Владимир Кормер - Человек плюс машина
Лелик еще минут десять с различными модуляциями выводил: «…уронить престиж, бросить тень, дать отповедь, проявить принципиальность…» — после чего прочапал на место, считая, кажется, что поступь его необыкновенно солидна.
Дирекция была его выступлением, очевидно, взволнована, а Кирилл Павлович посмотрел на одного из своих заместителей, на другого, но так как те оба поспешно, отведя глаза, стали рыться в своих кейсах, в конце концов поднялся сам, чтобы наглядно продемонстрировать, как нужно разрешать подобные конфликты.
— Я не думаю, товарищи, — сказал Кирилл Павлович, — что нам следует драматизировать создавшееся положение. Конечно, товарищи, все мы пережили в известном смысле некоторое потрясение в результате обрушившегося на нас стихийного бедствия. Отдельные наши товарищи пострадали при тушении пожара, ряд товарищей, очевидно… э-э… травмирован… вы знаете, что здоровье Ивана Ивановича Копьева по-прежнему вызывает серьезные опасения. Имеются также и материальные убытки… Однако, товарищи, дирекция с удовлетворением констатирует, что в таких вот, прямо скажем, сложных условиях наш коллектив проявил все свои присущие ему высокие моральные качества, стойкость духа, дисциплинированность. Довожу до вашего сведения, что в настоящее время мы обсуждали вопрос о премировании ряда сотрудников, которые имеют высокие творческие и производственные показатели на этот год и вместе с тем в условиях стихийного бедствия зарекомендовали себя как мужественные и смелые люди. — (Аплодисменты.) — Позвольте, товарищи, воспользоваться случаем и передать вам благодарность, выраженную нашему институту Областным управлением внутренних дел за помощь по борьбе с пожаром. — (Кирилл Павлович зачитывает текст грамоты.) —…Позвольте, товарищи, выразить надежду, что встретившиеся на нашем пути трудности послужат делу дальнейшего сплочения всего нашего коллектива, создания в нем атмосферы еще большой творческой активности, духа товарищества и взаимопонимания… Ибо, товарищи, перед нашим институтом в будущем году стоят грандиозные по своим масштабам и размаху задачи. Как вам известно, мы взяли на себя ряд обязательств, выполнение которых потребует от нас напряжения всех наших сил, концентрации всей нашей энергии, активизации всех наших ресурсов. Я хотел бы в этой связи назвать следующие первоочередные задачи и темы… (Эту часть выступления Кирилла Павловича я опускаю.) Разумеется, мы будем продолжать работу по развитию системы автоматизации.
Присутствовавшие заерзали, недоумевая: интересно, как же продолжать-то, когда всего сгорело дотла?! Кирилл Па-лович, однако, не стал вдаваться в такие мелочи, что да как.
— Прошу учесть, — призвал он нас к порядку, — что работа по системе автоматизации составляла лишь одно из направлений нашей работы… притом отнюдь не самое важное направление. Это хорошо понимают и руководящие инстанции, неоднократно отмечавшие новаторский характер нашей работы в этой области. Научный поиск, как верно отмечали выступавшие здесь до меня товарищи, имеет свою специфику… Здесь неизбежны и определенные издержки… Безусловно, были у нас и некоторые ошибки, просчеты… были и другие недостатки, которые, конечно, еще будут предметом принципиального разговора, деловой критики… Но, товарищи, не следует в этом отношении перегибать палку. Должен сообщить вам… между нами, не надо стенографировать, Августина Фридриховна… в Москве меня заверили, что сегодня престиж нашего института как никогда высок! Никто никогда не ставил и не ставит сейчас под сомнение большие заслуги нашего коллектива в решении задач, связанных с разработкой наиболее перспективных направлений научно-технического прогресса! Вчера мы получили от голландского издательства «Рейдель» предложение опубликовать сборник избранных работ нашего Опанаса Гельвециевича. — (Аплодисменты.) — И думается, мы, товарищи, примем это предложение! — (Аплодисменты.) — Среди наших сотрудников имеется немало талантливых ученых, прекрасных специалистов своего дела, которым по плечу любые проблемы, выдвигаемые сегодня развитием отечественной и мировой науки! Достаточно назвать…
(Перечисление достойнейших я опускаю.)
