Ирина Велембовская - Мариша Огонькова
Может быть, за всем этим и таились какие-нибудь печали и недостатки, но Марише родная деревня показалась просто прекрасной.
Лидка была настроена более прозаически.
— Зайдем? — спросила она, остановившись против магазина.
Но Мариша в магазин не пошла, повернула к кладбищу.
…Могилка Евгеньи Огоньковой заросла густой травой, оградка погнила, готова была упасть, крест еще кое-как держался — чья-то добрая чужая рука подперла его жердочкой. Мариша невольно вспомнила, как, бывало, пела над ней и над младшими ребятишками мать, укладывая их на ночь:
А где девки? Замуж вышли.
А где их мужья? Померли.
А где их гроба? Погнили.
А кто по им плакал?
Два волка мохнатых
Да две курицы хохлатых…
Но не Мариша упала на могилу и заплакала. Безутешно разрыдалась вдруг Лидка, потому что на кладбище чаще оплакивают собственные ошибки и беды, чем память тех, кто спит тут мертвым сном.
— Ох, Лида!.. — сказала Мариша. — Погляди, как облака торопятся. А небушко за ними синее… Как детьми мы глядели, такое и сейчас. Привези сюда своих ребят, пусть тоже поглядят.
Лидка вытерла глаза, вздохнула. Ее дети были городские, воспитанные по яслям и детским садикам. Сытые, обутые, одетые, они все-таки не видали такого неба.
Обратно сестры отправились не деревней, а полем, где тоже, как и в детские Маришины годы, наливалась густозеленым соком картофельная ботва и выспевали в земле крупные клубни в черной коже. Мариша вспомнила, что вот за этим пригорком раньше была зеленая рощица из лозинок и орешника, в которой попадались желтые съедобные грибки — ребячья радость. Сейчас рощицы что-то не видно было, везде кустилась картошка. Но над местом этим и сейчас перепархивали птицы, как будто недоумевая: где же это они тут раньше свивали свои гнезда?
