Евгений Емельянов - Хорошие люди
— Пошел бы перекурил, — сказал Вахтомин одному из молодых ребят.
— Некогда, — последовал ответ.
«Сволочь», — стиснул зубы Клавдий Сергеевич.
Хорошо же, он им покажет. Он им покажет, где раки зимуют. Он…
Что он? Что?
Он никому и ничего не сможет уже доказать. Завтра его уволят — и дело с концом. Начальство не посчитается с его заслугами, если действительно встанет такой вопрос. Против целого коллектива не попрешь. Не поможет даже членство в месткоме профсоюза — вышвырнут, и поминай, как звали.
И снова, еще ощутимее, чем прежде, навалилась на Вахтомина многопудовая тяжесть пустоты. От нее не было спасения. Теперь Станислав потерян окончательно — это Вахтомин знал наверняка. Марина Фабрициева если и может стать опорой, то ненадолго. От матушки проку мало. Юрка — пацан неразумный, на него не облокотишься…
Пустота вокруг Вахтомина становилась все более гулкой и пугающей. Вахтомин думал о возможных спасителях, но не думал о том, что спасти себя может только он один. Он один! И для этого он должен был поломать свой характер — раз и навсегда. Для этого ему нужно полюбить людей, что не требует больших жертв. Ему нужно научиться слушать других. Вахтомину надо научиться любить родных детей и мать. Ему еще не поздно полюбить, кроме своей новой жены, память об Александре. Впрочем, новую жену он тоже не любил. Она понадобилась ему только для того, чтобы возвысить себя в собственных глазах: посмотрите, люди, как заботится Клавдий Сергеевич Вахтомин о родных детях — он нашел им мать! Пока была жива Александра Сергеевна, он третировал ее: и когда пил, и когда бросил пить, чтобы начать вести новый образ жизни. Он третировал Александру даже тогда, когда думал, что делает доброе дело. Вахтомин никого не любил — и многие не любили его. Иногда люди рождаются с физическими недостатками. Вахтомин родился с холодным и черствым сердцем. И мог ли он поломать себя и научиться любить, если до сих пор сердце оставалось закрытым для высоких чувств? Когда нет любви, появляется пустота. От нее ничто не спасает. Ничто и никогда. Вахтомин не мог переделать Вахтомина, потому что даже если бы он понял, что сам виноват во всех бедах, у него не было бы шансов на спасение.
Пятидесятилетнее сердце не зажечь. Оно подымит и погибнет, не согрев собственного хозяина.
С вечера валил снег — чистый, крупный, пушистый. Почти половину смены Клавдий Сергеевич просидел в комнате мастеров и безучастно смотрел в окно. Он смотрел в окно и тогда, когда стемнело. В свете прожектора, установленного неподалеку от заготовительного цеха, летали вверх и вниз снежинки, суетились, крутили замысловатые хороводы и ложились на землю, на деревья, на крыши. И вдруг — увидел Вахтомин — небольшой порыв ветра встревожил снежный хоровод. Началась настоящая метель, и уже непонятно было, падает снег с неба или ветер поднял снежинки с земли, разметав сугробы.
В полночь, когда Клавдий Сергеевич закончил смену и вышел из ворот комбината, в лицо ударила пурга. Вахтомин шел навстречу ветру, кланяясь вперед и поминутно проваливаясь в сугробы. Все в селе спали, на улицах не было ни души, даже собаки не лаяли. Вахтомина обогнали рабочие смены, весело переговариваясь о чем-то; скоро вдалеке затихли их шаги, остался лишь тоскливый свист ветра.
Вахтомин машинально шел и шел вперед, пока село не осталось позади. Наступил момент, когда все вокруг потонуло в шелестящем мраке. Обычно Вахтомин всегда шел на огонек в деревне (это светилось окно в его доме, он просил оставлять в комнате свет, если погода портилась). Но сейчас огонька не было. Остановившись и оглянувшись назад, Вахтомин не увидел и села. Снег уже не летел во все стороны, а падал наискосок и густо. В двух шагах, если не меньше, Клавдий Сергеевич не видел ничего. Он не был уверен в том, правильно ли держит путь.
Понадеявшись на авось, Вахтомин снова пошел вперед. Он не знал, что лежит у него под ногами — дорога или колхозное поле — сугробы снега везде были одинаковы. Иногда Вахтомину казалось, что под ногами у него твердь дороги, но кто мог поручаться за это? В какой-то момент Клавдию Сергеевичу почудилось даже, что далеко впереди мигнул слабый огонек. Мигнул и пропал, проглоченный пуржистой теменью. «Деревня!» — решил Вахтомин, прибавляя шаг. И почувствовал, что спускается вниз к реке. «Все же у нас нельзя заблудиться, — сказал он себе. — Пять километров — чепуха». Он снова вспомнил все, что сегодня случилось, и обида обожгла сердце. Он увидел мысленно лицо Станислава, увидел лица Вадима Кирьяновича, директора Владимира Петровича Орлова, лица рабочих, со многими из которых Вахтомин работал бок-о-бок много лет. Конечно, Станислав вправе обижаться на него, но — дело семейное! — Вахтомин рано или поздно сумеет найти с ним общий язык. Вот как быть с остальными? Вахтомина оскорбили, оклеветали, подорвали его авторитет, который он завоевал себе многолетним и добросовестным трудом. Кто ответит за это? Конечно, он тоже не без греха, но неужели надо сразу же рубить под корень?
