Валентина Мухина-Петринская - Плато доктора Черкасова
— Смотри, вон папа! — воскликнула она радостно.— Мы как раз вовремя вышли. Я всегда его встречаю. Сама не знаю почему, узнаю, что он уже идет.
Я не сразу увидел Абакумова. Он шел еще далеко, пробираясь между кустарниками. За плечом его висело ружье, на боку набитая охотничья сумка. Алексей Харитонович увидел нас и замахал фуражкой.
— Я побегу ему навстречу!— скороговоркой произнесла Лиза и понеслась как вихрь, только юбка била по коленкам.
Я стоял и смотрел, как Абакумов обнял дочь: бережно, как самую большую драгоценность!
Глава двадцатая. МОЙ ОТЕЦ И Я
Мы только что поужинали и уже хотели разойтись по своим комнатам — очень устали в этот день,— когда услышали гул вертолета. Ермак выскочил первым. Его вертолет мирно покоился на посадочной площадке. Все столпились у края площадки и с удивлением смотрели вверх.
— Может, это и есть сюрприз? — вполголоса предположила Валя.
На днях у Ангелины Ефимовны был разговор с Академией наук по поводу предстоящего Международного года спокойного Солнца. Программа работ в нашей обсерватории в связи с этим, естественно, увеличивалась. Нам обещали новейшие приборы и оборудование, а в конце разговора шутливо намекнули на какой-то «сюрприз», который последует в самом скором времени. По этому поводу велось много споров и даже заключались пари (между Лешей и Валей).
И вот мы стояли и ждали, какой «сюрприз» преподнесет нам Академия наук. Что угодно мы могли предположить, только не то, что увидели: доктора Черкасова.
Он вышел из кабины сияющий и торжествующий, в неописуемом стиляжьем галстуке, купленном наверняка мамой. Улыбающийся бортмеханик выбросил его чемодан и какие-то ящики, и вертолет тут же улетел.
Если отец устоял под градом поцелуев и объятий, значит, он еще очень крепок. Ангелина Ефимовна стучала кулаком по его «животику» и укоризненно причмокивала языком.
— Ничего, здесь опадет! — усмехнулся отец и попросил разрешения поздороваться с сыном.
Мы обнялись. От радости я, что называется, обалдел. И вот доктор Черкасов ужинает в кают-компании, а мы все сидим вокруг и влюбленно смотрим, как он ест и пьет.
— А где же комиссия?— интересуется Валя. Она захватила место рядом с отцом, на обветренном лице ее полнейшее блаженство.
— Какая еще комиссия?.. — удивляется отец и просит подлить ему ухи из хариусов.— Давно не ел... До чего же вкусно!
— Коля говорил, что вы прибудете с комиссией! Отец только отмахивается:
— Чепуха! Есть мне когда разъезжать с комиссиями. Я приехал на плато работать!
— Совсем?
— Не будем загадывать вперед. Пожалуйста, положите мне морошки. Очень идет к дичи... Это Кэулькут охотится?.. Как он себя чувствует? У них близнецы? Мария, поздравляю! — Он почтительно встает и долго жмет ей руку.
Мария улыбается, краснеет и подкладывает ему жаркое.
— А что Абакумов?
— Отлично работает,— отозвалась Ангелина Ефимовна.— Подробнее вас информирует Коля, он чаще всех наведывается на заимку.
Отец на минуту перестает жевать и подозрительно смотрит то на меня, то на Ангелину Ефимовну. Она делает невинное лицо, а я почему-то краснею... Ужасная привычка — краснеть ни с того ни с сего. Селиверстов очень кстати осведомляется, получил ли Дмитрий Николаевич его труд «Дикорастущие Чукотки». Отец получил и прочел. И охотно позволяет себя отвлечь.
Мария убирает со стола и поспешно уходит домой: пора кормить близнецов.
— А кок Гарри лучше готовил, а? — вспоминает отец. Старожилы обсерватории соглашаются, что лучше.
— Вы бы взяли его опять поваром? — обращается отец к Ангелине Ефимовне.
— Еще бы! Но он сюда не поедет...
— Теперь поедет,— скромно заверяет отец.— Знаете, кого я встретил в Магадане?
— Неужели Гарри?
— Кока Гарри Боцманова собственной персоной. Все такой же веселый, только не ворует. Говорит, «Моби Дик» излечил его навсегда. Узнав, что я возвращаюсь на плато, сам попросился... Вы извините, что я самовольно договорился с ним. Люблю вкусно поесть!
Ангелина Ефимовна только рада. Значит, на днях к нам прибудет и Гарри. Мы с Валей радостно переглядываемся.
— Только Жени нет, а то бы все в сборе...— замечаю я. __ О, Женя далеко пойдет! — откликается отец. И рассказывает о последних работах Казакова в области земного магнетизма.
