Анна Кальма - Сироты квартала Бельвилль
Перед ним бойкой трусцой бежали несколько всклокоченных овец.
— Казак, назад! — крикнула девочка. — Ко мне!
— Ко мне! — повторила тоненьким голоском Шанталь.
Казак послушно повернул. Когда крестьянин поравнялся с девочками, Клоди увидела обветренное, жесткое лицо, блестящие маленькие глазки, которые беззастенчиво ее рассматривали.
— А, новенькая? — сказал крестьянин скрипучим голосом. — Чья? Откуда? И собаку я не видел.
— Вы правы, мсье, мы с Казаком — новенькие, — сказала, кивая, Клоди. — Мсье и мадам Жюльен привезли нас только что из Парижа.
— А-а, парижанка! Стало быть, столичная штучка, — сказал крестьянин, спуская на землю свою ношу.
Он вытащил из кармана черную старую трубку, раскурил ее. Видно было, что он решил остановиться основательно и надолго. Трубочка его сипела, покуда он ее раскуривал, и Казак осторожно принюхивался: что за человек?
— Тебе повезло, парижанка, — сказал крестьянин, наконец-то раскурив трубку и пуская дым в сумрачное небо. — Попала к настоящим людям. Жюльены думают прежде всего о простом народе. О том, чтоб народу жилось получше. Трудно, трудно живет у нас простой народ. Я, понимаешь, тоже коммунист, старый товарищ Жюльенов. Молоко теперь стало нипочем, на нем и су не заработаешь. Молочник платит, сколько ему заблагорассудится. А мы — терпи… Хотел бы я поболтать об этом обо всем с самим Анри Жюльеном. Он мужик правильный. Финэ его уважает. Это я — Финэ, — ткнул он себя в грудь.
— Так в чем дело? Приходите к нам сегодня. У нас, в республике, вечером соберутся все ребята, будут петь, танцевать. Будут и мадам Анриетт с Патошем. Вот и вы приходите тоже, — радушно сказала Клоди.
— Прийти к вам в республику? — повторил крестьянин. Он как будто не ожидал приглашения и видимо обрадовался. — Это здорово! Конечно, я приду, если ты меня приглашаешь. — И он снова пустился в путь, помахав на прощание рукой девочкам и крича: — Финэ непременно придет! Финэ очень, очень уважает Жюльенов.
Когда разрумяненные зимним воздухом девочки вернулись домой и Клоди в дортуаре раскутывала и причесывала свою растрепавшуюся дочку, вокруг стали собираться ребята. Иные смотрели с иронической улыбкой на заботы Клоди, другие откровенно хотели позабавиться.
— А мы думали, что ты исчезла вместе с Шанталь, — бросила высокая с падающей на глаза челкой блондинка. — Решили, что работаешь по специальности…
— По какой специальности? — спросила Клоди, не подозревая подвоха.
— Как же, по твоей основной специальности — похитительницы детей, — невинно подхватила девчушка лет одиннадцати, добрая и мирная с виду. — Мы боялись, что ты уже увела Шанталь.
Раздался смех. Кругом Клоди видела насмешливые лица. Она сдержала раздражение. Сказала так, словно ничего не слышала:
— А мы с Шанталь пригласили к нам на вечер гостя. Повстречался нам один здешний, симпатичный такой, мсье Финэ. Сказал, что непременно придет.
Кто-то ахнул:
— Финэ! Она пригласила Финэ!
Ребята загудели. Кто-то звал уже Боболь — решительную крепышку воспитательницу.
— Боболь, Боболь, иди сюда! Парижанка пригласила к нам самого Финэ!
Боболь протиснулась сквозь кружок ребят:
— Это правда? Ты позвала к нам Финэ?
— А что тут такого? — Клоди была искренне удивлена. — Из-за чего такой шум? Очень симпатичный дядя, сказал, что он очень уважает мсье и мадам Жюльен, что он тоже коммунист и всегда стоит за народ.
Боболь махнула рукой, засмеялась.
— Он тебе наскажет! Это первый вор на деревне. Он постоянно крадет у нас строительные материалы, инструменты — словом, все, что плохо лежит. Я сейчас же пойду к Анриетт, расскажу про твое приглашение. Наверное, тебе придется пойти в деревню к мадам Финэ извиниться и отменить приглашение. Она поймет, она знает, что Жюльены не желают принимать ее муженька.
Клоди вспыхнула:
— Ни за что! Ни за что не пойду позориться и обижать людей!
Но Боболь была непреклонна:
— Тебе придется пойти. Мать терпеть не может Финэ.
31. «Капитану наплевать»
И все-таки Финэ оказался гостем на ребячьей вечеринке и сидел в зале рядом с Анриетт и Патошем и оживленно говорил о чем-то, то и дело хватаясь за свою трубочку и тут же спохватываясь, что курить здесь строго-настрого запрещено.
