Александр Чаковский - Невеста
Алеше показалось, что отец просто смеется над ним, считает его мальчишкой.
Он ответил сухо:
— К коммунизму государство приходит через свое укрепление, это мы еще в восьмом классе проходили.
— Укрепление… — задумчиво повторил отец, — конечно, конечно… Но как понимать смысл этого слова?.. — Он помолчал немного. — «ЧКЗ» — это, конечно, плохо. Что-то похожее на насекомое… или на обезьяну. Но защитник…
Он умолк, так и не закончив свою мысль.
Член коллегии защитников Пивоваров умер за месяц до того, как Алеша окончил школу. На похороны пришло много незнакомых людей.
— Кто они? — шепотом спросил Алеша у матери, стоя возле гроба, в котором лежал отец все в той же, обычной своей толстовке, подпоясанной узким ремешком.
— Наверное, он защищал их… — сквозь слезы прошептала мать.
Алеша обвел глазами собравшихся. Так. Значит, большинство из них — сомнительные люди, которых отец спас от тюрьмы. Конечно, он был добрый человек, этого отрицать нельзя. Но что такое доброта в период классовой борьбы? Нет, он, Алеша, предпочел бы, чтобы отца провожали с военным оркестром и с венками от государственных и партийных организаций и чтобы речи у его гроба произносили люди с ромбами в петлицах.
В юридический институт Алексей не попал, срезавшись на экзамене. В армию его не взяли из-за ярко выраженного плоскостопия. Он был вынужден поступить на работу. На руках у него была больная мать и никаких средств к существованию, кроме небольшой пенсии.
В то время Алексей еще не расстался со своей мечтой стать прокурором или следователем. Когда один из старых знакомых отца предложил ему поступить на работу в суд, правда, только в качестве судебного исполнителя, Алексей охотно согласился. Он завел себе гимнастерку и сапоги — в те годы полувоенный костюм носили почти все ответственные работники — и проникся ощущением своей причастности к той категории людей, войти в которую мечтал с детства.
Работа у Алексея была неинтересная. Первое время он упивался своей, казалось бы, непререкаемой властью. Особое удовольствие он испытывал, когда ему поручали произвести опись имущества по какому-нибудь гражданскому иску или в семье осужденного.
Он разговаривал с людьми с выражением холодной отрешенности на лице, спокойным, монотонным голосом, что, по его убеждению, отличало оперативного работника от простых смертных.
Но вскоре эта игра наскучила Алексею. Надо было зарабатывать деньги. Разбитая параличом мать нуждалась в повседневном уходе, надо было платить сиделке, стоять в очередях вместо того, чтобы готовиться к экзаменам. На следующий год он уже и не пытался поступить в институт.
Когда началась война, Алексей как «белобилетник» не был мобилизован. Они с матерью эвакуировались в далекий сибирский город. Мать умерла в 1943 году. Алексей остался один. Он и здесь работал судебным исполнителем, но уже давно относился к своей работе как к неинтересному, нудному занятию, не имеющему ничего общего с его юношеской жестоко-романтической мечтой.
Алексей оказался человеком малоспособным, безынициативным. К тому же у него не было специального юридического образования, а значит, и никаких шансов сколько-нибудь серьезно продвинуться по службе. Вернувшись после эвакуации в Москву, он продолжал тянуть лямку полутехнического судейского работника.
Мало-помалу Алексей свыкся со своей судьбой. Он уже не завидовал, как раньше, молодым судьям, следователям и прокурорам, которые прямо с институтской скамьи, «играючи» обретали ту таинственную, непререкаемую власть над людскими судьбами, что так его привлекала.
Личная жизнь Алексея тоже не удалась. В тридцать пять лет он женился, но после полутора лет совместной жизни жена бросила его. Комнату на Красной Пресне удалось обменять на две, — жена добилась этого через суд. Теперь Алексей поселился в каморке да еще очень далеко от центра.
И все же в жизни Алексея произошел перелом. Это случилось в шестидесятом году. Ему уже перевалило за сорок, и он женился второй раз.
Лина была на десять лет моложе его. Она оказалась на редкость энергичной, предприимчивой женщиной и с первых же дней начала атаку на своего опустившегося мужа. Она сказала ему, что нелепо жить в комнате-клетушке, когда в городе идет такое жилищное строительство и сотни людей ежедневно въезжают в новые дома. Кроме того, стыдно ему, еще не старому человеку, прозябать на должности судебного исполнителя.
