Однажды старый морж позвал Кивагмэ и показал жертвенное мясо, которое только что прислали люди. Оно было сочное, с прожилками белого жира, набухшее кровью.
— Поняли люди наш морской закон, — удовлетворенно сказал старый морж и велел Кивагмэ готовиться в обратную дорогу к людям. Подумал охотник, что надо бы привести одежду в порядок. Хотел посмотреть на свои камики, а они как моржовые ласты, а руки — тоже. Оказывается, он давно превратился в моржа, иначе как бы он выжил на дне морском?
— Как же я появлюсь перед людьми, женой и своими детьми в таком виде? — печально спросил старого моржа Кивагмэ.
— Не беспокойся, — ответил старый морж. — Едва ты достигнешь берега, опять превратишься в человека. Я посылаю вместе с тобой моржовое стадо. Берегите его, люди, и вы никогда не будете знать нужды и голода.
И поплыл впереди моржового стада охотник Кивагмэ, превратившийся в моржа. Теперь над ним уже никто не смеялся — ни рыбы, ни моржи, ни тюлени, ни киты.
Привел Кивагмэ моржовое стадо и поселил его на отмели за Лысым мысом. Отсюда и пошло наше лежбище…»
Таю замолчал. Доктор Вольфсон смотрел на лежбище и тоже молчал. Морской ветер путался в черных волосах Таю, играл ими, шарил в пустой трубке, выдувая легкий, остывший пепел.
— Разумная легенда, — сказал, наконец, доктор Вольфсон.
— Человеку дан разум, чтобы до всего доискиваться, — отозвался Таю. — Ведь думали люди, отчего моржи любят эту отмель, и нашли объяснение. В своё время для них это была истина.
Таю встал и подошел к стереотрубе. Поворачивая окуляры, он оглядел лежащих на гальке моржей, скользнул взглядом по горизонту и увидел на поверхности моря четыре вельбота, плывущие один за другим.
— Кита ведут! — радостно сообщил он доктору и бросился вниз по крутой тропинке.
— Осторожно! Шею можно сломать! Вы же больной, дорогой друг! — кричал сзади доктор Вольфсон, но не отставал.
Оба трактора уже стояли наготове на берегу. Как всегда, здесь суетился и громко командовал Кэлы.
Кита вытащить на берег — совсем не то, что моржа.
Несколько раз огромную тушу оплели тросами. По команде два трактора «С-80» поползли вверх по гряде. Гусеницы зарывались в гальку и крутились на одном месте. Туго натянутые стальные тросы звенели.
— Отойдите от тросов! — кричал Кэлы.
Наконец кит вздрогнул и медленно пополз на берег, двигая перед собой песчаный вал. Гусеницы нашли опору в податливой гальке и двинулись вперед.
Только поздним вечером закончили разделку кита. Охотники уже успели поужинать и переодеться. Возле клуба собиралась толпа любителей кино. Здесь Таю встретил Утоюка.
Таю поздравил друга с добычей и пожаловался:
— А меня Кэлы поставил сторожем лежбища.
— Не понимаю, что тут обидного? Помнишь, в старину кого назначали смотреть за моржами? Самого уважаемого человека, — попробовал утешить его Утоюк.
— В море я хочу! — сердито сказал Таю. — Меня не купишь игрушкой! Стереотрубой соблазнить хочет. Древним почетом. Или ты, Утоюк, тоже уже считаешь меня конченым человеком — стариком?
— Я не считаю тебя стариком, — раздраженно ответил Утоюк. — Младенцем неразумным считаю. Неужели ты думаешь всерьез, что все хотят тебя обидеть, навредить, нарочно не пускают в море? А? Ценить надо такое, что люди за тебя готовы черт знает на что! Здоровье сначала надо поправить, а потом выходить в море. Нет, не старик ты, Таю, далеко тебе до стариковской мудрости, знающей цену людской заботе!
Как был рад Таю, что вокруг никого не было, кто бы понял эскимосский гневный разговор Утоюка!
— Ладно, ладно, виноват! — смущенно оправдывался Таю. — Но надоело торчать на берегу. Пойми меня…
— Понимаю, — мягко сказал Утоюк. — Понимаю и сочувствую. Советую потерпеть. На твою долю работы ещё много останется, не беспокойся.
После разговора с Утоюком Таю не то что смирился со своим положением, но перестал вслух жаловаться на произвол доктора и на болезнь. Он аккуратно ходил каждый день на свой наблюдательный пункт. Сделал внушение капитану почтового сейнера «Морж» Мише Павлову за то, что он близко ведет свой корабль от отмели и может спугнуть моржей. Первым Таю заметил дымок парохода, который вез товары в «Ленинский путь».
Последние три дома были уже готовы, но не было так называемого печного литья — колосников, дверец, плит, конфорок. Всё это должно было прийти на пароходе.
Обычно, когда в «Ленинский путь» приходил пароход, Кэлы снимал несколько бригад с промысла и посылал их на разгрузку. Нынче этого не пришлось делать: народу было достаточно и для охоты и для работы на берегу.
Особенно дружно разгружали подходившие баржи нунивакские женщины. Еще бы! Ведь сам Кэлы обещал им продать швейные машины! Нетерпение было так велико, что женщины пытались даже заглянуть в щели ящиков. Однажды Таю сам видел, как жена Ненлюмкина обрабатывала подозрительный ящик. Сначала она постучала по нему пальцем, потом приложила ухо. Слушала долго, и лицо женщины вдруг стало похоже на лицо доктора Вольфсона, который выслушивает больного, только что у неё не было усов. Щели между досок ящика были очень узки, но женщина все-таки что-то увидела, потому что смотрела долго. Жестом подозвав подруг, она уверенно сказала:
— Здесь швейная машина. Скажите грузчикам, чтобы они поосторожнее обращались с этими ящиками.
Самое удивительное было дальше. Таю спросил у Нели, которая уже стала Амирак, принимавшей грузы, что в тех ящиках, которые выслушивала и обнюхивала жена Ненлюмкина.
— Швейные машины, — ответила Неля.
Таю оставалось только подивиться женской проницательности.
Берег завалили грузом. Тракторы и автомашины работали без отдыха. Амираку пришлось временно покинуть своих зверей и из зверовода превратиться в грузчика.
Каждое утро Таю отправлялся на свой наблюдательный пост. Пограничники считали его своим, и когда наряд проходил мимо будочки, шлепая сапогами по мокрой тундре, старшина громко командовал:
— Отделение, равнение на пост! — А сам прикладывал руку к козырьку, приветствуя Таю.
Под моржами исчез галечный берег. Вода кипела у отмели, вздымаемая дерущимися зверями. На следующий год уже можно без всякого ущерба для лежбища заколоть часть моржей.
Разглядывая морскую даль, Таю однажды увидел очень светлое небо и удивился. Неужели уже прошло лето и наступает осень? Белое небо над морем — это верный признак приближающихся ледяных полей. Таю развернул стереотрубу и глянул на вершины дальних гор: они были присыпаны свежим снегом.
