Михаил Коршунов - Двое в дороге
Когда приехали в Хабаровку, дед достал деньги.
Мы сказали, что деньги с попутчиков не берем: если в машине едут двое, а поместиться могут трое, то должны ехать трое. И деньги тут ни при чем.
Она села вскоре после деда. Была в гостях у матери в совхозе и возвращалась в город.
Я спросил, что она делает в городе.
— Учусь в вечерней школе. — Потом добавила: — И работаю.
— А кем работаешь?
Девушка смутилась.
— Техничкой в интернате.
Кир не понял, что такое техничка.
— Ну, мою полы, убираю. Нянечка я, уборщица.
Кир говорит:
— Я тоже люблю убирать, мыть машину.
Девушка смеется. Она больше не стесняется нас.
— Еще я была поварихой. В детском саду.
— А трудно быть поварихой? — спрашивает Кир.
— Сначала было трудно. Нельзя опаздывать с обедом: дети уснут. Набегаются за день и с ног падают, спать хотят.
— Я тоже, когда спать хочу, падаю с ног, — говорит Кир.
Девушка смеется.
Он сразу попросил:
— Нельзя ли побыстрее!
— А что случилось?
Это был паренек рыжий и конопатый. Чуб его вспыхивал на солнце, точно факел.
— Автолавка проехала. Догнать мне ее надо.
— Догоним.
Я подбавил скорости. Требовалось выручить человека: догнать магазин. И мы его догнали. Посигналили, чтобы остановился.
Магазин остановился. Паренек был счастлив.
Девочка в белом школьном переднике. Робко махнула рукой. Возле девочки на чемодане сидела пожилая женщина. Мы с Киром затормозили.
Это оказались бабушка с внучкой. Бабушка провожала внучку в пионерский лагерь.
— Вы ее до переезда через железную дорогу. Пожалуйста, не откажите. Там у них собрание назначено, — говорит бабушка.
— Сбор, а не собрание, — поправляет внучка.
Я помог поставить в машину чемодан. Кир сказал:
— Хочешь, садись впереди.
Бабушка попыталась сунуть мне в карман деньги.
Кир поспешил удержать ее руку.
Если в машине едут двое, а поместиться могут трое, то должны ехать трое. И деньги тут ни при чем.
На огонек
Он вышел к нам из леса — старый одинокий пес.
Мы грели на спиртовке мясные консервы, поджаривали лук. Он стоял и смотрел: прогоним или нет.
— Иди к нам, — сказал Кир. — Иди. Не бойся.
Но он боялся.
Мы кончили греть мясо, поджаривать лук. Поставили на спиртовку чайник.
Мясо разделили на три части — себе и ему. Себе с луком, ему без лука. Положили в пустую консервную банку, пододвинули навстречу. Он испугался, отбежал. Не поверил.
Мы начали есть
Он медленно обошел вокруг нас, все еще приглядываясь, что за люди — хорошие или плохие. Наконец рискнул и остановился у мяса.
— Не торопись, — сказал Кир. — Оно горячее.
Так мы подружились с этим бродячим псом. И вскоре сидели рядом вокруг спиртовки, на которой закипал маленький походный чайник. Пес полностью доверился: вытянул усталые лапы, положил под голову ухо и уснул.
Чайник закипел. Мы погасили спиртовку. Разлили кипяток в чашки и бросили по щепотке чаю. Подождали, пока заварится, опустится на дно чашек.
Пес во сне дергал лапами, вздрагивал, вздыхал.
Мы попили чай. Потом я закурил, а Кир помыл посуду. Собрали мусор и отнесли в канаву. Крошки высыпали в траву муравьям. Начали укладывать вещи.
Пес проснулся, с тревогой наблюдал за нами: он не хотел расставаться.
Когда вещи были уложены, мы сели в машину. Помахали псу на прощание и поехали.
Вдруг Кир сказал:
— Он бежит за нами.
Я сбавил скорость. Для чего — не знаю. Взять его с собой мы не могли.
— Папа, он догоняет.
Пес бежал изо всех сил.
— Лучше скорее уедем, папа.
Я прибавил газу. А пес все бежал и бежал.
Мы с Киром привыкли к встречам и расставаниям. Но это расставание было особенно тягостным.
Долго мы потом ехали и молчали.
Среди своих
Есть море. Есть пляж. Но есть еще гараж с ремонтными цехами. Мы с Киром в пансионате для автотуристов.
Я с утра на пляже, а Кир с утра в гараже, в ремонтных цехах.
Каждый отдыхает, как ему хочется. Мы друг другу не мешаем.
Отдыхать — значит не только купаться или лежать на солнце.
Отдыхать — это еще заниматься любимым делом.
А здесь для Кира любимого дела с избытком: триста машин! И такого не бывает, чтобы все сразу были исправными. Обязательно кто-то что-то ремонтирует, регулирует, отвинчивает, привинчивает.
И вот это «что-то» интересует сейчас Кира больше, чем море с пляжем.
И хорошо. Пусть.
В гараже живут два серых журавля.
Когда Кир сидит с механиками в ремонтной яме, рассматривает, как устроен автомобиль снизу, журавли сидят на автомобиле сверху.
Если автомобиль перекатывают с ямы на эстакаду или из сварочного цеха в малярный, журавли идут следом.
Они не любопытны, но любят компанию. В особенности — Кира. Ну, а Кир идет туда, куда катят автомобиль.
Все механики, электрики, жестянщики, маляры — приятели Кира.
Они в комбинезонах и в клетчатых рубашках. Он свой среди своих.
Каждый день Кир сообщает мне что-нибудь новое.
— Знаешь, я сегодня заправил нигролом шприц. Сам. Большой, с двумя ручками.
— Знаешь, я сегодня сменил лампочку в подфарнике. Проверил давление в баллонах.
— Знаешь, я сегодня выкрутил свечу у «Победы», а у «Москвича» снял колесо.
Мне кажется, в отношении свечи и колеса Кир прихвастнул, что сделал все самостоятельно.
— Если кто-нибудь и помог тебе, — говорю я осторожно, — не беда. Гайки на колесах тугие. И свеча тоже крепко закручена.
— Но я сам. Почти сам справился. Даже палец сбил. Вот.
Кир показывает сбитый палец.
— Промыли бензином, а потом велели окунуть в банку с чистым маслом.
Я больше не уточняю — «сам» или «почти сам» Кир справился с колесом и свечой. Не теперь, так через год, через два, через пять — он будет делать все самостоятельно.
Потому что хочет.
Потому что это любимое.
Кир уснул в углу гаража на старых резиновых камерах. Сбоку уснули серые журавли. Они любят компанию. В особенности — Кира.
Механикн мне сказали:
— Уморились. Все трое.
Я взял Кира на руки — легкий и тонкий, как журавленок, открыл глаза, улыбнулся и вновь уснул.
Я тихонько понес его к морю.
