Эдуард Кондратов - Тревожные ночи Самары
Дверь распахнулась. На пороге стояла Нюся. При виде Гаюсова лицо ее вспыхнуло радостью, в которой, впрочем, было что-то от безумия.
— Ты!.. — с горечью и болью выкрикнула она с порога. — Ты! Подлец!
Изумленный, Гаюсов не успел и слова сказать: застыв в своей античной позе, он смотрел, как Нюся вынула из кармана браунинг, как медленно подняла руку с оружием и выстрелила ему в лицо. Но нажала она на спусковой крючок слишком резко, ствол нырнул, и пуля, выпущенная с расстояния пяти шагов, не задела Гаюсова.
Звуки двух выстрелов почти слились: сидевший возле двери белоглазый человек в обмотках не промахнулся. Дернувшись, как от толчка, Нюся выронила блестящий браунинг. Опустилась на колени, прижимая руку к груди, и мягко ткнулась лицом в какой-то мешок.
Гаюсов бросился к двери и щелкнул задвижкой.
— Быстро! — скомандовал он, засовывая в карман бумажки, которые минутой раньше разложил на столе. Он подбежал к окну, выдернул шпингалет из гнезда, толкнул раму. — Уходим через дворы! О следующей встрече известим, как обычно. Быстро! Сейчас здесь начнется.
Первым выскочил на подоконник лысоватый хлыщ. За ним, мешая друг другу, выбрались железнодорожник и мужичонка. Гаюсов носком штиблеты повернул голову Нюси. Лицо ее уже стало изжелта-бледным, из уголка рта и носа стекали темно-красные струйки, впитываясь в мешковину.
— Да-а… — Гаюсов скрипнул зубами, отвернулся и взялся за оконную раму…
В дверь нерешительно толкнулись, послышались взволнованные женские голоса:
— Соломона Давыдовича позвать…
— Ой, осторожно вы…
— А почему я? Сама и сбегай…
— Нет, я, я…
Затем за дверью стало тихо. И только минут через пять забухали шаги. От могучего удара Шабанова дверь чуть не слетела с петель, а задвижка согнулась, будто жестяная. Четверо чекистов — среди них Женя и Белов — вломились в комнатку. Звякнули задетые кем-то склянки, разбилась, упав со столика, желтого стекла бутылка. Запахло не то эфиром, не то еще чем-то аптечным.
— В окно! — крикнул Белов. — Шабанов, Коничев, живо!
Женя, присев на корточки, смотрела на Нюсю. Отогнула веко, попыталась нащупать пульс. Подняла глаза на начальника.
Видно, взгляд Жени сказал ему все.
— Эх, Анна Владимировна!.. — Белов закусил губу, быстро-быстро заморгал. — Как же это я… Ах ты, незадача какая…
— Товарищ Белов, — доложил молоденький сотрудник с порога. — Все задержанные в кабинете.
— А провизор?
— Тут. Аптечные барышни сбегали.
— Ладно, пошли, — хмурясь, сказал Белов.
7
В стеклянных шкафах, уходивших вдоль стен под самый потолок, было столько пробирок, склянок, пузырьков и бутылок с хвостами рецептов, что чекисты старались ходить по провизорскому кабинету бочком, только бы ненароком чего не задеть. Сам хозяин провизорской, курчавый, обильно седеющий брюнет в шлепанцах и жилете — прибежал из дому, в чем был, — сидел на кожаном диване и перепуганно таращился на Белова поверх пенсне. А тот говорил:
— Стало быть, так-таки ничего и не знаете? Хорошо. Были дома? В вашей аптеке собирается контра, человека убивают, а вы, значит, и в ус не дуете? Извините, Соломон Давыдович, не резонно в эдаком положении отпираться и не умно…
Провизор скорбно вздохнул.
— Э-эх, гражданин следователь! Разве я имею чем объяснить? Или я не понимаю, что вы мне все равно не поверите? Разве я мог даже себе представить, что на старости лет попаду в такую историю? Наверное, я сейчас сплю и вижу кошмарный сон. У меня же трое детей, гражданин следователь! Или я похож на заговорщика, или как? Клянусь вам, я честный старый человек. Поверьте мне!
— Ну, хорошо, честный так честный. — Белову до боли зубной неприятна была эта жалобная болтовня. — Как же бандиты оказались у вас?
— Откуда мне знать? Или я свят дух? Всем в аптеке известно, что у меня сегодня домашний день. Откуда я могу видеть, что в аптеке? Абсолютно сумасшедшее дело!
В комнату вошли Женя, Коничев, а с ними еще двое — аптечный продавец в овальных очечках и старик с бородкой клинышком — тот, что листал каталог.
— Иван Степанович, этот вот — продавец розничного отдела, — сказала Женя. — Он их пропускал.
Белов кивнул.
