Юрий Бородкин - Поклонись роднику
Помолчали. Вероятно, каждый вспоминал какие-то эпизоды войны, ставшей уже историей. Над седыми головами старых солдат тихо качала ветвями еще не распустившая листья береза, бодро пересвистывались скворцы. За домами, за рекой видны были пригревшиеся под солнцем лесные увалы, глядя на которые думалось о приволье родимой земли. Тепла еще не было, но не мог не волновать сам приход запоздавшей весны. Белореченские ветераны никуда сегодня не торопились, продолжали толковать о делах житейских в ожидании праздника, назначенного на вторую половину дня.
В совхозе по распоряжению директора работали до обеда. В четыре часа собрались в доме культуры чествовать фронтовиков. Их оказалось всего двадцать четыре человека, но своими сверкающими наградами они вызывали друг у друга и у односельчан настроение торжественной приподнятости.
Первым сказал слово Алексей Васильевич Логинов. Он поздравил ветеранов войны и труда с юбилеем Победы, напомнил о их ратных заслугах, поблагодарил за посильную помощь совхозу. Затем выступило еще несколько человек, в том числе и фронтовиков. Повседневная обыденность как-то заслонила значение подвига, совершенного ими в годы войны, а сейчас он стал понятней для белореченцев, с уважением смотревших на старых солдат, защитивших страну в грозную годину. Под одобрительные аплодисменты Алексей Логинов вручал им ценные подарки, снова поздравлял с великим праздником.
После торжественной части фронтовики собрались в только что отстроенной новой столовой. Давно они не чувствовали такого внимания к себе, не собирались вместе, и потому не было столь дружеского единения между собой. Вспоминали свою молодость, боевых друзей, с воодушевлением пели фронтовые песни. Повеселил ветеранов своей гармонью Николай Силантьев.
Домой Василий Егорович возвращался вместе с Алексеем, обнимая его за плечо, благодарил:
— Спасибо тебе, Леша, за праздник! Потрафил ты мужикам. Нашего брата не много осталось, вот отметили сорокалетие, а уж до пятидесятилетия вряд ли доживем.
— Что ты, папа! Ты у нас молодец молодцом! — подбодрил Алексей. — Мы еще сейчас дома будем тебя поздравлять…
Наташа встретила их приветливой улыбкой. Она стала немного полней, спокойней, кажется, еще похорошела, и походка, и каждое движение стали мягче.
— Спит? — спросил Алексей.
— Что ты! Вовсю играет!
Заглянули в спальню: ребенок сидел в кроватке, крутил в руках надувного утенка, увидав людей, встрепенулся, стал что-то гукать и теребить подвесную погремушку.
— Ну что? На руки хочешь? — Наташа взяла его, ласково приговаривая: — Сережа! Сереженька! Агу, мой маленький! Ах ты моя радость! Ну-ка, покажи папе с дедушкой, как ты умеешь стоять на ножках.
Она поставила его в кроватку, он, держась за деревянную решетку, неуверенно постоял.
— Ну, Серега, ты у нас совсем герой! — похвалил Василий Егорович. — Ух ты, батюшки, а довольный-то какой! Иди ко мне на руки. — Взял внучонка, торжествующе походил по комнате.
— Он тебя по усам отличает от всех других, — сказал Алексей.
— У нас с ним — дружба! Обожди-ка, подрастет — возьмем удочки и на Сотьму. Верно, Сережа? Ладно, поди к папе.
Алексей сначала поднял сынишку над головой, потом любовно прижал к груди — родная кровинка! Потютюшкать сына — самая большая отрада сердцу.
Когда ушли на кухню, Сережка, сидя в кроватке, заплакал.
— Во, какие тоны наводит! Горластый, муха зеленая! Ничего, пускай легкие развивает, — снисходительно рассуждал подзахмелевший Василий Егорович. — Наташа, ты через годик-другой еще рожай — всех воспитаем, нас тут много.
Наташа с Алексеем не возражали, только весело переглянулись.
— Я серьезно говорю. Жить надо основательно, неплохо бы и дом свой построить. Пока я плотничаю, сваляли бы сруб.
— Нам и этого хватит.
— Сам потом поймешь, что я был прав.
— С праздником, папа! — сказала Наташа. Теперь она чувствовала себя своей в большой и дружной семье Логиновых…
Придя из гостей, Василий Егорович долго еще сидел у крыльца, курил. Майский вечер был светлым, какой тут сон! Разглядывал подаренные необычные часы, без стрелок: только высвечивается цифра, показывающая время. Нажмешь кнопочку — число и месяц укажут. Не слышно никакого тиканья, а, говорят, идут точно, самые современные.
