Фазиль Искандер - Сандро из Чегема. Знаменитый роман в одном томе
– Если уж Силач потирает руки, – заметил Скороход, обращаясь к Ловкачу, – лучше бы ты был Скороходом, как я.
– Стойте, друзья! – сказал Джамхух, становясь между Силачом и Ловкачом. – Я чувствую, что слава начинает меня портить. Это так, хотя и не совсем так. Джамхух от славы, видно, портится, но не совсем портится, потому что знает, что портится. И оттого, что я чувствую, что начинаю портиться, я перестаю портиться. Однако, перестав портиться, я перестаю следить за собой и начинаю снова портиться. К сожалению, такова жизнь. Жизнь – это бесконечная склонность к порче, но, что особенно важно, друзья, и бесконечная склонность удерживаться от порчи.
– Ой, что-то мудреное ты сказал, – промолвил Ловкач и вдруг, быстро сунув руку за пазуху, поймал там блоху и протянул ее Силачу. – На, – сказал он ему.
– Зачем мне блоха? – растерялся Силач.
– Ты же, говорят, Силач, вот и убей ее.
– Да ты никак смеешься надо мной! – вспыхнул Силач.
– Шутка, – сказал Ловкач и, отщелкнув блоху, спросил у Джамхуха: – А это правда, что скифы умеют блоху подковать?
– Да, – кивнул Джамхух, – слухи о том, что скифы могут подковать блоху, подтверждались много раз очевидцами. Скифы – удивительный народ. Они умеют подковать блоху, но лошади у них часто ходят неподкованными. Лошадей подковывать им неинтересно.
– Слушай, Джамхух, – сказал Ловкач, – я пойду с тобой. Оказывается, с тобой занятно.
– Еще бы! – в один голос воскликнули друзья Джамхуха.
Джамхух объяснил ему цель своего путешествия и предупредил об опасностях, связанных с ним.
Ловкач охотно присоединился к друзьям Джамхуха, и они пошли дальше.
На следующий день на лесной лужайке они увидели охотника. Тот стоял с луком в руке и, задрав голову, смотрел в небо. Джамхух и его спутники тоже стали смотреть в небо, но ничего там не заметили.
– Что ты видишь, охотник? – спросил Джамхух.
– Разве вы не видите, – отвечал охотник, взглянув на Джамхуха и его спутников, – что орел загнал на седьмое небо трех голубей? Голубей с таким необычным оперением я никогда не видел. Я их пожалел и поразил орла стрелой. Сейчас он падает и уже опустился до шестого неба.
– Это голуби Ловкача, – сказал Джамхух, – и это знак Великого Весовщика, что человек может быть творцом природы, если он делает это с добрыми намерениями. Но каково зрение охотника! Я дальше первого неба ничего не вижу, а он видит, что делается на седьмом небе!
– Ничего особенного, – пожал плечами охотник, – я всего лишь Остроглаз… Вот если б вы увидели…
– Больше ни слова, – сказал Джамхух, – я и есть Джамхух – Сын Оленя… Ради Великого Весовщика ни слова о моей мудрости.
– Но хотя бы то, что за пять дней, это правда? – спросил Остроглаз.
– Не за пять, а за два, но не в этом дело, – сказал Джамхух.
– Я пойду с тобой, Джамхух, – проговорил Остроглаз, – я не буду дожидаться, пока упадет орел с моей стрелой. У меня в колчане достаточно стрел, авось я тебе пригожусь.
Джамхух рассказал ему о цели своего путешествия, и Остроглаз присоединился к друзьям Джамхуха.
На следующее утро они вышли из леса и оказались вблизи дома великанов.
Дом был огорожен частоколом, на колья которого были нахлобучены человеческие черепа.
Друзья остановились, удрученные этим мрачным зрелищем. Вдруг чья-то рука со стороны двора стала деловито снимать с кольев изгороди черепа. Сняв восемь черепов, рука эта больше не появлялась над изгородью.
– Ох, не нравится мне, – сказал Объедало, – что освободилось восемь кольев, как раз по числу наших голов.
– Да и черное перо, потерянное голубем, ничего хорошего нам не сулит, – добавил Опивало.
– В случае чего троих-то я возьму на себя, – сказал Силач. – Но с остальными как быть?
Джамхух понял, что спутники его подавлены этой хитрой уловкой великанов.
– Друзья мои! – бодро воскликнул Джамхух. – Видно, они за нами следят из-за изгороди. Они заранее пугают нас. Но если они нас пугают, значит, они не уверены в себе. Поэтому смелей! Единственное, чего я боюсь, – это плюхнуться при виде красавицы Гунды. Силач, стой рядом со мной и незаметно поддерживай меня, если я не выдержу красоты Гунды. Вперед, и да хранит нас Великий Весовщик Нашей Совести! Будьте все начеку! Слухач, снимай глушилки со своих ушей!
Только друзья приблизились к воротам, как они со скрипом распахнулись и оттуда вышли семь братьев-великанов. Они были огромны, а на их свирепых лицах почему-то посверкивали маленькие, хитрые глазки злых карликов.