В заключение Кирилл Павлович сказал:
— Что же касается… м-м… вызвавшего у нас в городке… м-м… определенную, я бы сказал… м-м… нездоровую сенса^ цию так называемого признания… э-э… жительницы нашего городка… м-м… она, кажется, работает в Институте химии… Как вы сказали?.. Ах, да, да-да, Благолепова ее фамилия… Так вот, что касается «признания» Благолеповой, то к нему, как правильно отмечали выступавшие здесь, мы должны отнестись осторожно… Здесь, безусловно, имеет место и определенное преувеличение с ее стороны. Она, как я слышал, дама весьма эмоциональная, легко возбудимая… она могла себе внушить, что она и в самом деле под влиянием настроения, а то и… скажем… алкоголя… могла прибежать ночью на машину в поисках своего Ивана Ивановича… и, не найдя его там, могла, скажем, со злости — эдак по-женски! — что-нибудь там в машине испортить… дернуть, предположим, за какой-нибудь проводочек или даже ударить машину ногой… Ну и что такого? Она, конечно, не могла надеяться, что тем самым машина будет уничтожена. — (Смех.) — Если даже в результате этого ее поступка и возникла авария, то, конечно же, поступок ее носит характер неумышленного. Короткие замыкания и всякие там мелкие поломки на машине происходят, как вы все знаете, каждый день… Но поскольку на сей раз в итоге машина загорелась, то Благолепова и решила, что этот ее необдуманный поступок привел к такому фатальному… хе-хе… исходу… Женская логика, ничего не попишешь, вы уж извините меня, Вера Анисимовна! — (Вновь смех, аплодисменты.) — Вы, извините меня, Вера Анисимовна, недооцениваете роли случайности в современном мире… хе-хе… Вот я помню, мы когда-то слушали чрезвычайно интересный, я бы сказал, глубоко философский доклад на эту тему, прочитанный нашим уважаемым Виктором Викторовичем!.. А?! Что-то вы нынче молчаливы, Виктор Викторович?! Вы не желаете что-нибудь нам сказать?
— От копеечной свечки, говорят, Москва сгорела, — нехотя и зло выдавил из себя Эль-К, сегодня и впрямь на себя не похожий — тусклый, пришибленный, даже сгорбленный какой-то.
— Что?! Как вы сказали? — переспросил Кирилл Павлович. — Ах, от копеечной свечки! Ха-ха-ха!
— Ничего себе, очень глубокая философия! — раздался тут вдруг наглый — другого слова не подберу — смех Лелика.
Эль-К скорчился теперь уже явно.
— Да-да, от обычной свечечки!.. Впрочем… простите меня, я что-то нездоров… пойду… усну… — с кривой ухмылкой прошептал он, уже пробираясь к выходу.
— Да-да, разумеется, конечно, идите, — переполошился Кирилл Павлович. — Отдохните, вызовите врача. Берегите себя, голубчик! Объявляю перерыв, товарищи!..
В перерыве я поднялся к себе в отдел, чтобы полистать свои бумаги: надеялся, если честно, еще раз выступить и тогда уже с материалами в руках убедить хоть кого-то в своей правоте. Но ничего путного я там не нашел: материал был сырой, разрозненные записи, обрывки чьих-то мыслей (я даже не мог порой с ходу определить — чьих?); в расстроенных чувствах я поплелся обратно.
И вот, дойдя до второго этажа, я услышал внизу голоса, таинственная приглушенность которых, собственно, и привлекла мое внимание. Грешен, я спустился тихонько еще раз на две ступеньки, заглянул, перегнувшись через перила, в пролет… и отшатнулся: на площадке между первым и вторым этажами стояли Эль-К и Лелик Сорокосидис! Такое было впечатление, что Лелик загораживает Эль-К дорогу, не дает ему пройти. Эль-К был уже в пальто.
— …Так, значит, от копеечной свечечки?! — услышал я шипение Лелика.
— Пустите, убирайтесь прочь! Что вы ко мне пристали? — говорил Эль-К (однако каким-то голоском без настоящего возмущения, безнадежно).
— Так куда вы направляетесь, я вас спрашиваю?! — наседал Лелик.
— Я вам уже сказал, что домой! Домой, вы понимаете русский язык? До-мой! Я болен, я простужен, у меня грипп. Вы можете от меня заразиться и умереть!
— Я?! — заскрипел (ей-богу, слышно было!) зубами Лелик. — Смотрите, как бы вам самому…
— Что «самому»?
— А вот то! Впрочем… — Лелик сменил тон. — Не будем ссориться, Виктор Викторович. Это, как мне кажется, не в наших с вами интересах…
— Да-да, не будем ссориться, — как эхо, послушно откликнулся Эль-К.
— Я вас провожу…
— Нет-нет, не надо!
— Виктор Викторович! — вновь угрожающе затянул Лелик. — Смотрите, Виктор Викторович!
— Я вам уже сказал: я иду домой! Успокойтесь!
— Я-то спокоен… Но вот вы что-то уж очень нервничаете… Смотрите, пеняйте потом на себя, потому что…
Он оборвал фразу — внизу в вестибюле бабахнула входная дверь, ввалился охранник: «Пропуск! Пропуск!» — кто-то с разбегу прокатился на каблуках по кафельному полу до самой лестницы… Петухов! Это был Петухов с выпученными глазами, прозрачный от бессонницы, не покидавшей его теперь все время…
