Север Гансовский - Надежда
— Не верите, — повторил Бенсон. — А что выскажете на то, что в других местах еще хуже? Говорят, в Нью-Йорке бандиты контролируют десятки тысяч портовых рабочих. Только на западном побережье есть независимые профсоюзы.
— Ну хорошо. А если человек пойдет и прямо заявит в полицию? При всех. Открыто.
— Тогда из полиции сразу позвонят к бандитам, и, когда этот человек пойдет домой, его тут же пристукнут, Сам Мак-Графи и позвонит… Это у них сыщик.
Кларенс покачал головой.
— А профсоюз? — спросил он.
Бенсон махнул рукой.
— Наше профсоюзное руководство — те же гангстеры. К нам из других профсоюзов посылали двоих ребят. Одного бандиты убили, а другого арестовала полиция. Доказали, что он «красный».
— Так что же тогда делать? — сказал Кларенс растерянно.
Бенсон сжал кулаки.
— У меня на вашу газету надежда. Вашего хозяина-то они не запугают. Он сильнее их. Раз вы напечатали такую статью, — значит, он и дальше пойдет.
После этого Бенсон принялся рассказывать об убийстве Каталони.
— Я же сам при этом был, можно сказать. Меня совесть, знаете, как мучает. Я помочь ему мог, но испугался. — Он тыльной стороной руки вытер лицо. — Как вспомню, так прямо слезы на глазах.
— Как же его убили?
— Мы с ним шли вдвоем из агентства на 26-й причал. Вдруг видим, — впереди трое стоят. Я сразу понял, что дело нечисто. Говорю: «Пойдем назад». Повернулись, а сзади еще трое. И Обезьяна с ними. Петро мне говорит: «Не уходи, Майк». Он смелый был, но испугался. Я отвечаю: «Не уйду». Он вытащил свой нож и повернулся к Обезьяне: «Ну давай». Обезьяна засмеялся. Тут один из них выскочил вперед. Маленький такой. Он раньше чемпионом по боксу был, в весе мухи. Он и схватил Петро за руку. Тут и все на него набросились. Схватили и держат. Обезьяна мне и говорит: «Уходи, Бенсон, ты ничего не видел». Я стою. Растерялся. Обезьяна опять ко мне: «Уходи, Бенсон. У тебя ведь дочка есть. Ты ее любишь». И подтолкнул меня. Я иду и плачу. Мне бы кинуться — закричать… Но всё равно никто не помог бы, А сзади Петро только что-то крикнул по-итальянски. Я несколько ночей потом не спал. Не могу простить себе…
— А кто это Обезьяна? — спросил Кларенс.
— Помощник Дзаватини. Он в порту всеми делами заправляет. Крупный такой, широкоплечий. Ходит всегда в комбинезоне.
— Так это Боер! — вскричал в ужасе репортер.
— Боер? — грузчик задумался. — Да, кажется, это его фамилия. Мы его все Обезьяной зовем. У него руки чуть ли не до колен. Может человеку кости переломать — такая у него сила. А вы его знаете?
Кларенс молчал, пораженный. Так вот кто убийца Каталони! Боер, с его тихим голосом, вежливый и скромный. Боер, которого он считал образцом преуспевающего американского рабочего.
Ему сделалось жарко, и он вытер пот со лба. Теперь стала понятна навязчивая вежливость этого гиганта. Отвращение и ненависть охватили Кларенса при воспоминании о том, как он расхваливал Боера Люси. Как подло, как глупо он был обманут!
— Ну ладно, — репортер повернулся к Бенсону. — Сейчас мы сделаем вот что. — Он был полон гнева и решимости. Не могло быть, не должно быть, чтобы в его городе, в его родной стране совершались такие вещи. Порядок и закон еще действуют. — Мы пойдем в редакцию, там вы при свидетелях расскажете всё, что говорили сейчас, а я запишу. И всё это пойдет прямо в завтрашний номер. А когда это будет в газете, они уже не осмелятся никого тронуть.
Но грузчик вовсе не разделял этой уверенности.
— Если мы сделаем так, как вы говорите, — меня уже сегодня вечером не будет в живых. — Он покачал головой. — Я подпишу такую бумагу только если вы ее напечатаете после того, как я уеду из города.
— А когда вы уедете?
— Завтра. Завтра у нас платят. Получу деньги — и сразу на поезд. Я тут ни минуты не задержусь. Мне своих нельзя оставлять сиротами.
В конце концов репортер и грузчик решили, что Бенсон сейчас подпишет свои показания, а Кларенс передаст их редактору только завтра вечером. Кроме того, Бенсон дал Кларенсу несколько адресов тех грузчиков, которые, по его расчету, решились бы свидетельствовать на суде против шайки. Репортер тщательно записал адреса в свою книжку.
