Анатолий Приставкин - Городок
И еще одно, уже более серьезное подтверждение слухов: прямо от Зяба, в направлении Вор-городка стали отсыпать дорогу. Временную пока дорогу, щебеночную, но кто не знает, что щебеночные временные дороги после десяти лет эксплуатации по своей цене приближаются к тем же асфальтовым, так называемым с твердым покрытием и влетают государству в копеечку. Не о цене сейчас дело. Дорога — факт, неопровержимо доказывающий, что строители подбирались к Вор-городку. Как дотянут до Вальчика, так и Вор-городку конец. А до Вальчика, при нынешней вялой и халтурной отсыпке, по оценке знающих людей, им тянуть эту дорогу не меньше года. Но что такое год для тех, кто приехал жить навсегда?
Первой, как потом вспоминали, засвиристела насчет новых слухов жена Васи Самохина, тракториста треста Строймеханизация, Нелька. Сама Нелька, молодая и красивая бабенка, с развратными козьими глазами, работала в конторе Гидропроекта. Будто там на столе своего начальства Нелькина подруга углядела пресловутый план застройки Вор-городка.
Все в городке знали, что Нелька — баба пустая и вздорная то ли по молодости, то ли по недостатку ума и сплетен у нее всегда полный рот, не зря она среди таких же молодых девок весь день толчется. Им и работать некогда, только по магазинам бегать да слухи на хвосте, как сороки, разносить. И все-таки...
Хоть верить Нельке целиком нельзя, да ведь дорогу-то отсыпают, и дорога та, как Нелькин язык, все длиннее и длиннее становится. Самой-то Нельке чего, кажется, паниковать? Они, Самохины, свою времянку кое-как слепили и надеются к Новому году в Зяб перебираться, им вроде бы квартира обещана. Оттого Самохины и живут, как на вокзале, ни мебели приличной, ни абажура, ни обоев на стенах: неряшливое, словом, жилье. Нет чтобы лишний рас после работы веником махнуть, пришла, сумку кинула побежала к соседям: Коле-Поле новый слух докладывает.
Коля-Поля — молодожены. По распределению учительствовать сюда приехали. Хозяйства своего нет, ни строить, ни жить не умеют. Домик-засыпуха у них хоть и чистый, но голый, одни книги кругом. Им, говорят, давали общежитие в Зябе, порознь, разумеется, но они купили в Вор-городке времянку за восемьсот рублей (на все родительские свадебные деньги) и теперь старались наладить свой быт. Ходили всюду они вместе, и работали вместе, и ели вместе, и даже мысли у них были какие-то одинаковые, так что в Вор-городке их одноименно и не раздельно стали звать: Коля-Поля.
Коля-Поля разволновались от Нелькиной болтовни и было отчего. Хоть хозяйство малое, но свое, добытое дорогой ценой. К тому же Коля-Поля собирались стать родителями, чего многоопытная Нелька еще не проведала, а жить с ребенком в общежитии никак невозможно.
Едва быстрословная трепливая Нелька выпорхнула от них, чтобы успеть обежать до темноты остальных знакомых, как Коля-Поля надели резиновые сапоги (одинаковые, у них был один размер ноги — тридцать девятый), надели спортивные куртки, тоже одинаковые, и пошли в дом напротив по их улице Сказочной, к единственной знакомой здесь, тете Гале.
Тетя Галя, Гавочка, так произносил ее имя картавый директор урса и так ее звали в городке, работала директором зябовской столовой и принимала посильное участие в судьбе двух непрактичных, ни к чему не приспособленных молодых людей.
Домик у Гавочки небольшой, но уютный, полированная мебель, трельяж, телевизор. Деревянная низкая тахта накрыта польским узорным покрывалом. А раздевалочка и кухонька отгорожены чистыми ситцевыми занавесками. У дверей индийский цветной половичок положен. Все хорошо у Гавочки, одна беда — детей нет. Может быть, с детишками не так бы все ухожено было, да уж точно был бы дом настоящим домом, а не музеем, где лишний шаг сделать страшно, не то что присесть на стул.
Коля-Поля, потоптавшись, сняли сапоги в прихожей и присели на краешек тахты. Они пересказали ей Нелькину сплетню, про план, про исполком, про указание бороться с застройщиками и прочее в том же духе. Вид у Коли-Поли был удрученный. Они жили тут недавно, в такие переделки не попадали и не были готовы к ним. Им предстояло все это пережить.
Тетя Галя, Гавочка, наоборот, была старожилом на этой улице, да и во всем Вор-городке; это она, кстати, посоветовала Коле-Поле перебираться сюда для жительства, она же и подыскала нужную времяночку, помогала переезжать и на первых порах подкармливала их.