— А этот господинчик, когда стали стрелять, выскочил из аптеки и попытался удрать. Я его и задержала.
— Угу, — мельком посмотрев в их сторону, опять кивнул Белов. — Сядьте на диван, граждане.
Усаживаясь с краешку, старик удрученно вздохнул, вытер лоб платочком. Продавец продолжал стоять. Покусывая нижнюю губу, он смотрел себе под ноги.
— Ладно, продолжим, — обратился к нему Белов. — Может, вы проясните, кто это собирался у вас нынче? Или тоже ничегошеньки не знаете?
Продавец молчал, не поднимая глаз.
— Тоже не знаете, — вздохнул Иван Степанович. — Как хотите. Придется вам про все договаривать в губчека. Узнай-ка, Сурикова, проверку там закончили?
Женя вышла. Белов достал из кармашка гимнастерки фотокарточку Гаюсова и показал провизору.
— А этот субъект вам тоже незнакомый?
Тот пристально вгляделся в фотоснимок, даже губы оттопырил от напряжения. Сокрушенно развел руками:
— Уверяю вас…. Совершенно незнакомый субъект.
Чекист показал карточку продавцу, но тот равнодушно пожал плечами. Ему, похоже, сейчас было все равно.
— Так знаете?
— Нет. Не видел никогда.
— Э-э… Простите, — послышался с дивана робкий голос старичка. — Вы разрешите… Я взглянуть…
Он взял фотоснимок, повернул его к свету, отставив руку и подняв бровь.
— Позвольте, — почти возмущенно забормотал он. — Так это же… — Он повернулся к продавцу. — Ради бога, я прошу меня простить, но полчаса назад он приходил к вам. Да-да, по поводу глицериновой мази… Я очень хорошо помню эти слова.
— Какая еще глицериновая мазь?! — взвизгнул провизор, тряся седыми кудрями. — Что это за такая нелепая глупость — глицериновая мазь?! Какая может быть консультация?!
Он задыхался от негодования, а старичок спокойно продолжал;
— Ваш гражданин продавец сказал, что его ждут — этого человека, который на фотографической карточке изображен. И, насколько я помню, назад он не выходил.
— Врете! — окрысился продавец, срывая с носа очки. — Ничего вы не видели! Стопроцентная клевета! Да-да, не видели вы ничего!
Старичок смешался.
— Н-не знаю… Но я готов поручиться, — осторожно выговорил он слово «поручиться», — что этого молодого человека я хорошо запомнил. Поверьте.
Провизор обернулся к побледневшему продавцу.
— Как вы могли, Александр Петрович, — с отвращением сказал он, и в голосе его послышались слезы. — В нашей аптеке!.. Это же, это же… свинство!
— Куда же он в таком случае делся? — спросил Белов, уже просто так, не надеясь на ответ.
Продавец молчал, нервно покусывая губы.
— Проверка закончена, — сообщила, приоткрыв дверь, Женя. — Там одни старухи. Можно их отпустить?
— Ага, — сказал Белов несколько рассеянно. — А этих — в машину! — он указал на продавца и провизора.
— Боже, боже мой! — воскликнул Соломон Давыдович, хватаясь за виски и горестно раскачиваясь.
— Идите же! — зло прикрикнул на него продавец. — Вам-то что!
Когда чекисты увели арестованных, Иван Степанович подсел на диван к старичку.
— Чего же вы, папаша, убегать надумали? — совсем уж благожелательно сказал Белов. И похлопал его по рукаву.
— Простите… Когда господь хочет человека наказать, он отнимает у него весь его разум. Знаете, когда стреляют, я… не могу. Растерялся, знаете ли… Вот и решил… подальше…
Белов еле заметно улыбнулся; по всему было видно, что чистенький старичок ему чем-то симпатичен. Но тут же посерьезнел глазами и спросил;
— Что еще скажете про этого самого человека, который на фото?
Старичок потер переносицу, подумал. Ответил с запинкой:
— Пожалуй, больше ничего я не могу о нем сказать. Сегодня я впервые увидел его здесь. Так что… Хотя, впрочем…
Он замолчал, поднял на Белова выцветшие, некогда голубые глаза.
— Знаете, товарищ начальник… Когда я читал каталог, к продавцу все время подходили люди. В основном… ну, все такие крепкие мужчины. И все они шли на какую-то консультацию по глицериновой мази. Меня это несколько удивляло. Они не производили впечатления больных. И они совсем не были похожи на специалистов по медикаментам. Знаете, дело это есть очень тонкое — фармацея…
Задумавшись, Белов словно забыл о собеседнике.
— Товарищ командир, — услышал он умоляющий голос старичка. — Вы разрешите мне уходить?
— Да-да, — рассеянно произнес Белов. — Конечно, идите. Только разрешите на ваш документик взглянуть… Запишу на всякий случай. Может, что уточнить придется.