Постепенно разговор переходит на научные темы. Отец в упоении от встречи с друзьями. Дома ему не с кем поделиться: мама и вспоминать не желает «про геологию и т.п.». Ангелина Ефимовна на радостях даже не спорит.
— Человеческая деятельность приобрела уже планетарный размах,— произносит отец и закуривает папиросу, угощая всех желающих,— поистине космические масштабы! Вместе с тем возросло и значение физикогеографии.
Отец бросает взгляд в сторону профессора Кучеринер, но она не возражает.
— Уже пора выяснить ее значение для космических исследований. Сравнительное изучение биогеносферы Земли, Марса и Венеры (Луна лишена биогеносферы) даст человеку коммунистического будущего возможность управления планетарными процессами. Управление климатом — конек нашей дорогой Валентины Владимировны — это управление физико-географическими процессами, потому что климат — результат этих процессов, и нельзя изменить одну его часть, чтобы не изменились другие.
Какое бы научно-техническое мероприятие ни провело человечество на Земле, обязательно потребуется предварительный физико-географический анализ возможных последствий этого мероприятия. Вот почему так важна теория физической географии. Я четверть века твержу об этом тупицам и невеждам... гм!.. И я рад, что мои ученики и мой сын рады подхватить мою эстафету.
Отец еще долго рассуждал о значении теории географии. Я видел, что Ангелина Ефимовна изнывает от нетерпения узнать, с каким конкретным заданием и в качестве кого прибыл отец на плато. Отец прекрасно понимал ее нетерпение и только посмеивался, видимо решив о делах говорить завтра утром.
Наконец мы разошлись по комнатам. Геофизик Леша спешно переселяется со своими вещами к старику Бехлеру, а папа водворяется на его койку. Мы остаемся одни, с минуту смотрим друг на друга и снова обнимаемся. У меня щиплет в глазах. Отец отворачивается и долго ищет пижаму. Заодно находит подарки для меня (фотоаппарат «Старт») и друзей. Решаем преподнести их утром.
Спали мы часа полтора, не больше, проговорили всю ночь. О маме папа говорит мало: «Играет с переменным успехом... Гамон-Гамана, кажется, недоволен».
А вот о бабушке мы вспоминаем долго.
Бабушка не изменилась. Такая же энергичная, высокая, худая. Такая же театралка, так же курит, так же насмешливо щурит серо-зеленые глаза. По-прежнему видит сквозь свои роговые очки всех людей насквозь. Но отца моего она уже видит иначе. Он рассказал случай, когда мама рассердилась на него и обозвала его эгоистом. Бабушка оборвала ее: «О, нет, нет!» И вообще бабушка теперь принимает его сторону в семейных перепалках. Она справедливая. И даже всплакнула, когда он уезжал. Хотя была рада за меня. Так и сказала, когда провожала отца: «Я рада за Кольку-, теперь он не один, а с отцом». Она еще считает меня маленьким.
— Сколько лет дочери Абакумова? — вдруг спросил отец.
— Лизе? Семнадцать. Она очень странная. Я ее еще не понимаю... Но она — настоящая...
— Она красивая?
— Н-не знаю... Наверно. Не завидую тому, кто ее полюбит...
— Почему?
— Нелегкий у нее характер. Она не так проста, как кажется.
— В Алексея Харитоновича,— глубокомысленно решил отец.
Ермак высадил нас на склоне вулкана. Мы направились к картеру: отец, Ангелина Ефимовна, Ермак, Абакумов и я, нагруженные приборами, веревками, провизией.
Накануне отец провел совещание с научными работниками обсерватории. Рассказал о предстоящей работе, порученной коллективу Академией наук... Все были поражены.
Коротко объясню, в чем дело. Года полтора назад в Министерство геологии и охраны недр СССР поступило предложение директора геофизической обсерватории профессора Кучеринер о закладке сверхглубокой буровой скважины в районе плато доктора Черкасова.
Такие предложения вносили и другие ученые, инженеры. Коллегия министерства приняла решение о закладке пяти буровых скважин глубиной 15 километров (самая глубокая скважина на Земле достигает лишь семи тысяч восьмисот метров — тысячной доли радиуса планеты, а самая глубокая шахта, в которую спускался человек, не превышает и трех километров). Но места бурения долго не могли выбрать. Предлагали Урал, Кавказ, Камчатку, но только не наше плато. И вот отец стал на защиту предложения Кучеринер.
Он выступал и в Академии наук, и в министерстве, и в Госплане, и в Географическом обществе, и за круглым столом в «Литературной газете», и, конечно, в печати. В результате его хлопот проект Кучеринер был принят, а отцу, как энтузиасту этого дела, предложили возглавить научную разведку и подготовку проекта к действию. Когда все будет закончено, наедут инженеры, буровики, горняки и всякие другие специалисты и рабочие. И если отец с группой ученых должен был предварительно разведать всё на месте, то в лабораториях пока разрабатывались новые приемы бурения, основанные на применении ультразвука, искровых разрядов, взрывов.
