Аркадий Гайдар - Лесные братья. Ранние приключенческие повести
Работали быстро, сосредоточенно, то и дело оглядываясь по сторонам.
— Эх, мать твою!.. — зло сплевывая, проговорил один и начал обертывать тряпицей порезанный в спешке палец. — Вот и кружись тут, как черт в колесе. Того и гляди, что влипнешь за других! Хорошо им… ушли в лес — ищи, свищи их, как ветра в поле, а тут: придут домой и заберут тебя голыми руками. Тут тебе и тюрьма, тут тебе и каторга, а дома — баба да четверо ребятишек — один одного меньше!
— Мы не поможем, так кто же поможет? — процедил сквозь зубы другой.
— Против помощи никто не говорит. Да все без толку! Я один, может быть, уже десятую бомбу вытачиваю а польза какая? Мало что-то пользы видно, беспокойства хоть отбавляй! Арестовывают людей, выгоняют целыми десятками. Про Ваську слышали?
— Что?
— Письмо прислал. Сказывает, всех ребят, которых отсюда уволили, ни на один завод не принимают. Так и говорят: «Александровцы — бунтовщики, вешать вас, сукиных детей, надо! Нету для вас работы!» Управляющий будто телеграмму дал по всему Уралу, чтобы, значит, гнать александровцев отовсюду в шею!
За дверьми раздался свист. Запыхавшись, вбежал мальчишка — подросток и крикнул:
— Управитель идет… Управитель идет, ребята!
Быстро набросали недоделанные бомбы в ящики с разным железным ломом и застыли на своих местах.
Управляющий вместе с приставом вошли при всеобщем молчании. Негромко разговаривая, они медленно прошли вдоль станков, иногда останавливаясь то около одного, то около другого рабочего.
Их пропускали подчеркнуто вежливо, на вопросы им отвечали коротко и четко.
Остановившись возле крайнего станка, как раз там, где только что точились бомбы, управляющий сделал рабочим знак, чтобы подошли.
Через минуту возле него образовалась большая куча. Управляющий был, по-видимому, настроен хорошо или по крайней мере старался казаться таким.
— Ребята, — начал он, — ну как живете? Не надоела вам вся эта волынка, а ну сознайтесь по правде?
Ребята молчали, как бы не понимали, о чем идет речь.
— Я спрашиваю, неужели вам не надоела эта канитель? — Управляющий развел руками, и голос его сделался соболезнующим и грустным. — Ведь вы подумайте, а позор-то какой! Какой позор!.. Жили честно и мирно, а теперь что — разбойникам помогаете? Вы думаете, я слепой? Разве я ничего не вижу? Ну скажите, пожалуйста, и зачем вы с этими грабителями связались? Ну скажи хоть бы ты?.. Управляющий ткнул пальцем в одного из рабочих:
— А, ты не связывался, и другой не связывался, и третий не связывался, так что же, по-вашему, я с ними связывался или, может быть, он? — Управляющий махнул в сторону сочувственно покачивающего головой пристава. — Вот прошлый раз бомбу кто-то в квартиру бросил? А для чего, спрашивается, бросили? Ну хорошо, бомба только рояль и стены попортила, а если бы она, сохрани боже, меня убила… что тогда было бы?
Управляющий повысил голос:
— Я вас спрашиваю, скоты вы этакие?.. Думаете, прекрасно завод без управляющего остался бы? Да вам бы такого другого прислали, что от него небо в овчинку показалось бы! Виданное ли это дело, чтобы управляющих убивать?.. — Он остановился, покраснев и захлебываясь от негодования. Помолчал и, пересилив себя, начал опять ласково:
— Да и за что меня убивать, посудите сами, ну что я кому-нибудь сделал? Граммофон для вас из своих средств купил, каждый год жена для ваших ребятишек елку устраивает… подарки там, разные орешки, коробочки, пряники… Чего же вам еще надо?
— Чтобы вы все передохли, сволочи! — раздался вдруг резкий голос из толпы.
Тотчас же толпа забурлила, началось движение, послышался общий гул не то одобрения, не то негодования. Кто именно крикнул, определить нельзя было.
— А, вы вот как? Значит, вот что, — пятясь к выходу, злобно взвизгнул управляющий, — ну хорошо, хорошо, мы с вами будем по-другому разговаривать! Мы будем по-другому!..
— И мы тоже! — крикнул кто-то в ответ.
Едва управляющий и пристав скрылись, как недоделанные бомбы были снова извлечены из ящиков, и работа закипела еще более лихорадочным темпом.
Теперь тот самый рабочий, который порезал себе палец и крыл почем попало давыдовцев, ввинчивал крышку, бормотал, стиснув зубы:
— А! Ты так… подарки, коробочки? Чтоб вы подавились своими коробочками! А ты спрашиваешь, зачем помогаем? Не тебе ли, лысому черту, помогать прикажешь? — Он ввинтил крышку, быстро отер со лба капли крупного пота и, передавая бомбу товарищу, сказал резко:
— Моя уже готова!