И уже все, и взрослые и дети, в республике знали, что Жюльены ответили Боболь, когда она сказала им о приглашении Клоди:
— Что же, девочка такой же полноправный член нашей республики, как все мы. Она приглашала гостя от имени республики, и никто не имеет права отменить это приглашение, хотя бы гостем был самый отпетый человек.
— Но она может пойти к Финэ и извиниться, что не знала о наших правилах или что-то напутала, — попробовала возразить Боболь.
Но Мать вспыхнула почти так же, как Клоди:
— Ни в коем случае! Мы не станем так обижать ни ее, ни семью Финэ.
И теперь в зале она сидела рядом с гостем и звала его «соседушкой».
Среди ребят уже полз шепоток, что «похитительница детей» добивается своего даже у Жюльенов и вообще особа очень принципиальная. А блондинка с челкой, которую звали Брижит и которую уважали все ребята, сказала задумчиво:
— Мне кажется, я могла бы с ней подружиться. Она начинает мне нравиться.
Анриетт захлопала в ладоши:
— Сейчас мы покажем нашему гостю и новенькой, как мы умеем петь.
И ребята, сидящие на полу у стен светлого уютного зала с навощенным полом и картинами, рисованными самими воспитанниками республики, встали, и свежие, как лесные колокольчики, ребячьи голоса запели главную песню — гимн республики, песню Дружбы.
Клоди слушала песню, а сама смотрела в незанавешенное окно: там, обрамленная острыми зубцами гор, лежала укутанная снегами долина и в черноте неба блестели и перемигивались крупные, как цветы, звезды, и где-то поблизости отзванивал часы церковный колокол.
Девочка вдруг почувствовала, как далека эта долина от остального мира, как далеко ушла вся прошлая ее жизнь, и ей внезапно показались особенно уютными и этот тепло освещенный зал, и уже хорошо знакомые лица ребят, а главное — главное, лицо Анриетт, такое внимательное и мягкое… «Надо будет написать Рири, что мне здесь хорошо», — подумала она.
Песня кончилась. Клоди и Финэ громко зааплодировали.
— Вам понравилось? — спросила Анриетт, а Патош сказал:
— Поиграем с новенькой в какую-нибудь игру. Согласны?
— Давайте в «Капитану наплевать»! — выкрикнула Брижит и подмигнула соседям. — Пусть водит новенькая!
— Да, да, сыграем в «Капитану наплевать»! — подхватили ребята, лукаво поглядывая на Клоди. — Чур, водит парижанка!
— Гм… Будь по-вашему, — согласился Патош. — Расскажите же ей правила игры.
— Садись посередке. — Один из старших мальчиков, вихрастый и улыбчивый Дидье, выдвинул стул на середину зала и указал на него Клоди. — Ребята, у кого есть куртка поплотнее?
Тотчас же появилась чья-то стеганая спортивная куртка, которой накрыли Клоди с головой. Теперь она сидела в полной темноте, ей было и душно и любопытно, что будет дальше.
— На все, что тебе будут говорить, ты должна отвечать: «А капитану наплевать», — продолжал Дидье, еще плотнее укрывая девочку. — Идет?
— Идет, — таким глухим голосом, что всем стало смешно, отвечала из-под куртки Клоди.
— Итак, начинаем, — объявил Дидье. Он взял в руки один из рукавов куртки и, пользуясь им как рупором, заговорил: — Капитан, на море — волнение. На горизонте собрались темные тучи.
— А капитану наплевать, — загробным голосом объявила Клоди.
Послышался смех.
— Капитан, волнение все сильнее, тучи обложили все небо, — продолжал Дидье.
— А капитану наплевать, — отвечал все тот же загробный голос из-под куртки.
— Капитан, сверкают молнии, приближается гроза, волны уже перекатываются через палубу.
— А капитану наплевать, — отозвалась куртка. Очевидно, Клоди было очень жарко: куртка ходила ходуном.
Все же девочка заподозрила что-то неладное. Ей начало казаться, что в словах Дидье упоминается слишком много воды. На всякий случай она крепко зажала изнутри рукав-рупор.
— Капитан, разразилась страшная гроза! Огромные валы вот-вот потопят корабль. Ливень обрушился на палубу, — донеслось до нее.
— А капитану нап… — только успела произнести Клоди, как вдруг струя холодной воды из второго рукава полилась ей за ворот, и она, отряхиваясь, как мокрый пес, выскочила из-под куртки.
Кругом все хохотали, от смеха ребята падали друг на Друга, хлопали друг друга по плечам, вопили. Хохотали и Патош с Анриетт, а особенно неистовствовал и даже повизгивал от смеха Финэ.
Клоди секунду ошеломленно смотрела на это веселье, машинально отирая мокрое лицо. Вдруг улыбка раздвинула ее губы, все шире, шире, и девочка, не выдержав, сама покатилась со смеху.
