Михаил Барышев - Весеннее равноденствие
Разговор с начальником главка? Так Андрей и не ждал иного результата от первого разговора. Балихин тоже человек, и у него есть на плечах собственная и весьма неплохая голова. Если он начнет соглашаться со всеми визитерами, удовлетворять с ходу все просьбы и принимать их предложения, цена его руководству будет ломаный грош. Да и не Балихину окончательно решать вопрос передачи станкозавода в ведение ОКБ. Здесь придется добираться до самого министра, подключать к решению людей и из других уважаемых инстанций. Здесь хлопот будет не на неделю и даже не на месяц, пока удастся пробить вопрос. Все это Андрей Алексеевич представлял отчетливо, и портиться настроению тут было не от чего.
График выдачи чертежей ОКБ выполняется. Опасения, что Веретенников, убоясь хлопот, воспротивится планам обзаведения собственной базой для опытных и экспериментальных работ, тоже оказались напрасными. Мало того, что Павел Станиславович стал верным союзником в таком деле, он еще вдобавок взялся умно перевоспитывать Агапова, используя свою старую дружбу с ним. Разговор с отцом по поводу выступления на торжественном собрании тоже кончился спокойно. Готовцев-старший заявил сыну, что сказал он все честно и теперь в механическом цехе никто не посмеет взять с опытного участка и завалящей гайки.
Даже у сестры настроение поправилось. Мальчик — муж умершей Антипиной, одолев потрясение и горе, пришел к Ольге на работу и попросил у нее прощения за обидные и несправедливые слова. Затем прилетел аж на две недели с Ямала командированный муж, и сестра торжественно известила по телефону, что на очередной воскресный обед они будут в полном составе.
За открытым окном на противоположной стороне тихой в воскресное утро улицы проплыла, как лодка под парусом, светловолосая девушка в расклешенной цветастой юбке, колыхающейся при каждом шаге. В руках ее была хозяйственная сумка, и она помахивала ею в такт упругим, пританцовывающим шагам.
Андрей вдруг ощутил, что ему хочется видеть Тамару. Вспомнилось, как она уехала, не разрешив проводить себя до дому, и он пожалел, что не взял у нее номер домашнего телефона. Звонить по заводскому коммутатору, где этот разговор могут услышать чужие уши, было не очень удобно. Тогда Андрей подосадовал на собственную оплошность, но утешился мыслью, что, может быть, это и к лучшему: и встреча, и непонятная поездка на Каширку были просто минутным наваждением.
Когда девушка с сумкой скрылась за окном, Андреи возвратился к ватману, аккуратно заточил карандаш и примерился рейсшиной к эскизу. Паршивое настроение нужно одолевать работой. Это проверенный рецепт. Работа изгоняет ненужные мысли, помогает сосредоточиться, войти в привычную колею.
Карандаш прочертил на бумаге тонкую, как волос, линию. Не задержался, не споткнулся, не вильнул в сторону.
Сбил, отвлек внимание телефонный звонок. Андрей Алексеевич поднял трубку и услышал голос Нателлы.
— Конечно, угадала… Водохранилище — это прекрасно. Солнце, воздух и вода лучше всякого труда… Спасибо. Хочется поколдовать над эскизом. Закручусь в Заборске, и вылетят из головы гениальные мысли… Да, такой уж характер… Может быть, и изменится, может, скажется влияние окружающей среды… Поезжай с приятельницей. Ты же ценишь женскую эмансипацию. Ладно, подумаю в Заборске над такой сложной проблемой… Вот видишь, ты даже знаешь номер рейса… Нет, провожать не надо… Просто не люблю провожаний… Думаю, что за неделю обернусь… Спасибо. И тебе счастливо оставаться.
Положил трубку и понял вдруг, что нужно сделать, чтобы заполнить внутреннюю пустоту.
Он вышел на кухню, где мать хозяйственно возилась с приготовлением воскресного обеда, очередной раз удивился неутомимости материнских рук и спросил:
— Мама, какой телефон у тети Маши?
— У тети Маши? — недоуменно переспросила мать, отставила в сторону недошинкованный кочан капусты и повернулась к сыну. — Зачем тебе потребовалась тетя Маша?
Догадалась о сути неожиданного вопроса, и в ее глазах возник откровенный испуг.
— Ты что задумал, Андрюша? Это же невероятно… Она моложе тебя на двенадцать лет. Недоучившаяся девчонка, у которой ветер в голове. Ты взрослый человек, у тебя положение, авторитет… А как же Нателла Константиновна? Извини, я спрашиваю, о чем, может быть, не следует спрашивать, но я твоя мать, Андрюша. Мне кажется, твои отношения с Нателлой Константиновной уже наложили на тебя, как на мужчину, определенные обязательства… Наверное, я старомодна в собственных принципах, но человеческая порядочность, сын, никогда не может быть старой модой. Нателла Константиновна только что звонила тебе… Как же так, Андрюша?