– Кто вы? – загудел страшным голосом старший из великанов. – Куда путь держите?
– Я Джамхух – Сын Оленя, – сказал Джамхух, – а это мои друзья. Я пришел сватать вашу сестру, красавицу Гунду.
– Сватать, конечно, можно, – опять загудел старший брат, – только знаете ли вы условия?
– Примерно знаем, – сказал Джамхух.
– Условия такие, – продолжал старший брат, – три вопроса по сноровке твоего ума. Эти вопросы нам составил византийский мудрец. А потом испытания для тебя и твоих друзей по телесной сноровке. Сами понимаете, нам, братьям-великанам, нелегко расстаться со своей единственной любимой сестрой. Да и знать мы хотим, что она вышла замуж за достойнейшего из женихов.
– Постараемся выполнить ваши условия, – сказал Джамхух.
– Тогда добро пожаловать, – показал старший брат рукой на ворота, что отчасти выглядело и как приглашение на частокол.
Они вошли в широкий зеленый двор, посреди которого высился длинный гладкий шест неизвестного назначения. Недалеко от шеста лежала гранитная глыба. В остальном двор был как двор, только очень большой.
Джамхух сильно волновался и в то же время жадно искал глазами красавицу Гунду.
Вдруг в доме отворилась дверь, и оттуда вышла девушка изумительной красоты.
Улыбаясь Джамхуху, она спустилась с крыльца и села на стул, поставленный посреди двора одним из братьев, который до этого успел войти в дом. К ногам сестры он придвинул корзину, наполненную красными древнеабхазскими помидорами.
– Здравствуй, Джамхух – Сын Оленя! – сказала прекрасная Гунда, улыбаясь Джамхуху. – Я много наслышалась о тебе. Надеюсь, твое сватовство будет удачней, чем у этих горемык, что скалятся с нашего частокола. Я знаю о твоей мудрости, но у тебя и походка красивая, недаром ты Сын Оленя! И сам ты такой приятненький, что я тебя прижала бы к себе и съела, как помидор.
– Почему как помидор? – радостно удивился Джамхух. Она была очаровательна. Красота ее волновала Джамхуха, но все же не так сильно, как портрет. Во всяком случае, терять сознание он не собирался.
– Потому что я больше всего на свете люблю наши древнеабхазские помидоры, – отвечала золотоголовая Гунда. – Братья меня кормят соловьиными мозгами и русалочьей икрой, но я больше всего люблю помидоры. Тебя это не будет смущать, если ты женишься на мне?
– Нет, – воскликнул Джамхух, восхищаясь милым простодушием Гунды, – ешь себе помидоры, сколько тебе хочется.
– Спасибо, Сын Оленя, – сказала Гунда и, достав из корзины помидор, надкусила его. – А то во-он тот жених, чей череп торчит на четвертом колу справа от ворот, угрожал мне: «Я хазарский князь. Как только женюсь на тебе, я отучу тебя от этой грубой привычки». А я ему говорю: «Ты сначала выполни условия моих братьев, а потом будешь помыкать мной…» Сын Оленя, ты, говорят, мудрый, ты приятный, и я хочу выйти за тебя замуж. Пожалуйста, постарайся все сделать как надо. Мне так надоело жить вечной девственницей, окруженной черепами своих женихов!
– Для тебя, любимая Гунда, я сделаю все, что могу, – сказал Джамхух и, обращаясь к своим друзьям, смущенно переминавшимся посреди двора, добавил: – Интересное наблюдение. Когда я увидел портрет прекрасной Гунды, я потерял сознание. А когда увидел живую сладкоглазую Гунду, я не потерял сознание, хотя она мне очень понравилась. Значит, искусство сильнее жизни. Так и должно быть. Оно показывает человека в этой жизни и намекает на будущую и предыдущую его жизни. И когда мы смотрим на портрет человека, нарисованный настоящим художником, мы как бы видим его во всех трех жизнях. Поэтому впечатление от портрета должно быть сильнее, чем от самого живого человека…
– Ну что, – перебил тут его старший великан, – мы будем твои проповеди слушать или начнем испытания?
– Начнем, – сказал Джамхух, глядя на золотоголовую Гунду и наслаждаясь ее красотой.
– Прежде чем задавать вопросы, – предупредил старший великан, – я хочу дать моим братьям несколько распоряжений по хозяйству.
– Пожалуйста, – сказал Джамхух, глядя на Гунду, стыдливо уплетающую помидор и от этого еще больше хорошеющую, – так я готов ждать целую жизнь.
– Братья мои! – воскликнул старший великан. – Я, наверное, до конца испытаний уйду, неотложное дельце ждет меня. Так что слушайте мои распоряжения. Запомните, в какой очередности нахлобучивать на изгородь черепа. У самых ворот нахлобучьте череп Джамхуха: мудрой голове первое место. Остальных в порядке присоединения к Джамхуху. Так будет справедливо. Череп Скорохода поместите между его жерновами. Так будет забавно. А вот этого стрелка с луком пока не трогайте. Мы приспособим его почесывать нам спины своими стрелами.