Кларенс зашел в магазин канцелярских принадлежностей за бумагой, потом они с грузчиком спустились в погребок, и там за столиком репортер записал всё, что слышал от Бенсона.
Они вышли на улицу. Кларенс остановился возле дверей огромного серого дома. По обе стороны входа одна над другой теснились таблички с названиями контор.
— Вот здесь, — сказал репортер. Он ткнул пальцем в надпись: «Джорж Г. Феер. Нотариус. 6-й этаж. 14.0 т 10 до 6».
— Что вы хотите делать? — Грузчик озадаченно смотрел на него.
— Заверить вашу подпись.
Грузчик нервно потер лицо рукой. Лоб у него вспотел.
— А без этого нельзя?
— Конечно, нельзя. Какая же цена будет показаниям, когда вы уедете?
— Не знаю, — сказал Бенсон, — Может быть, вообще я зря во всё это впутался. — На лице у него отражалась внутренняя борьба. — Ну ладно, — он махнул рукой. — Вы обещаете, что до завтра никому не покажете?
— Обещаю.
В конторе нотариуса в первой комнате за столом сидел молодой человек с длинным узким лицом. Кларенс объяснил, что им нужно заверить подпись грузчика.
Молодой человек пригласил их сесть и равнодушно взялся за листки. Лицо его стало внимательным; не переставая читать, он закурил и уселся плотнее в своем кресле.
Кончив, он протянул листки Кларенсу.
— Я этого не заверю.
— Почему? — удивленно спросил репортер.
— А откуда я знаю, что вот этот человек — Бенсон?
— Он вам покажет документ. Свою расчетную книжку.
— Всё равно. — Молодой человек отрицательно покачал головой. — Я не заверю.
— Послушайте, — Кларенс поднялся со стула. — Согласно вашему патенту нотариуса, вы должны заверять любой документ, если только он не противоречит закону. Вы не имеете права отказываться.
— А почему он сам, — длиннолицый показал на Бенсона, — не хочет свидетельствовать в полиции?
— Он уедет.
— Вот то-то и оно. — Молодой человек пожал плечами. — Он не хочет впутываться в эту историю, и я тоже не хочу.
— Но это ваша обязанность. Мы имеем право требовать от вас.
Молодой человек усмехнулся.
— Я заболел. Прекращаю на сегодня работу.
Он взял со стола большую конторскую книгу, спрятал ее в боковой ящик и запер его. — Не верите, — можете вызвать врача.
— Я так и знал, — сказал Бенсон, вздохнув. — Они все, сволочи, в одной шайке. Зря мы всё это затеяли. — Он повернулся и пошел к выходу.
Кларенс последовал за грузчиком.
Они в раздумье стояли возле лифта, когда молодой человек выглянул из двери и поманил их обратно.
— Знаете что, — он впустил их и тщательно затворил дверь. — Я вам вот что хочу сказать. Вам, пожалуй, этого никто не заверит. Все будут бояться, как я. Но если вы никому не скажете, что были у меня, я вас научу, как сделать.
— Ну, давайте, — сказал Кларенс.
— Вы можете это заверить отпечатком пальцев. А если начнется процесс, — ваш товарищ пришлет еще такой же отпечаток оттуда, где он будет.
— Вот это годится, — сказал Кларенс. — Только как это сделать? Мне никогда не приходилось.
Молодой человек запер дверь на ключ и вернулся к столу.
— Я вас научу. Можете даже прямо здесь сделать, если никому не расскажете. — Ему было, видно, неудобно за свою трусость. Он покраснел. — Я ведь не владелец конторы, а только здесь работаю.
Бенсон подошел к столу, и молодой человек помог ему сделать чернильные отпечатки всех пяти пальцев. Потом он сказал:
— Пожалуй, это самое лучшее. Вы могли бы еще пойти в профсоюз швейников. Они за углом в первом этаже. Но этот профсоюз считается «красным». Если начнется процесс, вам это повредит.
— Я этот профсоюз знаю, — сказал Бенсон. — Там всё руководство выборное. Хорошие ребята.
Кларенс тоже слышал о профсоюзе швейников. Это была независимая организация. Несколько месяцев назад профсоюз выиграл стачку на чулочной фабрике. У него была репутация «красного». Репортер решил, что связываться с его работниками он не станет.
Когда они вышли на улицу, Бенсон сказал:
— Есть всё-таки люди. Сначала он испугался, а потом ему стыдно стало. — Он посмотрел на свои испачканные чернилами руки и невесело усмехнулся. — Я теперь, как преступник.
Они договорились, что завтра грузчик с утра получит зарплату, соберется и уже с вокзала позвонит Кларенсу. Только после этого репортер понесет материал к редактору.
Когда они прощались, Бенсон еще раз спросил:
— А вы в порту никому не говорили того, что я вам рассказал при первой встрече?
— Нет, никому.
— А мое имя никому в порту не называли?
Кларенс вспомнил степенную фигуру Боера, которого