Агния Кузнецова - Жизнь зовет. Честное комсомольское
Отец сидел за столом, заваленным грязной посудой, обрезая нитки у обносившихся брюк. Людмила Николаевна, с распущенной косой, снимала с постели одеяло. Она подозрительно покосилась на Стешу, вспомнила предсказания Александра Александровича, вздохнула, но ничего не сказала.
— Наконец-то, доченька! — обрадовался Федор Тимофеевич. — Где так долго? — Он повесил брюки на спинку стула и, подняв на лоб очки, любовно поглядел на дочь.
— Я поглажу тебе их, папа, сквозь мокрую тряпку, — не отвечая на вопрос, сказала Стеша и неожиданно для себя вместо стыда за свою ложь почувствовала неприязнь к мачехе, которая не ухаживает за отцом и выдумывает какие-то свои, никому не нужные нормы поведения в семейной жизни.
Стеша наскоро, без желания, выпила остывший чай, вымыла посуду, включила электрический утюг Быстро двигаясь по комнате, она рассказала отцу о том, что завуч намекает Александру Александровичу на уход из школы, но ученики не допустят этого, и родители, наверное, тоже будут протестовать.
— Не думаю, чтобы до этого дошло, — задумчиво сказал Федор Тимофеевич. — В школе такой справедливый парторг — Алексей Петрович. Ксения Петровна тоже всегда смело защищает правду, да еще сколько найдется людей, которые в обиду Александра Александровича не дадут! Ну, а на всякий случай ты, Людмила, обойди наших близких знакомых, поговори насчет Александра Александровича. Или нет, есть же родительский комитет! Кто председатель-то?
— Коновалова! — зевая, ответила Людмила Николаевна.
— Мать Сашка?
Яркая краска залила щеки и шею Стеши.
— Она самая, — сказала Людмила Николаевна. — Только я довольна буду, если Бахметьева все-таки уволят из школы. Взгляды у него слишком смелые, с такими взглядами только молодежь портить.
Стеша почти уронила утюг на подставку и с изумлением посмотрела на мачеху.
— Что вы, Людмила Николаевна! — возмущенно сказала она. — Зачем вы говорите такое?
— Правда, Люся, учитель что надо и человек правильный. Только… — Федор Тимофеевич замолчал на мгновение, стаскивая сапог, — глухой. Вот беда.
— Значит, не пойдете к родителям? — спросила Стеша мачеху.
— А ты ложись-ка спать, — миролюбиво ответила Людмила Николаевна. — Утро вечера мудренее. Завтра и поговорим.
Стеша аккуратно повесила брюки на спинку стула, отнесла в кухню утюг, убрала со стола зеленое с белыми голосками одеяло, на котором гладила, и ушла в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Закрывала глаза, и сейчас же ей представлялись розовые стволы сосен, лицо Саши с его обычной застенчивой улыбкой, а порой с затаенной усмешкой и осторожный, первый в жизни поцелуй.
17
Объяснение
Утром, как только Александр Александрович вошел в учительскую, девушка-секретарь сказала, что Алевтина Илларионовна ждет его в кабинете директора.
Александр Александрович знал, что не сегодня-завтра последует продолжение разговора на педагогическом совете, которого он толком не слышал и в подробностях узнал со слов своих приятелей-учителей, предполагая, что в их передаче все неприятное было смягчено.
Он вошел в маленький, неуютный кабинет директора и сел на скамейку у стены, ожидая, когда Алевтина Илларионовна закончит разговор с колхозным бригадиром Дарьей Терентьевной.
Вскоре та ушла, и Александр Александрович пересел на стул, рядом со столом завуча. Алевтина Илларионовна встала, подошла к двери и прикрыла ее покрепче.
— Слушаю вас, Алевтина Илларионовна.
— Я еще раз хочу напомнить вам о вашем безответственном поступке на поле. Непонятно, как мог учитель не заметить, что с поля ушли все мальчики! Непонятно, как можно было потом не принять никаких мер, чтобы наказать учеников!
— Мы же достаточно говорили об этом на педсовете. Больше мне сказать нечего, — устало ответил Александр Александрович.
Алевтина Илларионовна пожала плечами и продолжала с возмущением в голосе:
— А ваш ученик Ласкин в школу, видимо, не вернется. Он связался с подозрительными людьми, пьет, играет в карты, сквернословит…
— Наш ученик. Я ослышался? Мне показалось, вы сказали «ваш»?
— Да, я сказала «ваш»! Вы его классный руководитель. Как случилось, что вы не обратили внимания на этого ученика? — придирчиво спрашивала Алевтина Илларионовна.