Памятный выдался день.
7Совхоз «Белореченский» лучше, чем в прошлые годы, подготовился к посевной. Казалось, было предусмотрено все: вывезены на поля удобрения, отремонтирована техника, создано безнарядное звено конечной продукции, составлены технологические карты… Но еще раз пришлось убедиться, насколько труд земледельца зависим от природы. Ждали тепла, солнца, а шли дожди, и земля не просыхала, на полях держались лужи, так что невозможно было въехать. Подвела холодная, дождливая весна. Даже черемуха по берегам Сотьмы до сих пор не цвела, не радовала сельских жителей своей буйной кипенью.
Алексей Логинов нервничал, лишился сна. Пытался перегонять технику из одной деревни в другую, но нигде нельзя было по-настоящему подступиться к земле. Из района раздавались требовательные звонки, он понимал, что уходят сроки, а поправить дела не удавалось. В передовых хозяйствах, где полегче почва, посуше поля, хоть и с отставанием против обычных сроков, темпы посевной наращивались. Вспоминался Логинову колхоз «Красная заря»: там начинали весенне-полевые работы одними из первых, потому что поля песчаные, ровные.
И в целом по району и области обстановка складывалась тревожная. На собрании партактива в Покровском Кондратьев строго предупредил всех руководителей хозяйств, что они будут нести персональную ответственность, если не примут надлежащих мер по развертыванию полевых работ. А с него, с секретаря райкома, был свой, особый спрос.
Как-то утром, только он вошел в райком, позвонил Воронцов Михаил Иванович, первый секретарь обкома. В трубке послышался его басовито-отчетливый голос, как будто он находился совсем рядом:
— Алло! Владимир Степанович? Добрый день! Как у вас дела?
— Засеяно три тысячи восемьсот пятьдесят гектаров, или сорок четыре процента плановых площадей. Принимаем все меры, но ежедневная прибавка не более трех-четырех процентов. Поля переувлажненные — не въедешь, вы же знаете наши почвы.
— Знаю. И тем не менее посмотри на календарь — двадцать второе мая! До каких пор будем раскачиваться? Пора заканчивать сев, а ты — сорок четыре процента! Надо давать ежедневную прибавку восемь процентов. В областной сводке строка Покровского района — третья снизу. Любыми способами, выправляйте положение, — требовательно гремел голос Воронцова.
— Михаил Иванович, каждый день — дождь…
— В других районах тоже не вёдро: на погоду ссылаться нечего, мы ее не заказываем. Маневрируйте техникой. Больше организованности, стремления преодолеть трудности. Учти, если в ближайшие дни допустишь отставание, в следующий вторник будем заслушивать на бюро обкома. Давай, действуй…
Положив трубку, Кондратьев некоторое время озадаченно смотрел в окно. Ночью опять шел дождь, сейчас в тучах появились светлые промоины. Надолго ли? Где спряталось солнце? Хоть бы постоял один по-настоящему погожий денек.
Настроение было скверное, не мог оставаться в кабинете. Пошел в гараж, сам завел «уазик» и поехал в «Белореченский». Вначале под колесами шуршал гравий, в обгон и навстречу проносились стремительные КамАЗы-самосвалы, но дальше начались ухабы, которые нелегко было преодолеть даже на вездеходе: совсем разбили дорогу. С трудом добрался до климовского поля.
На опушке стояли два трактора с дисковыми боронами. Трактористы курили. Кондратьев поздоровался с ними, спросил, почему остановились.
— Поле не пускает, — развел руками Николай Баранов. — Вчера сеяли в Еремейцеве, намучились, так сорок семь гектаров и оставили пока незасеянными. Решили здесь попробовать — тоже мало хорошего, земля липнет на диски, забивает их. Трактора-колесники с сеялками еще хуже вязнут.
— Зона рискованного земледелия, — весело поддакнул Сашка Соловьев, блеснув своей белозубой улыбкой.
Кондратьев недовольно глянул на него, дескать, нашел время для шуточек.
— Где Логинов?
— Сейчас должен подъехать.
Подойдя к одному из тракторов, Кондратьев без лишних слов намотал на маховичок пускача шнур и дернул его — раздался оглушающий треск, затем — более редкий и глухой стук двигателя. Трактористы с интересом наблюдали за уверенными действиями секретаря. Широкоплечий, плотный, он, ступив на гусеничный трак, легко поднялся в кабину. Во всей его фигуре чувствовалась крестьянская хватка, он и одеждой не выделялся: кепка, рядовая куртка, яловые сапоги. Привычно взялся за рычаги, тронул трактор.
— Ты смотри — вот это номер! — толкнул локтем напарника Сашка Соловьев.
