Александр Беляев - Том 5. Прыжок в ничто
Ганс понял проект Цандера и успешно выполнил его.
Когда наскоро собранная «планетка-спутник» была привязана и отнесена, вернее – отброшена Гансом от ракеты на длину проволоки, Цандер распорядился осторожно пустить в ход заднюю дюзу, придающую ракете поступательное движение. В то же время Ганс, сидя на спутнике, начал стрелять из своей ракеты-ранца. Спутник и ракета двинулись, система заработала.
Центробежная сила «разлилась» равномерно по ракете и оранжерее.
Теперь растения в середине оранжереи не росли в виде головы Медузы Горгоны.
Верхушки растений повернулись к центру массы, лишь немного отклоняясь в сторону Солнца.
«Верх» и «низ» изменялись не раз в этом мире условности и относительности.
Пассажиры единодушно приветствовали нововведение Цандера. На всем протяжении ракеты, во всех каютах можно было теперь не только сидеть, стоять прочно, как на Земле, но и кипятить воду почти «по-земному», курить, наливать в стаканы и пить, – словом, Цандер вернул всем привычные земные условия и ощущения, лишь несколько облегчив вес тел по сравнению с земным.
Глава IX
Стормер лежал в своем гамаке, стараясь уснуть. Он засыпал на пять-десять минут и вновь просыпался. Все обитатели «ковчега» по-прежнему спали прерывистым сном, в то же время засыпая на короткое время «днем». Чувствовали они себя, впрочем, вполне хорошо.
В кабину Стормера кто-то тихо вошел. Окно кабины было закрыто шторой, чтобы солнечный свет не мешал спать, лампочка погашена. Только из приоткрытой двери в кабину проникала полоса света от лампочки в коридоре.
– Кто здесь? – спросил Стормер, увидав тень на «потолке». Ворочаться ему было лень.
– Тс… тише. Это я, – услышал он приглушенный голос Пинча. – Я решил разбудить вас, если даже вы спите, так как пришел с чрезвычайно важными известиями. – Он подошел к самому гамаку Стормера.
– В чем дело? – спросил тот, не меняя позы.
– На нашем «ковчеге» заговорщики.
– Что-о? – Стормер быстро приподнялся в гамаке, словно его ужалил скорпион, и посмотрел на лицо Пинча. – Вы не выпили лишнего, Пинч?..
– Нет, лишнего я не выпил, мистер Стормер, – ответил Пинч.
– Так какого же черта вы чепуху несете? Как могли появиться заговорщики на «ковчеге»? На другой ракете прилететь, на абордаж нас взять, что ли?..
Стормер побелел.
– Говорите скорей, что вам удалось узнать! – крикнул он Пинчу, крепко схватив его за руку.
Пинч начал хвалиться:
– Уж если Пинч за что-нибудь взялся, то он… Ой!.. Не такой Пинч человек… Ой-ой! Не давите так мою руку… Уж если… Ай-ай! Да отпустите же руку, сейчас все скажу… Ганс, видите ли, всегда закрывал свою кабину, уходя из нее. И Винклер тоже…
– Он тоже?..
– Прошу вас, не перебивайте меня, мистер Стормер, иначе я что-нибудь пропущу. И Винклер тоже запирал свою кабину на ключ, который клал себе в карман. То есть нет, не в карман – карманов в небе не существует. Вешал на цепочку, которая привязана к его поясу…
– Вас самого следует повесить, Пинч, за то, что вы так размазываете. Говорите скорее самую суть.
– Ничего я не размазываю и скорее спешу передать вам самую суть. Но если вы все время будете перебивать меня, то я, конечно, никогда не кончу.
Стормер в отчаянии махнул рукой и набрался терпения.
– Говорите!
– Я и говорю. Ключ вешают на цепочку Фингер и Винклер. И в каюту мне никак нельзя было пробраться. Тогда я решил: если они носят ключ с собой и этот ключ похитить у них невозможно, то, значит, нужно достать другой ключ, который подходил бы к дверному замку. Логично. О, Шерлок Холмс не мог бы придумать лучше! Откуда достать на «ковчеге» ключ? Слетать на Землю и пригласить слесаря? Невозможно.
– В «ковчеге» двадцать одна дверь и столько же ключей. Можно попытаться подобрать! – не утерпел Стормер.