Она сидела перед Александром Александровичем красная от негодования и смотрела на него светлыми злыми глазами. Когда она сердилась, у нее краснели веки и светлые ресницы казались совсем белыми. В душе Алевтина Илларионовна искренно считала, что глухой человек не может быть учителем, и была убеждена, что Инна Александровна поддерживает Бахметьева только из жалости, а сама с радостью избавилась бы от него.
— Все это объяснимо, Алевтина Илларионовна, — медленно заговорил Александр Александрович. — Вы же знаете, что представляет собой Коля Ласкин. Это человек от природы не умный, не способный, а родители своим нелепым воспитанием сделали его мрачным и озлобленным. Обстоятельства столкнули его с нехорошими людьми. Почва была готова. Вот так это и случилось, Алевтина Илларионовна. А я подобрать ключ к сердцу Ласкина, каюсь, не сумел, хотя и пытался.
Александр Александрович безнадежно развел руками.
— Еще одно, — сказала Алевтина Илларионовна таким тоном, будто отсчитывала провинности учителя, — у меня была мать Стефании Листковой…
— Мачеха, — поправил Александр Александрович.
Алевтина Илларионовна вскинула плечи; это означало: мать или мачеха — все равно.
— Листкова недовольна вами. Говорит, что вы поощряете роман Стефании с Коноваловым, не учитывая, что для романов не пришло время, что Коновалов стал хуже учиться из-за этого…
Алевтина Илларионовна встала. Она говорила уже не от имени мачехи Стеши Листковой. Она искренне возмущалась Александром Александровичем.
— Мы не раз спорили с вами на эту тему, Алевтина Илларионовна, — тоже вставая и повышая голос, сказал Александр Александрович. — Все свои доводы я уже излагал вам. По поводу Коновалова скажу одно: мачеха Листковой грубо вмешалась в его дружбу со Стешей, запретила ему бывать у них. А он в их доме почти вырос… И дружба у него со Стешей настоящая.
Александр Александрович нервно прошелся по комнате и снова остановился у стола.
— Меня удивляет только одно: почему вы, педагог, завуч, хотите уйти от жизни? Жизнь есть жизнь, и как бы вы ее ни приспосабливали к своим теориям, она останется такой, какая есть. Мачеха Стеши Листковой не разрушит дружбы Стеши и Саши, она только научит свою падчерицу лгать и притворяться.
— Вас не переспорить! За пятьдесят лет жизни я не встречала такого спорщика! — раздраженно сказала Алевтина Илларионовна. (Александр Александрович знал, что ей не пятьдесят, а сорок лет и она прибавляет возраст со зла.) — Простите меня, вы в силу своего недуга отстаете от жизни, естественно, не можете быть полноценным педагогом…
— Я давно понял вас, Алевтина Илларионовна, — перебил ее Александр Александрович, — вы вынуждаете меня уйти из школы. Я устал от ваших бесконечных выпадов. Ищите другого учителя! — И он стремительно вышел из комнаты.
18
Свидание
Всю жизнь Прасковья Семеновна вставала с рассветом. Желание понежиться в постели не было ей знакомо. На работу она уходила рано, успевая подоить корову, прибрать в доме, приготовить немудреный обед.
Чистоту двора поддерживал Саша, и мать требовала, чтобы поленницы березовых дров стояли в строгом порядке, чтобы всегда на месте, под навесом, были ведра, кадки и другие необходимые вещи. Летом, весной и осенью Саша ежедневно подметал двор, а зимой расчищал его от снега.
Было еще одно занятие у Саши, которое он любит страстно. На вышке дома жили два лесных голубя. Он принес голубят из тайги прошлым летом. Голубиное гнездо он выследил еще тогда, когда лежали в нем яички. В гнезде росли птенцы. Птенцы подросли, и Саша взял из гнезда двух голубят. Теперь они были взрослыми и совсем ручными.
Утром в воскресный день он прибрал двор и забрался на чердак к голубям. Покормил их, выпустил полетать. Стоя на лестнице, Саша следил, как в безоблачном небе они летели рядом все выше и выше.
Неожиданно он услышал громкий разговор. Слова доносились снизу, от ворот. На улице у ворот какая-то женщина в клетчатом полушалке на голове что-то быстро рассказывала, плакала и причитала. С ней стояла Сашина мать.
— Вчерась, милая, и отправили… — слезливо говорила женщина.
Саша узнал Пелагею Дмитриевну Ласкину и почти кубарем скатился с лестницы. Он выбежал за ворота и, забыв поздороваться, спросил:
— Что с Колей?
Пелагея Дмитриевна заплакала навзрыд, размазывая слезы рукавом стеганки.
