Борис Полевой - Современники
Вдали брезжили огни, пробивая прильнувший к земле и совсем уже поредевший туман, когда товарищ мой догадался поинтересоваться, зачем эти женщины в распутицу, в ночную пору спешат на стройку. И тут опять в их речи зазвучала прежняя простота:
— А паводок-то! Наши теперь и живут там, вроде бы на казарменном положении. Восьмой день дома не появляются, — отозвалась Женя. — Работа срочная!
— Да и есть им время! Три часа по грязи туда да три обратно. Машины-то через эту хлябь не проходят, — добавила Ольга Петровна. — Вот несем им поесть. Мы с мужем из-под Полтавы, — борщечку ему украинского сварила; мой любит борщ — страсть! А она вот пельмешек нашлепала для своего сибиряка… Ну и еще кое-чего по малости.
— А что же, у них столовки нет, что ли?
Женщины переглянулись и посмотрели на нас: одна — с недоумением, другая — со снисходительной улыбкой.
— У них там не только что столовка — ресторан! Шеф у них хвастает, будто в войну маршала питал. Меню висит — без словаря не поймешь, что в нем и есть, — пояснила Женя с некоторой даже обидой, усмотрев, повидимому, в самом вопросе непростительную неосведомленность.
— Есть, все у них есть там, граждане, да только разве этот их разлюли-повар со своими фрикадельками да соусом «тру-ля-ля» сготовит так, как хорошая жена? Он, может, и не врет, что маршала довольствовал, а только маршал, наверно, ел да по щам маршальши скучал… Разве ресторанное-то с домашним сравнишь?
…Похрустывала, расползалась под ногами жидкая грязь. Болела, как бы даже поскрипывала поясница, дрожали в коленях тяжело натруженные ноги. Каждый шаг стоил усилия. Но впереди, в очищенном морозном прозрачном воздухе бесконечной россыпью огней, в дрожащем электрическом зареве, все ближе, все ярче вырисовывалась стройка.
КОМАНДИР ЗЕМЛЕРОЙНЫХ ГИГАНТОВ
Едешь бывало на трассе строившегося Волго-Дона, видишь, как тут и там, группами, целыми комплексами, машины копают землю, перебрасывают ее в отвалы, грузят в кузова автомобилей, сами перетаскивают груз, могучими ножами ровняют грунт, причесывают ковшами откосы, — смотришь на все это и испытываешь какое-то особое уважение к техническому гению советского человека и к тем, кто, сидя в кабинах, диктует стальным богатырям свою разумную созидательную волю.
Но с особым уважением думалось всегда об инженерах, которые руководили всей этой мирной механизированной армией разнообразных стальных машин, организовывали ее наступление. Машины были все новые. Некоторые из них в заводских документах значились под номером «1». Многие впервые появились на канале и не имели в технике ни равных, ни подобных. И мне всегда хотелось увидеть одного из командиров этой армии стальных великанов, того, кто направлял их, кто тут же, на ходу, разрабатывал методы их использования. Такой человек всегда рисовался мне почему-то в виде убеленного сединой ученого-полководца.
И вот уже под конец строительства, когда земляные работы были окончены и лишь бульдозеры, упрямо тарахтя моторами, ровняли, как бы полируя, территорию вдоль новой, уже начинающей жить трассы, мне довелось познакомиться с одним из тех, кто в дни строительства командовал здесь техникой, — с Львом Павловичем Ермолиным, заместителем главного инженера Волгодонстроя по механизации.
Признаюсь, когда я впервые увидел его в маленьком кабинете, окна которого выходили на новую, просторную площадь города Калача, мне захотелось выйти в коридор, перечитать на двери табличку: не ошибся ли я, туда ли попал? Ничего полководческого во внешности инженера Ермолина не было. Это был плотный и с виду совсем еще молодой человек с подвижным, выразительным лицом, с серыми глазами, в уголках которых, как казалось, никогда не потухают бойкие мальчишеские лукавинки. Человек он оказался открытый, жизнерадостный, отличный собеседник.
