Борис Изюмский - Алые погоны
— Сема, а почему у тебя такие погоны?
Максим был большим фантазером, — он как-то раз придумал целую историю про «летающие улицы», а однажды изобрел реактивный снаряд: полую железную ручку набил кусочками целлулоида от мыльницы и поджег. Горело ярко, с шипением, но появился командир роты и отобрал «изобретение». Теперь, увидев на Семене необыкновенные погоны, Максим решил, что Гербова или усыновил генерал, или Семен во время пожара спас знамя, и ему за это выдали такие погоны.
— Сема, — повторил он, — а почему у тебя погоны с золотыми полосками?
— Мне присвоено звание вице-сержанта, — как о самом обычном, сообщил Гербов, но видно было, что ему очень приятно объяснить это Максиму.
— А что такое «вице-сержант»? — Гурыба забежал вперед, заставляя Семена остановиться.
— Это первое воинское звание. У нас в отделении троим присвоили. Кроме меня, Пашкову и Лыкову.
— Присвоили? — зачарованно переспросил Гурыба, не отводя глаз от погон. — А нам присвоят?
— Конечно, — солидно ответил Гербов, — дойдете до первой роты — присвоят. Только ведь, знаешь, — он прищурил глаз, — звание вице-сержанта не так-то легко получить.
— Не так-то легко! — Как эхо, повторил Максим.
— Да, не так-то… Нужно хорошо учиться, сдать самому генералу экзамены по строевой и огневой подготовке, быть примером дисциплинированности. Это, брат, не фунт изюма!
— Не фунт! — восторженно согласился Максим. Казалось, он потерял способность говорить самостоятельно.
— А на следующий год, если не посрамлю вице-сержантскую честь, присвоят звание вице-старшины.
— Да ну! — выдохнул Гурыба и вдруг закричал: — Эх, вот здорово! Так это значит… — неожиданная мысль поразила его, — это значит, теперь тебя приветствовать надо? — с сомнением в голосе спросил он.
— Конечно… да разве вы понимаете приличия? — с сожалением промолвил Гербов.
— Понимаем! — возбужденно воскликнул Максим. — Вот увидишь. По коридору будешь идти, а я спрошу: «Товарищ вице-сержант, разрешите пройти вперед?».
— Ну-ну, посмотрим, — чувствуя какую-то приятную неловкость, ответил Гербов.
— Сенька, Сенька, Самсонов! — неожиданно закричал Гурыба, увидя на повороте коридора своего друга. — Ко мне! — И, когда Самсонов подбежал, стал, захлебываясь, рассказывать ему, за что Гербов получил такие погоны и как теперь к нему следует относиться.
— А я вам ребус составил, — прервал его Гербов, протягивая лист бумаги.
Они с минуту разглядывали ребус, но взгляд все время возвращался к золотистому ободку вокруг алого поля погон.
— Сема, — спросил Гурыба, — а Володе Ковалеву присвоено?
Гербову неприятен был этот вопрос. Он знал, как болезненно переживал самолюбивый Ковалев, что мне получил звания вице-сержанта. Володя имел пятерки почти по всем предметам. Недавно за меткую стрельбу генерал вручил ему часы. Володина мишень с пробоинами висела в военном кабинете роты. И все же получить звание вице-сержанта Ковалеву помешали его вспыльчивость, несдержанность и эти постоянные столкновения со старшими.
— Еще нет, — Гербов нахмурился, — но скоро присвоят…
— Сема, — желая тоже удивить чем-нибудь друга, сказал Самсонов, — а мы в отделении подсказывание поставили на научную почву. Может, вам пригодится?
Самсонов любил изъясняться витиевато, не всегда точно понимая значение употребляемых слов. Гербов посмотрел с недоумением.
— Как это подсказывание на научной почве?
— А так, — по обыкновению добродушно улыбаясь, начал объяснять Самсонов: — у нас в отделении есть группа «отвлекающая» и группа «подсказывающая». Отвлекающая…
— Знаете, друзья, — строго прервал Семен, — вы мне последнее время перестали нравиться. Вот ты, Сеня… — Самсонов невинно поднял белесые ресницы. — Вчера на прогулке плохо шел в строю.
— Понимаешь… — начал было Самсонов.
— Я видел! — оборвал его Гербов.
— Школьные привычки, — виновато вздохнул Самсонов, ожидая снисхождения, и потер тыльной частью ладони черное пятнышко на конце носа.
— Странные привычки, — нахмурился Семен. — И еще у тебя пуговицы позеленели…
— Мела нет, — вступился было за Самсонова Гурыба, но сразу умолк под суровым взглядом Гербова.
— Ума не приложу, где мела достать, — подхватил Самсонов.
— Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе сам пуговицы почистил? — без тени снисходительности спросил Семен.
— Я, Сема, почищу… Честное суворовское! — и белесые ресницы убедительно дрогнули.
— Сема, — вкрадчиво сказал Гурыба, — ты, помнишь, обещал научить нас играть в шахматы и пойти в кино.
— Как же я с вами пойду, если у вас двойки… на научной почве. — Гербов улыбнулся, и ребята поняли, что полоса строгости прошла.
Они наперебой стали уверять:
— Мы исправим!
— Печальный случай!
— Ну, смотрите, — смягчился Семен, — если до следующей субботы исправите, — он помолчал, подбирая веские слова, — как вице-сержант, обещаю попросить разрешения у майора Тутукина пойти с вами в город.
— Ур-ра! — закричали Гурыба и Самсонов.
— Отставить крик. Только смотрите: каждый день проверять буду, как выполняете…
— Выполним, — твердо сказал Самсонов.
— Мы тебе пончиков принесем, — движимый самыми благородными побуждениями сообщил Гурыба.
Гербов даже немного обиделся:
— Я вас своими угостить могу! А картину я тебе нарисовал, вечером дам, — обратился он к Самсонову.
— Дай сейчас!
— Нет, вечером…
— Ну, смотри ж. А мне мама письмо прислала, — показать? — спросил Самсонов.
Он порылся в карманах среди бечевок, катушек и огрызков карандашей и протянул Гербову конверт.
— Ты где жил до училища? — спросил его Семен.
— Я из Константиновки… Меня мучает, Сема, вопрос: Константинополь не от нашей Константиновки название получил?
— Острый ум, — добродушно усмехнулся Гербов, — наверняка от вашей Константиновки. Ну, давай письмо прочту, да мне в роту пора: мы через час едем в гости к курсантам артиллерийского училища.
2По замыслу капитана Боканова, заранее договорившегося с командованием артучилища, эта экскурсия должна была показать суворовцам образец идеального воинского порядка и чистоты.
Все шло именно так, как хотелось Боканову. В сияющих чистотой спальнях дневальные так ловко и четко докладывали дежурному офицеру, что Пашков восхищенно шепнул Лыкову:
— Здорово!
— А порядок какой! — так же тихо ответил Лыков, оглядывая ряд заправленных коек. — Нам еще далеко до этого…
— А трудно придется, когда курсантами станем, — пробормотал Пашков.
— Да, здесь, детка, не то, что у нас, — зная, что Пашков побаивается строгостей воинского режима, сказал Лыков.
Страстный почитатель строевой службы, Лыков старался запомнить все: как щелкают курсанты каблуками, поворачиваясь кругом, как, придерживая шашку на бедре, подбегают они к офицеру при оклике, как держат руку у шапки.
Мысленно он решил, что он тоже будет «припечатывать» подошвы, а докладывая, приставлять правую ногу к левой замедленно, словно приволакивая, — получалось как-то особенно небрежно-молодцевато.
В артиллерийском парке Лыкова поразило равнение стволов и лафетов орудий, казалось только что сошедших с заводского конвейера, но уже украшенных боевыми звездами побед.
Высокий худощавый лейтенант со шпорами на слегка кривых ногах провел суворовцев в конюшни. Здесь тоже царил идеальный порядок, — желтел глинобитный пол, поблескивали термометры на столбах. Тишину нарушали кони мерным хрустом да перестуком копыт. Лейтенант подошел к стройному красавцу коню, над которым висела дощечка с надписью «Строптивый», любовно погладил его черный, словно лакированный, круп и попросил, обращаясь к Лыкову:
— Дайте, товарищ суворовец, носовой платок, — посмотрим, нет ли на конях пыли?
Лыков торопливо полез в карман, но тотчас смущенно спрятал платок обратно, — он был далеко не первой свежести.
— Ну, хорошо, — лейтенант сделал вид, что ничего не заметил. — Если у вас платок далеко, я свой достану! — и офицер развернул кипенно белый платок. — На каком коне проверим? — спросил он у Лыкова.
— На этом, — Василий кивнул на вороного, почему-то решив, что на нем скорее, чем на других, будет обнаружена пыль.
Офицер несколько раз провел платком по крупу коня, но платок не утратил своей белизны.
Потом они пошли смотреть рубку лозы. День был холодный, ребята даже в шинелях поеживались, а курсантам и в гимнастерках, видно, не было холодно. Наклоняя то вправо, то влево гибкие тела, они точным взмахом сверкающего клинка срезали лозу, чуть подавшись вперед, брали препятствие, красивой рысью проходили по кругу. Все тот же лейтенант, подъехав на коне к суворовцам, спросил с вежливой улыбкой:
