Феликс Сузин - Единственная высота
Но никто не спрашивал советов, никто не стоял чуть сзади, с трепетом дыша в затылок, не внимал подобострастно, как он разбирает рентгенограммы. Принимали как гостя — уважительно, внимательно, но с легким холодком: видно, много гостей — больших и малых — прошло по этим коридорам.
Да, недооценил он в свое время Дагирова и его аппараты. Проскочил мимо. Следовало бы вести другую политику — протянуть руку, поддержать. Впрочем, и теперь не поздно. Ясно одно: о реорганизации в НИИ скорой помощи не может быть и речи. И зря он тогда смеялся над планом научно-исследовательских работ. План реальный, никаких запросов под голую идею.
Этажи, коридоры, палаты. Разные больные, но всех объединяет одно — аппарат. Однако, смотришь, в каждом своя особинка: то ли планка, то ли шарнир. Словно взрослые дяди забавлялись «Конструктором».
Шевчук присматривался внимательно. Надо разобраться в этой игрушке, он просто не представлял, что можно сделать с ее помощью, вернее, не верил. Никак не мог поверить. К журнальным статьям и выступлениям на конференциях вообще относился несколько скептически — знаем, знаем, в руках рассказчика ружье всегда стреляет дальше… М-да, надо будет сравнить аппараты в действии… ну, с тем, который у него. Пожалуй, он поторопился с Воронцовым, нажал слишком сильно. А тот, чудак, вспылил, уехал. Прекрасно можно было договориться.
Больничные палаты сменились лабораториями. Сверкали никелем незнакомые приборы. Тянулись ленты графиков. На экране цветной мозаикой мельтешили слайды. Оставались еще виварий, завод, вычислительный центр, но члены комиссии запротестовали, ведь их ожидало самое главное — проверка документации.
Дагиров звонил домой. К телефону долго никто не подходил. Наконец ответила жена.
— Так ты дома? Хорошо, что застал!
— Поймал на пороге.
— А куда это ты, дорогая? Муж, понимаешь, на работе, а жена в это время…
— А жена в это время торопится на дежурство. О чем, кстати, она сегодня утром говорила внимательному мужу.
— Слушай, ты меня без ножа режешь! Когда, наконец, ты разделаешься с этими дурацкими дежурствами!? Сколько раз тебе говорил!
— Милый Боренька, два бесплатных в месяц мне положено — за счет укорочения рабочего дня. Сам знаешь. А платных я не беру.
— И от бесплатных пора избавиться. Сегодня же позвоню вашему главврачу.
— Не смей! Ни в коем случае! Не хватало только, чтобы про меня говорили, что профессорская жена ищет легкой жизни. Не делай из меня барыню. Если хочешь знать, я люблю дежурить, только не очень часто. Ночью сама все решаешь, без кивания на чужую спину, а это надо, чтобы не потерять уважение к себе. Да и вам с доченькой не мешает иногда похозяйничать самим, а то совсем избаловались.
— Все же надо, чтобы сегодня ты была дома. Ну поменяйся с кем-нибудь.
— А что случилось?
— Гости приехали.
— Гости? Какие гости?
— Ну, не совсем гости… Комиссия из Москвы. Четыре профессора.
Жена застонала в трубке.
— Бо-оренька! Четыре профессора слишком много для слабой женщины. И потом… не мог раньше позвонить? Ведь скоро вечер. Чем я их буду кормить?
Убеждать женщин опасно, у них обязательно возникает негативная реакция. Поэтому, вздохнув несколько раз в трубку, Дагиров сказал жалобным тоном:
— Пожалуй, ты права. Ничего не выйдет с этим приемом. Приглашу-ка я их лучше в ресторан, а?
— Фу, Боря! — немедленно отозвалась жена. — Ресторан — это дешевый стиль. Словно ты не профессор, а завскладом… Ладно уж, горе луковое, что-нибудь придумаем.
Она замолкла, в трубке слышалось ее дыхание, и от этого стало тепло на душе и немного смешно, и он подумал, что никак не может привыкнуть к ее необычному твердому произношению: «Бор-ря».
— Вот что, Дагиров, — сказала она. — Есть идея. Прием на высшем уровне, как в столицах приучены, мне не по зубам. Ну скучно же будет! Я предлагаю устроить… праздник! Не семейный — это слишком обязывает, и врать неохота. Самый сезон устроить праздник встречи лета. Или проводов весны. Придумай сам. И приглашай не только приезжих гостей, а всех, кого считаешь нужным. Конькова, Капустина, Медведеву. Пожалуй, Воронцова — он забавный мужик, а я кого-нибудь из наших женщин. Кстати, они мне помогут. И на разносолы не надейся. Кормить буду в основном картошкой… Потом, они что, завтра уезжают?
— Нет, через неделю.