— Какой телефон тети Маши?
— Не злись, у тети Маши нет домашнего телефона. К счастью, у нее его нет.
— Тогда ты скажешь Тамаре, что я завтра улетаю… В семнадцать двадцать. Номер рейса ты знаешь.
— Я ничего не буду говорить.
— Прошу тебя, мама. Я тебя редко о чем-нибудь прошу.
В глазах матери, до того отливавших стальным несокрушимым блеском, что-то дрогнуло.
— Но у нас смена кончается в четыре… Боже мой, не хватало еще, чтобы ты задурил голову этой девчонке!
— Мама, почему ты не хочешь подумать, что может случиться и наоборот?
— Потому, что это немыслимо… Или у тебя здесь тоже возникли обязательства?
— Нет. Мне нужно ее увидеть. Просто увидеть, и больше ничего.
— Я тут не буду тебе помощницей, сын, — медленно, отделяя слова друг от друга, ответила мать, придвинула недошинкованный кочан капусты, хотела продолжить работу, но откинула нож и враз, словно обессилев, грузно опустилась на кухонную табуретку.
Мерно гудели вентиляторы, просеивая сквозь невидимые сита воздух, чтобы и малая пылинка не оказалась на участке, где собирали микролампы. Здесь, за прозрачной стеной из оргстекла, были тишина, стерильность, как в родильном отделении, постоянные температура и влажность, тщательно контролируемые приборами.
Бригадир Готовцева подняла голову и посмотрела на электрические часы. Остроконечная стрелка прыгала на циферблате, отсчитывая истекающие минуты. Приближался конец смены.
Екатерина Ивановна всегда любила эти минуты освобождающего оживления. Но сегодня она с нарастающей тревогой ждала этот сигнал. Даже ее умелые и многоопытные руки, способные механически выполнять ювелирную сборочную работу, два раза обрывали серебристую нить. Когда это случилось в третий раз, Екатерина Ивановна отставила в сторону заготовку, встала с рабочего места и, ощущая на себе любопытные женские взгляды, тяжело, будто пудовую, стянула накрахмаленную шапочку и пошла в дальний угол участка, где в синеватом неоновом свете работала новый член бригады Тамара Вяльцева.
Положила ей на плечо руку и, стараясь не встретиться с недоуменными девичьими глазами, тихо сказала:
— Андрей Алексеевич просил… Он сегодня улетает.
— Сегодня?
— Да, рейсом семнадцать двадцать. Из Домодедово… Он просил сказать это.
Потом она стояла у окна и смотрела, как по заводскому двору мчалась длинноногая девушка с распущенными волосами, как пролетела через проходную и бесстрашно кинулась под колеса первой же мчащейся по улице машины.
— Сумасшедшая… Задавят же тебя, дуру.
Тамару не задавили. Пометавшись в потоке машин, она нырнула в серую «Волгу» и скрылась за углом.
— Ну, вот и все, — сказала сама себе бригадир Готовцева и стала медленно снимать рабочий халат.
Истину, что человеческая душа — потемки наверняка первым провозгласил мужчина, осознав на собственном опыте, что в схему его прямолинейной логики не укладываются сложные движения женских душ, что мужской ум не в состоянии проникнуть в таинственные цепи причин и следствий, определяющих поступки лиц противоположного пола. Мужская сила чаще может разрубить таинственный узел женской логики, чем распутать его.
Андрей Алексеевич, ожидающий в аэропорту Тамару, не мог предположить, что такси высадит еще одно, провожающее его в командировку лицо.
Расплатившись с водителем, Нателла Константиновна заторопилась.
— Простите, пожалуйста…
— Извините…
— Будьте добры…
Как игла в умелых руках прошивает стежками складки ткани, Нателла прошила вокзальную толчею и высмотрела Готовцева. Вскинула руку, хотела устремиться к нему, но неожиданно ее остановила поза Андрея. Чуть наклонившись вперед в ожидающем внимании, он стоял у стеклянной двери запасного выхода, внимательно наблюдая подъезжающие автобусы, машины и такси. Нервно оглянувшись на световое табло, информирующее о посадке на очередной рейс, Андрей вытащил сигарету, сломал, прикуривая несколько спичек, сделал пару торопливых затяжек и тут же ткнул сигарету в пепельницу ближайшего столика.