Засада
— А Штейников-то жив, — сказал однажды Петька Чудинов Алексею.
— Что ты говоришь?
— Ей-богу, жив! Мне сейчас баба одна александровская говорила. Жандармы у нее на постое, так разговаривал!; меж собою, — убежал, говорят, куда-то! Кровь на листьях видели, а догнать не могли! Так-таки спрятался, вероятно куда-нибудь: рану пережидает! Штейников, брат, если вернется, — во как дело пойдет! И сколько раз конец ему приходил? Нет, смотришь, живучий человек, вывернется! Не то что Неволин либо Деменев — тем сразу!.. — Он вздохнул
Получив это сообщение, Алексей был крайне обрадован. Если Штейников жив, значит, вернется, а если вернется — многое еще можно будет сделать.
Как-то однажды Алексей заявил:
— Патронов у нас мало, бомбы доставать все труднее становится! Помните адрес в Чусовой, что дал мне приезжий лбовец? Завтра я сам туда отправлюсь и попробую! Может быть, и достану!
На следующее утро лошадьми он уехал. В Чусовой он быстро нашел нужного ему человека. Человек знал условный пароль лбовцев. Принял он Алексея осторожно в сумерках, запер крепко за ним ворота. И до полуночи проговорили они.
Человек жил замкнуто в небольшом каменном домике. Приехал он сюда приблизительно год тому назад. Чем он занимался, соседи точно не знали. Несколько раз полиция делала у него обыски, но все безрезультатно. Очевидно, был он опытен и хитер. Он пообещал Алексею, свести его завтра вечером к другому человеку, у которого можно будет получить все необходимое.
— Когда? — спросил Алексей.
— Завтра в восемь!
Алексей стал прощаться, но хозяин уговаривал его остаться ночевать. Алексей было согласился, но вспомнил, что у него есть дело к одному из рабочих прокатного цеха, и ушел, несмотря на предупреждение хозяина, пообещав завтра быть ровно к назначенному часу.
Выходя из дома, он то и дело осторожно оборачивался. Один раз, когда ему показалось, что идущий за ним по дороге человек не так пьян, как хочет казаться, — Алексей быстро завернул за угол, пробежал немного, завернул снова и скрылся за разбросанными домиками заводского поселка.
«Неужели выследили и узнали? — подумал он. — Нет, вряд ли! Вероятно, это просто за его домом иногда посматривают! Ну и заинтересовались: кто это такой оттуда вышел? А все — таки надо быть начеку».
На следующий день к вечеру Алексей запоздал немного, и вот почему: пробираясь к каменному домику, он увидел, как в распахнутое окно противоположного дома высунулась, но тотчас же спряталась форменная фуражка жандарма.
«Как он тут живет? — подумал Алексей. — Рискованное соседство! Или это слежка?»
Алексей постоял на углу, потом обошел квартал и с противоположной улицы заглянул через ворота во двор, который, по его мнению, должен был выходить к нужному ему дому. На дворе было пусто. Он осторожно открыл калитку, перелез через забор и очутился возле бани, прилегающей к каменному домику. Затем тихонько, чтобы с улицы не было слышно, отворил дверь в сени, ощупью пробрался к скобке и, дернув ее, быстро вошел в комнату.
Рука его моментально рванулась к маузеру, ибо по меньшей мере восемь жандармов, очевидно, не ожидавших его появления со стороны черного хода, повскакивали из-за стола.
«Засада!» — сообразил Алексей и, не раздумывая, разрядил пол — обоймы в бросившихся к нему жандармов, выскочил в сени. Перемахивая через забор, он почувствовал, что пуля оцарапала ему правое бедро. Почти тотчас же за ним вслед из-за забора выглянула голова одного из преследователей, но моментально спряталась, услышав свист пули, пролетевшей над самым ухом.
«А! — подумал взбешенно Алексей, рыкая в темноту. — Поймать захотели, собаки! И здесь выследили… Ну хорошо!»
Злоба цепко стискивала ему горло: злоба не за полученную рану, а за то, что ему не удалось достать патронов и бомб, за то, что своим появлением он окончательно засыпал и провалил ожидавшего его человека.
Он до того обезумел от бешенства, что, ничего не соображая, пошел на станцию и без всяких предостережений взял билет на первый попавшийся поезд.
Так, почти не помня самого себя, он доехал до станции Пашия. Почувствовал жажду, слез и пошел в буфет. По дороге в коридоре он встретил лениво позевывающего жандарма и опять почувствовал приступ охватывающей ярости. Теряя всякое благоразумие, на глазах у всех он застрелил жандарма. Затем подошел к стойке, налил полный стакан водки, которой он раньше никогда и в рот не брал, залпом выпил. Потом, играя блеском двух маузеров, заставил расступиться оцепеневшую публику и ушел, прихрамывая, в двери, за которыми метался, как неприкаянная душа, черный горячий ветер.