«Может, ничего еще и не произойдет? — продолжал рассуждать Вахтомин, кланяясь ветру. — Может быть, поговорят-поговорят, да и забудут? Где они возьмут еще такого опытного мастера? Примут какого-нибудь инженеришку-мальчишку, вроде Рожкова, который понимает в деревообделке столько же, сколько свинья в апе…»
ХЛОП! ХЛОП!
Клавдий Сергеевич почувствовал, что ноги у него стали куда-то проваливаться, и только потом услышал звук лопающегося льда. Вахтомин взмахнул руками и начал опрокидываться на спину. Он упал затылком в снег, когда ноги скользнули в воду. Вахтомин успел раскинуть руки, хотел зацепиться за края проруби, но пальцы скользнули по снегу, а снег скользнул по пальцам. И вдруг все тело очутилось в воде! Вахтомин не почувствовал холода — животный страх был сильнее любого другого чувства. Он сделал последнюю попытку удержаться, рванул тело вверх; но немыслимая сила тянула его вниз, в ужас, в пустоту…
Книга вторая
Сын
Глава первая
Станислав Вахтомин
Наверное, Станислав Вахтомин никогда, до конца своих дней не избавится от ощущения вины перед отцом, Клавдием Сергеевичем Вахтоминым, который, выйдя пуржистой ночью из ворот деревообделочного комбината, нигде больше не появился — ни дома, ни у знакомых, ни в цехе, где работал. Отец пропал без вести. Бабушка Варвара высказала как-то предположение, что ее сын мог заблудиться в такую непогоду и темень, сбиться с дороги, выйти на реку и провалиться в прорубь. И если в первые дни и недели мало кто соглашался с бабушкой Варварой, то впоследствии почти все — и Тамара Акимовна — женщина, на которой отец чуть было не женился и которую Станислав и Юрка — его младший брат — успели полюбить, и буфетчица Марина Семеновна Фабрициева, ставшая в конце концов женой отца, и Вадим Кирьянович Рожков, мастер заготовительного цеха, коллега отца, наставник и непосредственный начальник Станислава, и друг Станислава Вениамин Барабанов, и сестра Вени — Оля, — впоследствии все близкие и знакомые поверили в смерть отца.
Станислав же винил себя — и с каждым днем все больше — что так и не сумел найти с отцом общего языка и пути для примирения. С тех самых пор, как Станислав все чаще и чаще на собственной шкуре начал познавать тяжелый и вздорный отцовский характер, когда он качал все чаще и чаще видеть слезы на глазах у матери, с которой отец никогда и ни в чем не считался, — с тех пор для Станислава наступили трудные дни. Конфликты в семье стали еще более частыми, когда отец бросил пить; он еще сильнее начал терроризировать своих близких. Все ему не нравилось, все его раздражало: и плохая погода, и хорошая, и веселые лица домашних, и лица скучные, и скрипящие половицы, и горячий борщ, и… Мать слегла и больше уже не встала. Клавдий Сергеевич познакомился вскоре с продавщицей книжного магазина Тамарой Акимовной — умной и обаятельной женщиной, готовился к свадьбе; однако Тамара Акимовна не долго заблуждалась в отношении своего жениха, и последний случай, когда Клавдий Сергеевич ударил Станислава по лицу, отрезвил женщину окончательно.
И тогда Клавдий Сергеевич женился на Марине Семеновне. Фабрициевой — на женщине, с которой он был связан когда-то, когда пил… И Станислав, и Юрка, и бабушка холодно приняли ее в своем доме, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не внезапное исчезновение отца.
Когда Станислав Вахтомин учился в пятом или шестом классе — сейчас он не мог вспомнить, в каком именно, — он пришел к мысли о том, что в жизни не так уж много проблем, которые нельзя было бы решить. Станислав поделился своими соображениями с любимой учительницей Елизаветой Ивановной, и она вздохнула: «Ты всегда задаешь очень трудные вопросы, Вахтомин. Я не уверена, что ты прав. Как раз очень трудных проблем немало…» — «Их немало, но их можно все решить, если захотеть..» — «Все — невозможно» — «Какие невозможно, Елизавета Ивановна?» — «Какие? Ну, например…» — Учительница задумалась, долго морщила лоб. Потом улыбнулась и сказала: «А ведь ты прав! Не могу найти проблему, которую нельзя было бы решить вообще…»