— Бо-оренька! Кто же так делает! Тогда наш прием… то есть праздник, надо устроить в последний день. Чтобы впечатление осталось. И сувениры на дорогу. Лапти или лыковые расписные лукошки.
— Лапти?
— Вот именно! Сейчас век вздохов «по доброму старому времени». Увидишь, они будут без ума.
Дагиров ответил с благодарностью:
— Ох, женщина, я всегда утверждал, что в тебе пропал великий стратег.
На том и порешили.
За столом держались просто. С лукавым добродушием подливали столичным гостям, да и сами не отставали. Впрочем, гостей особенно уговаривать не приходилось. Только директор Северского института, пригубив, отставил рюмку в сторону — у него пошаливала печень, но Коропов и Шевчук держались надежно, чувствовалась хорошая школа. Шевчук даже, рисуясь, предложил было сменить рюмки на фужеры, но, заметив неодобрительный взгляд хозяйки, стушевался.
На столе красовались соленые огурцы, маринованные, мелкие, как семечки, опята, красная рыба, икра, тушеное мясо, но гвоздем вечера оказалась обыкновенная картошка, печенная в духовке. Ее появление встретили веселым гомоном и, перекидывая горячие клубни с руки на руку, принялись посыпать стол шелухой.
В этот момент вошел Воронцов. Извинившись за опоздание, он прошел в комнату и поставил возле стола белое эмалированное ведро, прикрытое чистой тряпицей.
— Прими, хозяйка, от чистого сердца, — произнес он с самым серьезным видом и низко поклонился поясным поклоном. — Не вели казнить, вели миловать.
— Что там? — с испугом спросила жена Дагирова, глядя на ведро: под тряпицей что-то шевелилось.
Обтерев донышко рукой, Воронцов поставил ведро на край стола и жестом фокусника сдернул тряпицу. Все восторженно ахнули: в ведре сердито шевелили глазами-бусинками, водили клешнями глянцево-черные раки.
— Эх, пива бы к ним! — сожалеюще протянул кто-то.
Воронцов, по-прежнему сохраняя невозмутимость, поднял руку, прося тишины, и хлопнул в ладоши. Дверь распахнулась, и два паренька в белых халатах внесли алюминиевый бочонок с чешским пивом.
Последний ледок официальности был сломлен. Мужчины раскололись на два лагеря: четверо, включая Коропова, варили на кухне раков в тазу для белья, и их пререкания в отношении соли, лаврового листа и других специй разносились по всей квартире; остальные, давая друг другу советы, сообща откупоривали бочонок. Не найдя гаечного ключа, решили использовать зубило и молоток, сорвали пробку с резьбы, и в результате значительная часть хорошо газированного пива попала вместо бокалов на потолок.
Дружная получилась компания, только хозяйка дома была недовольна, потому что поданные ею попозже цыплята по-венгерски с черносливом, бозбаш, торты — все это осталось нетронутым. А на столе громоздились в тарелках и возле них красные рачьи доспехи. Перебил Воронцов своей выдумкой весь подготовленный ритуал.
Шевчук, увидев Воронцова, хмыкнул, долго следил за ним взглядом, а когда тот вышел на балкон и закурил, пошел следом.
— Так вот вы где, Андрей Николаевич, — произнес он протяжно, тоном человека, встретившего друга после долгой разлуки. — Вот вас куда занесло! А мне, помнится, кто-то говорил, что видел вас в Ленинграде… Нет? Значит, ошибся. Впрочем, конечно, здесь вам с вашей головой и знанием техники самое место. В какой же вы ипостаси, Андрей Николаевич?
Воронцов помолчал, посмотрел на своего бывшего шефа испытующе.
— Заведую лабораторией по испытанию аппаратов. Так что в основном проверка всего нового.
— Вот видите! — сказал Шевчук ликующим голосом. — Единственная в мире должность и единственный человек, который ей подходит. Потрясающее совпадение! Это должно быть очень интересно… Как вы их испытываете? На животных?
— Новые системы — на животных. А в старых проверяем, например, равномерность распределения нагрузки и на людях. При различной компоновке аппарата. Обычно используем тензодатчики. Для больших перемещений применяем механотроны… Хотя… Извините, Семен Семенович, вам, должно быть, все это непонятно?
— Абсолютно! — обезоруживающе засмеялся Шевчук. — Но очень, очень интересно. Вот уж не думал, что в общем-то испытанный в клинике не один десяток лет аппарат Дагирова потребует создания целой лаборатории с кучей электроники. Красиво, а надо ли?
— Ну почему же только аппарат Дагирова? — удивился Воронцов. — Мы изучаем все аппараты для остеосинтеза. Их ведь не так уж мало: Эбота, Гофмана, Андерсона, Стейдора, Битнера, Вагнера, Гудушаури, Волкова, Ткаченко… И это еще не все. У каждого свои положительные и отрицательные стороны, наша задача их выявить.