– Так я и поступил, мистер, потому что это был самый логичный вывод. Но легко придумать, да трудно осуществить. Вынуть ключ из каюты – незамысловатая вещь. Одна леди Хинтон и Эллен запираются изнутри. Взять ключ не трудно, но попробуйте двадцать один раз приложиться к дверному замку каюты Ганса и столько же раз – каюты Винклера, и так, чтобы никто не заметил этого, а тем более они сами. Надо пользоваться моментом, всегда быть настороже – словом, бездна хлопот, изобретательности, находчивости. Итак, к замку Винклера подошел ключ лорда епископа, а к двери Ганса – Мадлен. А если ключ Делькро подошел к замку Фингера, то и ключ Фингера открывает замок прекрасной Мадлен. Мое дело сторона, но я неоднократно видел, как Мадлен беседует с Гансом…
Пинч не мог понять, каким образом он вдруг оказался в коридоре. Болели челюсть и затылок. Удар Стормера был молниеносен и оглушителен.
Просунув в двери каюты голову, он кончил скороговоркой:
– Я проник в комнату Ганса, когда тот стоял на вахте, обнаружил над столиком портрет Ленина. На столике – немецкое издание «Капитала» Маркса и перевод на немецкий язык книг Ленина.
– А Винклер? – спросил Стормер.
– Но если этого мало для вас, вот вам еще кое-что получше, – продолжал Пинч, не входя, однако, в кабину. Понизив голос до шепота, он продолжал: – Мне удалось подслушать разговор Фингера и Винклера в рубке. И Ганс сказал: «Наша армия окончательно разобьет вдребезги эту сволочь, если она осмелится напасть на Советы». Так и сказал: «сволочь». А Винклер ответил: «Хотя эти дела делаются и не так просто и скоро, как тебе хочется, Ганс, но я не сомневаюсь, что час нашей победы во всем мире приближается. Часы, а быть может, и минуты врагов наших давно уже сочтены». Потом Ганс сказал: «А стоит ли нам продолжать здесь, на „ковчеге“, комедию? Не пора ли кончать?» «Нет, не пора, Ганс, – ответил Винклер. – На это я имею определенные указания. Ты помнишь, как тебе хотелось вмешаться и прекратить саботаж пассажиров, не желавших приниматься за работу? Все устроилось и без нас. „Синенькие“ помогли сломить это сопротивление!» И они начали смеяться.
Весь разговор Ганса с Винклером Пинч передал уже совершенно серьезным тоном, видимо, сам увлеченный своим рассказом.
Вытащив из маленького портфеля, привязанного к поясу, записную книжку, он хлопнул по ней пальцами и сказал:
– Здесь все записано от слова до слова. Текстуально. Хоть сейчас к следователю. А ведь они могли убить меня на месте, если бы застали за этим занятием. О, Пинч не робкого десятка! И если Пинч за что-нибудь возьмется…
Стормер не слушал его болтовню. Он был поражен этой неожиданностью и думал, как ему поступить.
– Надо сейчас же пойти к барону и рассказать ему все. В конце концов он все-таки самый умный человек в ракете… после меня. Только я сам расскажу, иначе вы никогда не кончите.
Маршаль выслушал сообщение Стормера, ежеминутно перебиваемого Пинчем, вносившим «исправления и дополнения», спокойней, чем можно было ожидать. Он опустил голову, задумался и молчал. Стормер начал сам:
– Подумать только, они летели с нами все время и… еще не убили нас!
– Их только двое, – возразил Пинч.
– Только двое? – с насмешкой ответил Стормер. – Да двое ли? Ручаетесь ли вы за то, что они не успели привлечь на свою сторону слуг?
– Да, я и забыл сказать, – быстро начал Пинч. – Ваше предположение не лишено основания, по крайней мере в отношении Мэри. Я два раза заставал ее оживленно разговаривающей с Винклером в укромном уголке коридора возле его рубки. О чем они говорили, я не знаю, так как при моем появлении Мэри тотчас уходила.
– Если их даже только двое, – продолжал Стормер свои размышления, – мы вполне в их руках. Недаром я пережил столь неприятные минуты в своем водяном гробу. Подумать только! Они попросту могли не вынуть нас оттуда, прекратить доступ воздуха. Им ничего не стоило задушить нас и затем выбросить вон из «ковчега». Признаюсь, не понимаю, почему до сих пор они этого не сделали.
– Они п-против индивидуального террора, – ответил Маршаль.
– Простите, но в масштабе ракеты это был бы уже массовый террор, – возразил Стормер. – Так или иначе, продолжать путешествие со своими палачами, которые не сегодня-завтра отправят нас к праотцам, я не намерен.
– Ганса и Винклера необходимо ликвидировать возможно скорее, – высказал до конца Пинч мысль своего патрона.
– Я полагаю, что это единственный правильный выход.
На этот раз Стормер согласился с Пинчем, не оборвав его за то, что тот «мешается не в свое дело». У Стормера, впрочем, были свои соображения проявить к своему секретарю мягкость.
– Вот вы хвалились своей храбростью, – начал он. – Как далеко, однако, простирается эта храбрость? Хватило ли бы у вас решимости справиться с этим делом одному?