Лина приехала в Москву из провинции несколько лет назад, выйдя замуж, как ей казалось, удачно. Правда, пришлось поселиться в одной комнате не только с мужем, но с его незамужней сестрой и матерью, но она хорошо знала, что это «временные трудности». Через год-два муж — инженер крупного завода — обязательно должен был, по ее расчетам, получить отдельную квартиру.
Но брак оказался неудачным. Муж влюбился в другую женщину и потребовал развода.
Лина поняла, что бороться бессмысленно. Она оказалась в безвыходном положении. Разменять комнату, в которой, кроме нее, жили еще три человека, было невозможно. В этом она убедилась, несколько раз побывав в суде и поговорив с судьей и адвокатом. Там, в суде, она познакомилась с Алексеем Пивоваровым. Вскоре они поженились.
— Кто же даст мне новую квартиру? — недоуменно спрашивал Алексей, когда Лина возобновляла свои атаки. — На очереди стоят прокуроры, следователи, судьи… Смешно даже обращаться. Кто я такой? Судебный исполнитель…
— Почему бы тебе не стать следователем? — говорила Лина.
Алекеей усмехался почти без горечи.
— Для этого нужно специальное образование. У меня его нет.
— Почему ты его не получил?
Алексей снова усмехался и пожимал плечами. Но Лина была настойчива. Тогда он рассказал ей о своем отце, о мечте детства и юности, о том, как срезался на экзамене и как завертела его потом жизнь.
Как-то за вечерним чаем Лина сказала Алексею:
— Послушай, я все продумала. Знаешь, почему ты не стал ни прокурором, ни следователем? Экзамены в институте, больная мать — это все пустяки. Тебе мешал культ личности. Понимаешь? Ты человек честный, веришь в законы, разве такого пустили бы тогда в следователи? Да ты и сам не хотел. Как это теперь говорят?.. Этические нормы. Ясно? У тебя были этические нормы. Из-за них ты и не хотел тогда работать ни следователем, ни прокурором. Не хотел нарушать законность. Стать же адвокатом у тебя не было желания. Кстати, я не уверена, что сегодня быть адвокатом менее выгодно, чем прокурором. Но об этом нечего говорить. Адвокату необходимо высшее образование. Тут ничего не попишешь. А вот на какие-нибудь курсы для практических работников юстиции ты мог бы поступить. Это заняло бы всего один или два года, понимаешь?
Сначала Алексей попросту отмахнулся от этих несбыточных планов. Но Лина уже достаточно изучила характер своего нового мужа и не ждала, что он быстро примет решение. Разговор о перспективах, которые откроются перед Алексеем, если он сделает над собой усилие и окончит курсы, возобновлялся почти каждый день. Когда Лине показалось, что ее муж уже почти «созрел», она предприняла заключительную атаку. В мягкой и тактичной форме она дала понять Алексею, что продолжение их брака возможно лишь в том случае, если он «станет человеком» и использует те возможности, которые для него не потеряны еще и теперь.
Так случилось, что Алексей Пивоваров поступил, правда не без труда, в двухгодичную милицейскую школу, с еще большим трудом, нелюбимый товарищами, окончил ее и получил назначение следователем в Зареченск, в районный отдел милиции.
Узнав о предстоящем отъезде, Пивоваров испугался. А как же Лина? Согласится ли она уехать из Москвы в далекую Зареченскую область?
Но Лина и на этот раз проявила мудрость. Пока он, разумеется, отправится в Зареченск один, но как только получит квартиру — нет сомнения, что вновь назначенный следователь, присланный из Москвы, очень скоро получит ее, — Лина без промедления к нему приедет.
В первый раз за долгие-долгие годы Пивоваров воспрянул духом. Он почувствовал, что и впрямь во второй раз родился. Мечта, которая была путеводной звездой его юности, осуществлялась. На пятом десятке Пивоваров ощутил необыкновенный прилив сил, поверил в себя. Может быть, это даже неплохо, думал он, поселиться в Зареченске. В Москве работают сотни следователей. Все с высшим образованием. В далеком городе следователь — фигура. Пройдет время, и он станет прокурором или судьей, то есть одним из первых людей в районе. Жаль, что он беспартийный. Но что ему, черт побери, мешает вступить в партию? Почему не вступил до сих пор? На это не так уж трудно будет ответить. Теперь, когда разоблачен культ личности и с нарушениями социалистической законности навсегда покончено, он, в некотором роде молодой еще работник следственных органов, не может стоять вне рядов партии…
