Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса
«Что за кривлянья», — удивился военрук, а вслух спросил, кто рисовал парусник.
— Гасилов! — коротко выдавил Ковров. Говорить ему было трудно. Однако он не терял надежды на спасительный звонок. В воздухе вдруг потянуло паленой тряпкой.
— Вон оно что! — догадался военрук и неожиданно изменил тон: — Рисуете хорошо, а службу несете плохо, — сказал он дежурному. — Вы что же, не замечаете? В классе пожар! Где огнетушитель?
Глаза у Коврова вылезали из орбит, мускулы лица сокращались беспорядочно и импульсивно. Но все равно он продолжал стоять, вытянув руки по швам.
«Мужественный парень, — подумал Радько и схватил графин с водой. — Однако пора кончать!»
В этот момент брюки у Коврова внезапно побурели и разошлись огненным венцом. Оторопевший дежурный хватил огнетушителем о пол и выстрелил в товарища упругой струей. Ребята брызнули в стороны. Радько отнял у Гасилова огнетушитель, загнал пену в камин и приказал:
— Бегом к дежурному по школе. Быстро врача.
Целую неделю толпа учеников потешалась перед стенгазетой, где очень похоже был изображен Ковров. Именно такой мокрой курицей он предстал перед строем. Карикатура сопровождалась доморощенными стихами комсорга Антона Донченко:
Герой античности, Сцевола,
Что на костре ладонь поджарил,
Врагов заставил трепетать
И тем себя в веках оставил.
Чем хуже наш курец Ковров?
Во всем Сцеволе подражая,
Решил остаться без штанов
Он, попадаться не желая.
Гасилов погасил штаны,
Курец Ковров купался в пене.
Да, виноват Сцевола без вины,
Не то он посоветовал бы Гене!
ГЛАВА 17. АРИЯ СНЕГИРЯ
Скандал надвигался неотвратимо и угрюмо, как грозовые тучи. Он навис над зрительным залом, угадывался в шарканье шагов и перестуке откидываемых стульев, в беготне краснофлотцев, которые тащили длинные скамейки из столовой, раздобывали стулья и табуретки. Старший политрук Петровский чувствовал обстановку всей кожей и злился от сознания унизительной беспомощности.
Мест все равно не хватало. Несколько дополнительных рядов, вплотную подступавших к эстраде, проблему решить не могли. Петровский понял это еще в тот момент, когда по его сигналу раскрылись двери, и толпа родителей повалила в зал. Помещение заполнилось мгновенно, а фойе не опустело. До начала концерта оставалось еще десять минут, а опоздавшие уже подпирали стены по всему периметру зала. Ну кто же мог предполагать, что явятся все? В конце концов, цель этого мероприятия была совсем не развлекательной…
Родительница Мымрина, исполнявшая обязанности старшего билетера, словно подслушала мысли старшего политрука. Лицо у Мымриной пошло багровыми пятнами. Она протолкалась к Петровскому и сказала ласковым голосом, прищурив, однако, маленькие и без того заплывшие глаза:
— Что будем делать, Евгений Николаевич? Стоимость билета пять рублей. И каждый имеет право…
Старшему политруку захотелось послать ее к черту или куда подальше, но он сдержался и только сердито засопел. Петровский понимал, что все произошло из-за его жадности. На последнем заседании совета содействия многие родители выражали сомнение в целесообразности распространения двойного количества билетов. А Петровского больше всего волновала выручка. Он рассчитывал, что придут не все, и принял «волевое решение». Но как же пропустить концерт, в котором согласились участвовать народные артисты Софья Петровна Преображенская и Николай Константинович Черкасов, Юрий Михайлович Юрьев и еще много других, заслуженных и народных. В общем, собралось созвездие талантов, сразу превратившее концерт в значительное событие культурной жизни города.
Мать Антона Донченко, отвечавшая за переговоры с артистами, рассказывала, что, узнав о его цели, все они отказались от гонорара, поставив единственным условием доставку их на концерт автомашиной. По самым скромным подсчетам, требовалось шесть легковых «эмок». Условие показалось Петровскому невыполнимым.
— Таксомоторы сожрут всю выручку, и концерт потеряет смысл, — сказал Петровский. — Другого выхода не вижу.
— Есть выход, — возразила мать Донченко. — Транспорт нам обеспечит начальник военно-морских учебных заведений.
Петровский вскинул на нее глаза и засопел. Обращаться к контр-адмиралу с такой просьбой? Ну уж нет!