Гавочка вообще, несмотря на общепитовскую закалку, была сердобольным и чувствительным человеком. В сорок пять лет она знала цену человеческому сочувствию и умела сострадать. Новость, которую принесли Коля-Поля, Гавочка приняла спокойно. «Ничего не будет,— так она сказала.— Здесь советская власть, и никого еще без жилья на улицу не выкинули. Снесут, значит, дадут в Зябе. Но скорей всего, что не снесут. А потому спите, детишки, спокойно, а Поля особенно, потому что ей волноваться вредно».
Поля покраснела и кивнула. Когда молодые люди ушли, Гавочка включила телевизор и принялась старательно смотреть очередную серию телевизионного фильма о милиции. В середине фильма, в самом захватывающем месте, где преступника почти что настигают и только случайность помогает ему вывернуться из опасной ловушки, Гавочка отчего-то задумалась и выключила телевизор.
Гавочка была строгой и красивой женщиной. Темные густые волосы собраны пучком на затылке, большие серые глаза под черными бровями, и губы, чувственные, нежно-красные, никогда не знавшие помады.
Гавочка посмотрела на себя в зеркало, наскоро, как бы небрежно, одним прикосновением руки поправила волосы и стала одеваться, на дворе уже было начало осени.
С непокрытой головой, в плащике и цветных резиновых сапогах она прошла в самый конец своей улицы Сказочной, и встречающиеся мужчины, да и женщины, оглядывались ей вслед. Было в ее походке что-то независимое, хоть стояла на улице грязина по колено и идти приходилось осторожно, прижимаясь к самым заборам.
Направлялась Гавочка к старику Макару, жившему в одиночку, как и она, в небольшом щитовом домике, втором от края. Дед Макар работал в той же конторе Гидропроекта, где и Нелька Самохина, и от него надеялась Гавочка узнать подробности.
Деду Макару было за шестьдесят. Всю жизнь протаскался он геологом по рекам Сибири и к окончанию жизни имел построенный в Москве кооперативчик. Но вдруг оставил его вышедшей замуж дочке, а сам приехал на Север и поселился в Вор-городке.
Жил дед Макар просто, варил себе овсяную кашу, проповедовал какую-то замысловатую теорию электрического происхождения мира, и в доме у него была непонятная вращающаяся машина, на которой крутились планеты и где-то среди них была Земля.
В Вор-городке да и в самой конторе деда Макара мало кто принимал всерьез из-за его чудачеств и старомодности, бог знает каким образом сохранившейся до наших дней. Носил он старинное золотое пенсне на шнурочке, надевал на работу черный костюм, женщинам по утрам изящно целовал руку и говорил «мерси». Был до крайности щепетилен и никогда не просил обратно занятых у него денег, чем, естественно, всегда пользовались молодые современные нахалы и нахалки. Над дедом Макаром потешались, немного жалели, некоторые считали его неудачником. Не то, что осуждалось окружающими, нравилось Гавочке, она может быть, первой поняла деда Макара и прониклась к нему сочувствием.
Дом деда Макара был почти единственным, который она посещала, не считая странных отлучек, в полгода раз, из Вор-городка. Наверное, трепали, не могли не трепать всякие несуразности про эти ее визиты к деду, она умела ничего не слышать и делать так, как ей хочется. Дед же Макар был далек от всякой реальности, ему и на ум не могли прийти какие-то сплетни.
Он был одет в просторную теплую толстовку с огромными карманами и валенки, принял Гавочку у дверей, поцеловал ей руку, пригласил заходить испить с ним кофе. На столе, рядом с крошечной электрической плиткой («В магазине учебных пособий, дорогая Галина Андреевна, такие плиточки продают, весьма и весьма удобная штука!»), стояла ручная кофемолка и мельхиоровая посудина для варки кофе, сахар был в серебряной сахарнице, и там же лежали щипчики.
Гавочка не отказалась от кофе, который и был ей подан с превеликими церемониями. Дед Макар был мил и подшучивал над своими кулинарными способностями. Он знал, что Гавочка прекрасно сама готовит. Зашел разговор о всяческих делах, о конторе, где служил дед Макар, и тут было деликатно спрошено, нет ли каких слухов по поводу Вор-городка. Оказывается, были такие слухи. И дед Макар неторопливо пересказал случай про чертежницу Машу, которая своими глазами видела у начальника отдела на столе план застройки Вор-городка.
— Вы верите? Это серьезно? — спрашивала, не выказывая никакого волнения, Гавочка.
— Да как вам сказать, милая Галина Андреевна,— отвечал тот, все так же продолжая колдовать над очередной чашечкой кофе, теперь уже для себя. — Все может быть. Они вправе здесь строить, не так ли?