Разговор наш то и дело прерывался телефонными звонками, приходом посетителей. Лев Павлович подолгу беседовал с ними по неотложным делам, но это не мешало, а как-то даже помогало проникнуть во внутренний мир инженера, понять способ его работы и общения с людьми…
— Для всех нас стройка — университет самых передовых методов организации работ. А вы, как видно, так на первом курсе и застряли! — с досадой сказал он инженеру, доложившему, что он запаздывает с ремонтом экскаваторов, отправляемых на Сталинградгидрострой…
— Спасибо за науку! Очень ты нам помог выжать все из малых шагающих, очень! Я твои приемы в научный отчет включаю. Ну, будь жив! Рад встретиться на новой стройке! — напутствовал он экскаваторщика, зашедшего попрощаться, и так крепко тряхнул тому руку, что у большого, коренастого парня аж губы дрогнули на загорелом лице. — Что нового придумаешь — пиши. Применим в самых широких масштабах…
— А я говорю: и так сумеете, раз надо, — твердо заявил он в телефонную трубку прорабу, жаловавшемуся на то, что ему не хватает техники, и просившему «подкинуть скреперов». — Это легко подкинуть, а вы думайте, как наличные лучше использовать. Да-да, посоветуйтесь с инженерами, со скреперистами. У вас чудесный народ — они подскажут. Работу восьмеркой не применяли? Ну вот, обязательно примените! С наличными машинами и досрочно всё сделаете. У вас всё? Действуйте, желаю успеха…
— Вам некогда обобщать опыт? — ледяным тоном спросил он своего сотрудника, забежавшего предупредить, что из-за перегруженности текущими делами он вряд ли успеет к сроку представить свои предложения в общий научный отчет об использовании машин и механизмов. — Скажите, пожалуйста, это только у одного у вас пусковой период? А по-моему, у всех, и все заняты по зарез, и всем спать некогда. Но ведь только вы забыли о нашем долге перед наукой. Вы один…
Инженер Ермолин вышел из-за стола, остановился перед собеседником, поправил ему галстук:
— Помните сказку? Человек вдруг получил способность источать золото. Скажет слово — и золотой; еще скажет — еще золотой. Мне это вот почему на ум пришло. Мы сейчас тоже такие: столько опыта в себя впитали, и такого опыта, что иное слово не золотой — кучу золота сохранит! — Инженер говорил теперь каким-то другим — мечтательным, я бы сказал, лирическим тоном. — Наш канал не только новый судоходный путь, возрождение мертвых земель и увеличение энергетического баланса страны. Мне кажется, он решил и четвертую, не менее важную задачу. Он был полигоном, на котором мы испытывали массированное наступление огромной строительной техники. Да-да-да, и все стройки сейчас ждут не только наших машин и наших людей. Опыт, опыт наш там нужен!.. А вам наукой заниматься некогда, обобщать драгоценный опыт…
Улыбка погасла на широком лице инженера, оно вдруг стало сухим, жестким.
— Завтра в десять тридцать жду вашу докладную. Перепечатанную и вычитанную. Договорились? Ну вот и хорошо! Всего…
Пережидая в углу на диване все эти деловые разговоры, поминутно вторгавшиеся в нашу беседу, я исподволь наблюдал за инженером Ермолиным. Странно, я никак не мог отделаться от ощущения, что когда-то, может быть давно, но я уже слышал его имя и фамилию и даже, как начинало казаться, был с ним знаком.
После того как очередной посетитель покинул кабинет и мы остались одни, я прямо спросил, не встречались ли мы когда-нибудь раньше.
— Не помню, вряд ли, — ответил инженер, вынимая коробку папирос.
Он достал спички, начал закуривать, и при этом сразу бросилось в глаза, что указательный палец у него наполовину отсутствует. Впрочем, после войны мало ли встречаешь людей с такими недостатками! Но фамилия инженера была Ермолин, и искалеченный палец в сопоставлении с этой фамилией помог раскрыть все.
Да, мы действительно не встречались. Но я и многие советские люди, никогда не видевшие его в лицо, знают об этом человеке.
— В годы войны вы партизанили на Украине?
— Точно.
— В отряде Героя Советского Союза Медведева?
— Точно.
— И это было под Ровно?
— Ну конечно, — улыбнулся инженер. — А вы как догадались? По книге Медведева, да?..
Сидя в маленьком его кабинетике, где «график использования механизмов» висел на стене, как боевая штабная карта, я припомнил книжку «Это было под Ровно», где один из мастеров лесной войны с подкупающей искренностью рассказывал о подвигах своих боевых товарищей, сражавшихся с фашистами далеко за линией фронта.
Лев Павлович Ермолин был сначала рядовым, потом командиром взвода, роты и, наконец, батальона в отрядах, сражавшихся в ровенских лесах. Он хорошо помнит инженера Кузнецова, который стал на войне легендарным разведчиком, да и сам он, пользуясь знанием языка, порой действовал против фашистов, переодевшись во вражескую форму.
В книге Медведева не раз упоминается о Ермолине. Потом я нашел в ней место, которое помогло мне догадаться о партизанском прошлом инженера, о чем тот из скромности умалчивал.