— Номер не пройдет, — снисходительно объяснил Донченко старший политрук. — Бесполезное дело.
— У вас, может быть, и не пройдет, — согласилась Александра Тарасовна. — Я беру это на себя.
— Не возражаю, — сказал старший политрук. — Попробуйте…
В день, когда члены совета содействия отправились на прием в Адмиралтейство, Петровский не отходил от телефона. Он был убежден, что сейчас раздастся звонок и его пригласят для объяснений. Именно так все и случилось. В роскошной приемной, которая расположилась в апартаментах бывшего царского морского министра, дожидались очереди на прием многие командиры и в больших чинах, но старшего политрука пригласили в кабинет немедленно. Начальник ВМУЗ'ов стоял в окружении четырех женщин. Женщины говорили все одновременно.
Уже потом старший политрук узнал, что Донченко едва ли не с порога огорошила хозяина кабинета нескромным вопросом:
— Вы завтракаете каждый день?
Контр-адмирал удивился и предложил посетительницам сесть.
— Спасибо, мы только на минутку, — отказались женщины.
Тогда пришлось подняться начальнику ВМУЗ'ов. Воспитанный человек, он просто не мог сидеть в присутствии дам. Это был точный расчет. Собеседников теперь не разделял большой дубовый стол, обтянутый холодновато-официальным зеленым сукном. В такой обстановке оказалось гораздо легче разговаривать на житейские темы. Представительницы совсода одновременно просили, возмущались, умоляли и жаловались. Слишком стремительный натиск мешал адмиралу уловить цель их прихода. Воспользовавшись паузой, он сумел только позвонить адъютанту и передать приказание вызвать политического руководителя спецшколы.
— Нами замечено, — доложил Петровский, — что отдельные ученики не завтракают. Обследование их семей показало, что на завтраки не хватает средств…
Закончить фразу политруку не удалось, ибо вновь затараторили члены совета содействия. Каждая из родительниц спешила подкрасить сухую фразу собственными эмоциями, и разговор снова забуксовал.
— Да подождите вы, — с досадой оборвал их Петровский. — Слова не даете сказать!
Контр-адмирал слегка улыбнулся и приказал:
— Продолжайте!
— Учебная и физическая нагрузка в спецшколе немалая, причем она одинакова для всех, — говорил Петровский. — Мы считаем, что ненормальное питание может сказаться на физическом развитии подростков, а значит, и на качестве пополнения военно-морских училищ.
Старший политрук положил на зеленый стол сводку медицинского обследования личного состава спецшколы. Он все предусмотрел и хорошо подготовился к важному разговору.
— Какие меры были приняты? — строго спросил начальник ВМУЗ'ов. — Куда вы обращались?
Александра Тарасовна обеспокоилась. Беседа начала принимать нежелательный деловой оборот. Она попробовала было вставить слово, но старший политрук энергичным жестом заставил ее замолчать и продолжал докладывать начальству.
Он сообщил, что ни в гороно, ни в Управлении военно-морских учебных заведений не предусмотрено статей расходов на эти цели. Поэтому руководством спецшколы решено организовать шефский платный концерт и все средства обратить на организацию питания и. другой материальной помощи учащимся.
Идею такого концерта подал Радько, и она очень понравилась Евгению Николаевичу. В детских домах, в шахтерском общежитии, в кубрике тихоокеанского эсминца, где проходила его жизнь, — везде было принято все делить поровну, вплоть до посылок из дома. Индивидуализм вызывал у старшего политрука омерзение. Он был несовместим со службой на флоте. Организация бесплатного питания для нуждающихся учеников как бы подтягивала всех к одному уровню.
— Полезная инициатива, — одобрил начальник ВМУЗ'ов и выразил желание приобрести десять билетов.
Вот тогда у Петровского и мелькнула мысль о том, что следует распространить как можно больше билетов. Не будет же адмирал сидеть на всех десяти стульях?
Между тем Александра Тарасовна оценила ситуацию по-своему и решительно вмешалась в разговор мужчин.
— Насчет билетов не беспокойтесь. Мы и сами справимся, — успокоила она адмирала. — Но, пожалуйста, не срывайте нам концерт.
— То есть как? — снова удивился хозяин кабинета.
— Вот Евгений Николаевич, — кивнула родительница на старшего политрука и мстительно улыбнулась, утверждает, что вы ни за что не согласитесь выделить для артистов шесть легковых автомашин. А без них концерт не может состояться.
